Ему положено — гот всё таки. Поэзия смерти, романтика последнего выдоха…

«Фасоны платьев модников и модниц и карикатуры на них», «Модный приговор или — Сколько стоило стильно и модно одеться в Викторианскую эпоху ?» ,«Два мира — два детства», «Чайные клипперы. открытки и лотерейные билеты на гонки », сканы научно-популярного журнала (типа нашей «техники и молодёжи»), посвящённые первой мировой войне, «Сухопутные бронированые монстры »… и т.д и т.п

Вот например — что это такое? :)

Ефрейтор Тино.

На счёт «перенасыщения» — это очень, очень сильно сказано. Не товаров много — денег у населения на это мало.

Понра. В первую очередь — аккуратность. За это «жирный +» :)

+1 Наверное стоило хотя-бы 2 часа поработать над ней. «Ранний Зеро-примитивизм » :)

Чтобы «умела и давала ...»? :)))

Жаль, а то «прижизненный ворклог» из фотографий есть от котлована до верхушки :)

В качестве извинения приведу статью Юрия Филатова о наркотиках во Владивостоке…

Наркобароны старого Владивостока

В дореволюционном городе опиум был основным источником дохода местных полицейских и чиновников

Юрий Филатов

Население Владивостока к началу ХХ века значительно выросло, в основном, к сожалению, за счет переселенцев из Китая, которые принесли с собой тягу к опиокурению и азартным играм. Центром наркопотребления и игорных притонов стала Миллионка — городской микрорайон на улицах Семеновской, Корейской, Фонтанной и Алеутской.

Местные домовладельцы быстро находили общий язык с городской полицией. Содержатели опиекурильных притонов ежемесячно выплачивали квартальным надзирателям 1 000 рублей.

Так, полицмейстер полковник Лединг в рапорте на имя военного губернатора Приморской области справедливо указывал: «Я позволю себе доложить, что опиокурение влечет за собой обогащение тех лиц, которым поручается непосредственное преследование этих явлений. Для таких лиц, как околоточные и городовые, слишком большой соблазн, легкая возможность заработать лишний рубль или десятку, и в большинстве своем они остаются безнаказанными. За одно это, по подозрению, без фактических данных, я считаю невозможным удалять со службы чинов полиции, так как уверен, что вновь принятые чины не избегут этого же соблазна».

Но вскоре «жертвой соблазна» оказался сам полковник. Группа китайских подданных, живущих во Владивостоке, направила коменданту крепости генерал-лейтенанту Ирману жалобу, в которой говорилось, что полицмейстер через китайцев "… собрал с нас четыре тысячи рублей на предмет разрешения нам иметь опиекурильни и банковки (игорные притоны), за которые обещал не преследовать в течение полугода". Но налеты полиции на Миллионку продолжались, что и вызвало искреннюю обиду ее подателей.

Как это практикуется и в наше время, жалоба для проведения служебного расследования была передана самому полицмейстеру. В своем отчете Лединг сообщил: "… оказалось, что не только низшие чины полиции занимались поборами среди многочисленных тайных опиекурилен, но и от имени моих ближайших помощников функционировала целая партия переводчиков-китайцев, которые занимались только тем, что собирали деньги, облагая притоны ежемесячной платой даже от моего имени". По утверждению полковника, ни сам он, ни его ближайшие помощники к этим делам отношения не имеют. Поэтому «ябеда» была оставлена без последствий. Но главари местного наркобизнеса имели связи не только в полиции, но и в администрации города.

Как сообщал губернатору полицмейстер: «В числе уличенных в содержании банковок и опиекурилен лиц оказались несколько богатых и влиятельных китайцев, которые по воспоследовании распоряжения о высылке их за границу не замедлили пустить в ход все пружины, чтобы добиться отмены этого распоряжения… При этом оказалось, что у таких китайцев имеются многочисленные русские покровители, из коих некоторые занимают в обществе довольно видное положение».

Спрос на сырье рождал предложение, и потому в крае большая часть земель, арендованная у крестьян китайцами, стала засеваться опийным маком. Но когда яковлевский волостной староста по настоянию местных жителей потребовал уничтожения губительных для населения посевов, уездный исправник категорически этому воспротивился. А на следующий год маковые плантации стали больше чуть ли не вдвое.

