Четыреста метров в секунду( I часть)

Издатель глубоко вздохнул, смял рукопись и швырнул ее в корзину так, что с дальних полок широкого шкафа с немногочисленными наградами, поднялась в воздух вековая пыль. Усики его нервно подернулись, а маленькие собачьи глазки гневно вьедались в очередную жертву.
- Ересь! Несусветная ересь! Клянусь вам Харви, я ничего неправдоподобнее в жизни не читал! Какой еще пропавший профессор? Кому он интересен на страницах моей газеты? Домохозяйкам? Брокерам? И какие тайные службы задействованы в этот раз? Комитет благородных девиц?
Он повернулся к окну и устремил взгляд на коптящие трубы соседней фабрики. Там возле дверей пропускного пункта парень с фотоаппаратом и блокнотом пытался прорваться через многочисленную охрану к ветхому старичку, на ходу засыпая его вопросами. Старик отрицательно махал головой, а парень, буквально повиснув на плече охранника,  попытался сделать снимок. Огромная лапа охранника, обтянутая черной кожаной перчаткой, в порыве злости, тут же оторвала обьектив от фотоаппарата и испуганный журналист бросился на утек, схватив в охапку останки своей техники.  Второй более прыткий охранник догнал его в два шага на другом конце улицы, прямо у дверей издательства, и хорошенько прошелся по спине обидчика своего босса деревянной дубинкой. Вдоль тротуара полетели листки из блокнота, по проезжей части прокатилась коричневая широкополая шляпа, парень встал и, собрав несколько листков лежащих под ногами, открыл ветхую дверь издательства и вошел внутрь. Щеки издателя надулись и порозовели, он рассмеялся.
- Нет, Харви, ты это видел? Наш малыш Уилсон только что атаковал Старину Боба, нынешнего владельца фабрики! Готов поспорить на ящик таких фотоаппаратов, статья будет бомбой! 
Харви конечно же это видел. Он наблюдал всю картину из-за плеча издателя, от начала и до конца, мысленно признавая свое поражение. Уилсон заносчивый, третьесортный журналистишка, собирающий городские сплетни и пишущий их в собственной колонке, последнее время приобретал популярность, в отличие от него Харви, чья журналистская карьера стремительно катилась с горки снежным комом. А сам Уилсон, тем временем, был уже на этаже и незамедлительно ворвался в кабинет директора, гордо подняв рыжую голову ровно настолько,  чтобы мы могли заметить ссадину на шее и, демонстративно прихрамывая, сел на подоконник.
- Негодяй! Этот подлец получит по заслугам, когда я опубликую все те факты, которые сегодня подтвердились! Он еще приползет ко мне на корачках! Шеф, я сегодня разговаривал с одним сицилийцем, у меня есть все полицейские материалы по делу кражи музейных ценностей.
 Уилсон продолжил повествование, а Харви тяжело вздохнул и вышел из кабинета.
  Газета жила своей собственной полноценной жизнью. Активность бурлила ключом, вдоль длинного десятиметрового помещения были выставлены узкие столы, за которыми разные офисные работники творили свежий выпуск. По всему коридору крики и звуки стукающих по клавиатуре пальцев смешивались в общий гул. По помещению во все стороны летала бумага, мусорка стремительно наполнялась стаканами из под кофе и уже вовсю начала дымиться из за кучи непотушенных окурков, но в общей до предела напряженной атмосфере безразличия этому никто не придавал значения, равно как и окно никто так и не открыл. Рыжий герой сегодняшнего дня поравнялся с Харви уже на подходе к дверям.
- Я слышал, Ричи до сих пор не оклемался? Сколько времени он уже пьет? Шеф сказал, что скоро его уволит, нет смысла держать место первого журналиста за бездельником. Моя колонка все равно гораздо приятнее его глупых заметок. 
Уилсон улыбался, а Харви, сложив руки на груди так, чтобы не съездить по физиономии нахала, толкнул его плечом и уже возле дверей напоследок повернулся и сквозь зубы произнес:
- Знаешь Джордж, с таким рвением наживать себе влиятельных врагов, твоя пустая голова скоро всплывет под пристанью на Пьюр стрит, а то и не всплывет вовсе. 
 С лица Уилсона мигом пропала улыбка и все крутящиеся острые ответы и фразочки повисли на языке, лишившись возможности вырваться, а Харви довольный собой, поправил шляпу и вышел на улицу.
