Первая проба пера .

Давно хотела написать что то в стиле стимпанка. И вот, свершилась мечта идиота. А если по существу, то рассказ не большой и надеюсь он кому ни будь да и приглянется)
И еще, на последок, у рассказа нет названия, ибо муза покинула меня до того как я смогла что то придумать на эту тему.

Том сидел на крыше «паука» глубоко задумавшись, солнце пекло его голову, накрытую грязной рубашкой в разводах машинного масла, красные плечи были безвольно опущены, а ноги в грубых рабочих штанах потели, тяжелые сапоги выскальзывали из рук, иногда опомнившись он сжимал их сильнее, а потом опять забывался… Все его внимание привлекала пустыня. В ней не было ни чего интересного, никаких дюн, никаких барханов, ведь ветер был здесь не частым гостем.… Только белый, белый песок. Иногда из под него появлялись рельсы, они бликовали на солнце, отражая его беспощадные лучи и слепя глаза. Раздался громкий, немного охрипший, но требовательный свисток от капитана. Это и освободило Тома от гипноза жарких далей пустыни. Вздрогнув от неожиданности, парень чуть было не скатился вниз по крутым бокам механического паука, еще чуть-чуть и он оказался бы под одной из громадных лап этого неспешного, скрипящего чудовища, из которого клубами валил, мгновенно исчезающий, белый пар. Быстро обув сапоги Том спустился во внутрь, на капитанский мостик. В это тесной комнатушке было намного жарче чем снаружи и дико воняло потом. Капитан стоял у своего неиспользуемого руля, ведь этой машине надо было идти лишь вперед, не сворачивая. Он стоял в одних трусах, весь красный и мокрый от пота, его фигура оставляла желать лучшего, а большие белые уродливые шрамы на спине и груди пугали. Лицо капитана – неизменно злое, во рту – неизменно пустая но красивая трубка, которую ему вручил какой то знатный гражданин, после чего он, видимо, ее из рта и не выпускал (мундштук был весь в трещинах и следах от зубов).
— Иди, разбуди, этого грешного кочегара, черт его дери! Прожужжал капитан. Говорил он крайне не разборчиво. Мешала все та же прекрасная трубка, плотно сжатая тисками его кривых зубов. Но за три дня что Том здесь работал «помощником капитана» или просто парнем на побегушках, он уже разбирал речь этого человека и успел кое-как с ним свыкнуться, а за глаза называл его Шмель, слишком уж злобно он гудел. Открыв тяжелую дверь-люк, Том попал в еще меньшую каморку, по адски жаркую и душную. Она была заполнена кучами тусклого угля, который слабо отражал свет. Сухой Вилли, так звали кочегара, маленький щуплый человечек, спал на своей куртке, закрыв руками голову в больших перчатках. Весь черный и постоянно кашляющий, он так привык к жару печи, которая грела воду на пар, что когда выходил наружу жаловался на прохладу и спешил вернуться. Сухой Вилли был действительно сухим, его кожа всегда шелушилась, а вот пил он всегда, и если подвернется такая возможность выпивал все, на что хватало скудных денег и доводил себя до полного остекленения. Том толкнул его рукой, кочегар раскачиваясь сел. Потом медленно встал и молча, ни говоря не слова, лишь громко раскашлявшись, взял в свои тонкие, жилистые руки большую заляпанную лопату и прогнал «помощника» взглядом. Том не стал закрывать дверь и слышал, как кряхтя закидывает Вилли уголь в огненно-красное жерло печи. Эта печь, большая и вечно голодная, грела воду для парового двигателя, а тот в свою очередь, силой пара передвигал лапы механического паука. Машина действительно была похожа на это членистоногое – головогрудь центр управления, а большое овальное брюшко – до верху наполнено самым ценным, что осталось на этой земле. Водой. Механизм вез ее в столицу, к королевской семье, знатным господам, их слугам и просто, тем кому повезло стать там рабочим.
Том смотрел в окно, столица была уже не далеко и тут начиналось самое страшное… Из под каменных обломков зданий, из каких то нор в песке, вылезали люди. Они были измождены и еле могли стоять, прозрачные как миражи, они выползали из своих укрытий и просто смотрели в след машине, а потом так же безвольно уползали под камни… У Тома сжималась душа, ее крутило от жалости, боли и сострадания. Его ладони вспотели, сжались в кулаки, внутри разбушевалась злоба и негодование. И он не выдержал.
-Давайте дадим им воды!
Капитан ошалело посмотрел на него, попытался улыбнуться своим злым лицом и процедил сквозь зубы.
-Грешный идиот, если мы дадим им воды, он будут просить еще и еще… А потом наберутся сил и убьют нас! Ты не думал об этом? А вздумал бунт устроить, давай, вылетишь к ним же, как пробка. Посмотрим, как ты после этого работу найдешь.
Закончив, капитан рассмеялся, так же, сквозь зубы, высоко поднимая верхнюю губу обнажая зубы, а потом как ни в чем не бывало он отвернулся к рулю, заложил руки за спину, стараясь придать свой фигуре важности.
Том прикусил губу и замолчал. Капитан прав, безумно прав, ему действительно не найти работы, никакой, если уж получил работу надо держаться за нее зубами и руками. Столица и все станции по выкачке воды, работали по одному принципу — впускать и не выпускать и команды «пауков» были единственными, кто покидал их пределы. Они впускали ровно столько, сколько могли обеспечить работой. Но на всех ее не хватало… Вот, уже сверкает стеклянный купол над столицей, который из далека здорово похож на большую клетку с золотыми прутьями и городом внутри нее. Когда паук входил в ворота Восточного Пустынного Порта, Том подумал, разве нет у капитана родных, которые могли остаться снаружи? А потом опомнился и выбросил эту мысль из головы. Мгновенно рабочие засуетились вокруг паука, выкачивая их него воду и проверяя его механизмы. Сухой Вили уже исчез в толпе, получив свои деньги. Капитан, соизволивший натянуть штаны, пересчитывая деньги, подошел к своему помощнику и грубо сунул ему в руку четыре мятые бумажки, в два раза меньше чем Том должен был получить. Парень не знал что с ними делать, и куда ему вообще деться, везде суетились рабочие, вечно занятые делами. И Том просто решил подождать следующего отправления в ближайшем дешевом баре…