Нельзя сказать, что правительство не пыталось навести порядок на далекой окраине. 7 июня 1917 года оно приняло закон «О мерах борьбы с опиокурением», а 17 числа уже внесло в него дополнительные пункты: «В Приамурском генерал-губернаторстве посев мака запрещается. Запрещается привозить из-за границы курительный опиум, а также трубки и другие приспособления для курения опия».

Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, дополнили постановлением: «За производство посевов мака в пределах Приамурского генерал-губернаторства виновные подвергаются: заключению в тюрьму на срок от одного до шести месяцев и денежному взысканию в размере 300 руб. за каждую десятину или часть десятины посева...».

А Уложение о наказаниях уголовных и исправительных было дополнено таким постановлением: «Виновные в изготовлении, приобретении, хранении и сбыте курительного опия, а равно трубок и других приспособлений для курения его подвергаются: заключению в тюрьму на время от четырех месяцев до одного года и денежному взысканию не свыше 500 руб. Тому же наказанию подвергаются и лица за предоставление помещения для опиокурения!» Напугали бабку дедом, а кота сосиской…

9 января 1917 г. начальник контрразведки крепости Владивосток Воеводин докладывал в контрразведывательное отделение штаба Приамурского военного округа о том, что в июле 1916 года полицмейстером города было выдано разрешение на устройство химического завода и получения им сильнодействующих веществ, в том числе и опия.

Совладельцами завода являются отставной генерал Корпуса жандармов Семенов, городской полицмейстер полковник Баранов, начальник сыскной полиции Мажников, бывшие уголовники Левицкий и Джафаров, он же Кобыльский.

Из докладной: «Опиум выписывался в большом количестве на несуществующий завод и сбывался здесь китайцам, а также отправлялся в Шанхай на пароходах Добровольного флота „Полтава“ и „Москва“ с почтовыми чиновниками».

Схема была проста. Сибирский банк легально закупал на Ближнем Востоке дешевый низкокачественный опиум и отправлял его для переработки в лекарственный препарат на соответствующие заводы. Купленный банком фунт опиума за 22 руб. перепродавался в городе за 110 руб., а в Шанхае за 500. Только в нем совладельцы заработали 200 000 руб.

Наркобизнес вызвал коммерческий интерес даже у приамурского генерал-губернатора, шталмейстера двора Его императорского величества Гондатти. Его компаньонами стали полицмейстер Хабаровска Баринов и китаец Сундзо Дэ. Последний открыл в городе 50 опиекурилен, 25 банковок и многочисленные точки розничной продажи опиума. Чинам полиции было дано строжайшее указание деятельностью этих заведений не заниматься.

Только от продажи опиума компаньоны получили за год свыше 300 000 рублей чистой прибыли. Когда в марте 1917 г. бывшего шталмейстера арестовали, то во время обыска его служебного кабинета было обнаружено 24 кг курительного опиума.

Но расцвет наркоторговли наступил с 1918 года, во время Гражданской войны и пребывания на территории Приморья Экспедиционного корпуса стран Антанты.

Газета «Эхо» за 17 мая 1919 года сообщала читателям: «Начиная от китайской границы и до Никольска (Уссурийск) вся пахотная земля, прилегающая к реке Суйфун (Раздольная) засеяна маком. Вся хорошая земля в аренде у китайцев. Арендаторы за десятину дают 500 рублей, и все засевается маком».

В октябре 1922 года Приморье вошло в состав РСФСР, и на его территории распространилось действие законов Федерации. Борьбой с наркобизнесом занялись уголовный розыск и ОГПУ. По оперативным сведениям сбытом наркотиков (опиума, кокаина, гашиша и анаши) занималась целая преступная организация, имеющая связь внутри страны. В 1925 году при обыске одного притона на Миллионке была обнаружена большая партия гашиша и анаши, закатанная фабричным способом в жестяные банки, доставленные из Туркестана.

Поступали наркотики во Владивосток и с дипломатическим багажом. С этим каналом было особенно трудно бороться. В августе 1936 года НКВД арестовало большую группу граждан Японии, уже много лет проживавших в городе. Давние связи помогли им наладить доставку наркотиков не только в Приморье, но и за его пределы.