 Снаружи еще не рассвело и первые заспанные прохожие только начали заполнять улицы. Мало кто знает, что все печатные станки и руки ими управляющие, просыпаются намного раньше людей, читающих страницы ими произведенные. И многочисленные кофейни, томящиеся в самых разнообразных закутках этого клубка улиц, вот-вот откроют свои двери и начнут источать запах еще необсохшей типографской краски, свежесваренного кофе и только вынутых из печи дымящихся круассанов, привлекая многочисленных посетителей этой симфонией самых приятных запахов. Вот и Харви уже довольно долго впустую бродя по тротуару, почувствовав легкое чувство голода, свернул в одно из таких заведений, заказал кофе и свежий утренний номер своей , столь родной и ненавистной ему газеты. 
Крупное ограбление в пригороде, заметки про гончарное дело, мыловарение, очередной рецепт засолки грибов на зиму; неужели грибы намного интереснее многочисленных открытий, которые он ежедневно пытается осветить? Неужели кому-то интереснее читать про повара, нарезающего салат в разы быстрее, чем его оппоненты, нежели окунуться в подробности исчезновения известного русского академика, героя его статьи - которая сейчас покоится на дне мусорного ведра, в кабинете издателя. А ведь статья написана им вместе с Ричи и она просто обязана была быть опубликованной. Если бы конечно Ричи сам ее отнес, но лучший журналист издательства, сейчас переживает не самые лучшие времена. Сейчас его рука чаще тянется к стакану с алкоголем, чем к кнопкам печатной машинки. Кофе кончилось, как и круассаны, поэтому расплатившись по счету, Харви встал из-за столика и дворами направился к своему дому. Поднявшись по бетонным ступенькам, уже на входе в свое жилище, он заметил, что дверь просто распахнута настежь, но к сожалению позвать полицейских он не успел. Его схватили за отворот пальто и закинули в квартиру так, что он впечатался плечом в дверной проем и развернувшись, нелепо растянулся на ковре в зале. Тут же сидел и Ричи в компании нескольких серьезных, солидно одетых мужчин и, опустив голову, молчал. Весь дом был перевернут вверх дном. Харви попытался встать, переполняемый недовольством, но прикосновение чего-то холодного к затылку тут же прижало его обратно к полу. Всем своим нутром он чувствовал, что это был пистолет. 
 - Ну теперь, господа, все в сборе и я хотел бы осветить тему нашего собрания. Мистер Малкольм, будьте добры, усадите мистера Харви на стул, где ваше гостеприимство?- толстяк, в нелепо покроенном костюме спрятал пистолет и подвинув к Харви табурет, даже помог подняться с пола.
 - Мистер Харви, я прошу вас извинить моего друга, сегодня он на редкость груб и не деликатен. Итак, Ричи Сольска и Бен Харви, если я ни в чем не ошибаюсь?-столь вежливый собеседник, судя по всему являющийся большим боссом вопрошающе замолчал, а Харви и Ричи напряженно пытались разгадать дальнейшее течение этого диалога. Ричи нарушил молчание.
- Да, очень приятно.. Мистер? 
- Гарри Кеплер, служба национальной безопасности.- Страх сменило удивление и Харви набрался смелости вступить в диалог.
- И что же привело вас в наше скромное жилище, мистер Кеплер?
Мистер Кеплер, очевидно решив не удостаивать этот вопрос своим вниманием, поправил галстук и принялся задавать свои.
- Во первых мистер Сольска: где вы разнюхали информацию о профессоре Северном?
 Ричи виновато опустил голову и тихо пробормотал что-то невнятное и не разборчивое. Тут Харви заметил, что во всю его левую щеку, расположилась довольно не маленькая ссадина, которая наверняка была последствием его тяжелого характера и сильней всего сейчас, Бена напугала возможность, разделить его участь. Кеплер, очевидно уловив в бормотаниях Ричи какой-то одному ему известный смысл, кивнул и повернулся к напуганному Бену.