И все же жесткая политика Москвы во второй половине 30-х годов прошлого столетия позволила значительно сократить не только потребление, но и доставку наркотиков в край.

На каком-то интернет-аукционе продавалась за 400 рублей кажется. Сейчас уберу, спасибо.

Попробую найти. А Вам «синьки» чертёжные Эйфелевой башни не нужны? А то нашёл, а куда засунуть — не знаю.

??? Правда ??? А я нашел это с подписанным «женская курительная трубка для опиума. 11 век.» Неужели обманулся? :(

Чертежи маршрутки? :)

Жадность к деньгам убивает всё.

Именно так, только другими словами.

Меня тоже посетила такая мысль.

Я извиняюсь, что утомил чтением, но материала было на 2-3 большие статьи. Сокращал как мог, но всё равно масса фактов не поместилась :( Например про наркобаронов Дальнего востока и нарко-притоны в России.
Больше так не буду…

Кто-то спросит :«Где же здесь стимпанк ?»
Отвечу — «жизнь порою причудливее и занимательнее стимпанка.»
Это пожалуй последняя «серьёзная» статья, в последующем постараюсь писать топики «полегче»… ну может про детский труд «во славу матушки Виктории»…

Статья скомпилирована из 7-8 статей разных источников. К сожалению, не все ссылки успел запомнить…
www.eurolab.ua/encyclopedia/565/45081/
forgotten-tale.livejournal.com/427524.html
respect2china.ru/novosti/pochem-opium-dlya-naroda-ch-1
blc.tiu.ru/a34102-istoriya-opiumnye-vojny.html
www.opiummuseum.com/
и т.д.

Обычно это были грязные заведения, без фарфоровых плошек и комнат с ширмами. Никаких мягких подушек и гобеленов. Опиумные трубки не продавались, хотя некоторые джентльмены и пытались их купить. Чем старше трубка, чем больше курений через нее прошло, тем ценнее она становилась – вряд ли приличный мастер мог расстаться со своим сокровищем.

В газете London Society от 1868 года можно прочитать любопытную статью. Автор, оставшийся не известным, рассказывает о своем визите в опиумную курильню. Располагалась она в Bluegate Fields, больше известном как Tiger Bay. Собственно курильней была комната на втором этаже дома, в котором жил мастер. Простое помещение, столик и большая постель. Вот и все нехитрое убранство. Но главным богатством курилен всегда был опиум. Все остальное – литература и излишества.

Опиум нельзя курить как табак. Дело в том, что он не тлеет и не дымится, а дестиллируется, превращаясь в пар. «От трубок нет дыма, он слишком прекрасен, — говорит жена одного опиумного мастера. – Никто не должен курить опиум – никто не знает, как курить опиум, — если он настолько расточителен». Курение опиума – это церемония. Ритуал. Наркотики двадцатого века быстры и призваны даровать забвение. Опиум забвения не давал никогда. Он приносил покой и спокойствие, наблюдение за бурным потоком жизни со стороны, не входя в него.

Обычными посетителями опиумных мастеров были моряки. Едва соскочив на землю со своего судна, они торопились затуманить мозги, отсыпав горсть монет. Впрочем, благородные господа тоже частенько захаживали в подобные места, не чураясь простой обстановки. Но не забывайте, что большая часть людей употребляла вовсе не опиум, как теперь принято говорить, а лауданум или морфий. Хотя в эти сомнительные места захаживали представители богемы. Чарльз Диккенс не отрицал, что у опиумной курильни в «Тайне Эдвина Друда» был реальный прототип.

Иногда за весь день у мастера могло быть всего несколько клиентов. Народу было настолько много, что мастер не успевал присесть: едва докуривал один посетитель, тут же следующий был готов принять у него трубку с новой порцией опиума.

В начале двадцатого века опиумные курильни сошли на нет. Врачи наконец-то начали бить тревогу по поводу привыкания, и опиум получил статус «наркотика». В Англии увлеклись коноплей, чуть раньше пришел кокаин, чуть позже – ЛСД. Ритм жизни ускорился, и больше не возникало желания остановиться, погрузиться в ритуал, вдохнуть пары покоя.