- А вы, Харви скажите, сколько человек знают о его существовании? Харви начал объяснять ему, что этим утром унес статью о Северном в редакцию. Все, кто находился в этой комнате, заметно напряглись, даже толстяк помогавший до этого перебраться Бену на стул, сейчас положил руку на рукоять пистолета, что служило весьма дурным предзнаменованием. Но когда история дошла до самого обидного и душещипательного момента, а именно до  момента отправления статьи в мусорное ведро, все присутствующие и даже Ричи, облегченно вздохнули, а Кеплер жестом показал толстяку  убрать руку от ремня подальше. Бен начал чувствовать себя заметно уютнее, сердце, готовое секунду назад вырваться из грудной клетки, успокоилось и начало плавно вставать на свое место. В эту минуту Кеплер встал и вышел из дома на улицу, а толстяк, вдруг стал серьезным в лице и достал пистолет. Харви не готовый к такому… лихому повороту событий, попытался было сбежать, но тело, онемевшее от страха, не слушалось и подпрыгнув с дивана, он растянулся по полу в позе своего недавнего, первоначального появления в комнате . Этим он кстати весьма позабавил и до смерти напуганного Ричи и толстяка машущего стволом  своего пистолета в сторону выхода. Уже через минуту над героической попыткой побега мистера Бена Харви, во всю смеялся и мистер Гарри Кеплер. А неудачный беглец недовольно насупившись, смотрел в окно с заднего сиденья дорогого, черного автомобиля под неустанные, блюзовые, радио мотивы.
 Помнится когда-то, в одном из юбилейных выпусков издания " Голд Таймс" была такая заметка, от одного из городских старожилов: " Кто бы что не говорил, но я своими глазами видел, как у центральных фонтанов Дюрей рождался блюз." Большинство журналистов тут же подхватили эту идею и настолько раздули ее, что горожане и по сей день безоговорочно верят, что было это именно так и называют между собой Дюрей: «Дорогой блюза», или «Бульваром одиноких музыкантов.»
Теперь же улица Дюрей переросла из бедной улочки лавочников, ремесленников и музыкантов, в местный бродвей и заполнившись элитными заведениями, по праву стала считаться одной из городских достопримечательностей. Вечно наполненная туристами и праздной молодежью, особенно воскресными вечерами, она выглядит как раскашенная елочная игрушка. По обоим сторонам улицы располагаются многочисленные, фешенебельные рестораны и гостиницы, с настолько варварски завышенными ценами, что простым смертным туда вход заказан. Здесь же, располагалась гостиница Ле Амор, скандально известная, буйным нравом своего персонала и звездным статусом своих постояльцев. Владелец гостиницы граф Жан иф Туше де Партильон, или просто Туше Партильон, был абсолютным чемпионом по количеству шокирующих заголовков со своим именем, чем обеспечивал своему заведению наиболее желательную для него рекламу. Внешне граф Партильон полностью соответствовал своему статусу бунтаря и дебошира. Огромное, неуклюжее тело, обтянутое дорогим костюмом. Торчащий, длинный нос, на котором неизменным атрибутом висели круглые, изящные очки. И руки олимпийского гиганта, на которых занимали свое место массивные, коллекционные кольца, являющиеся предметом зависти, многих представителей светского Дюрей.
В жизни у графа было два самых любимых увлечения. Во первых Туше Партильона истинно по французски, безудержным магнитом, так и тянуло к женщинам любого возраста и социального статуса. А во вторых, ни дня граф не мог провести, без вечерней порции азартных игр. И как и все закоренелые игроки, больше всего на свете он не любил проигрывать. Не любил настолько, что людей которым, на их же беду, везло больше чем графу в покер, блэкджек, или любую другую азартную игру, ждал отдельный «номер» в «Ле Амор», носящий скромное название " Долговая яма 422". Яма представляла собой просторную, довольно мрачную комнату с бетонными, холодными стенами и железной, массивной дверью. Бывалые карточные шулеры говорят, что попасть в «422» номер, это тоже, что добровольно лечь в могилу, одним словом,  не самое приятное ощущение. Когда-то, Ричи уже публиковал байку о «Яме», в юбилейном выпуске газеты «Ньюс», и благодаря широкому тиражу праздничного номера, новость разлетелась на ура. Еще целую неделю после выхода газеты, все казино города стояли полупустыми. А мадам Роэль, вдова весьма богатого генерала Роэля, даже отменила свой домашний турнир по «Королю пикей», проводимому исключительно среди ее подруг. Мадам Роэль, в момент отмены турнира, ссылалась на испуг связанный с газетной статьей, что так же, не осталось незамеченным. 
 В ту пору, Ричи очень славно повеселился, выдавая за официальные источники, сплетни в усмерть пьяных завсегдатаев баров и пабов всего города. И вот теперь по нелепой воле случая, именно он, терпеливо ожидал своей дальнейшей участи, связанный, лежащий на полу той самой, злополучной «Ямы». Рядом лицом вниз лежал Харви, не подающий абсолютно никаких признаков жизни. Желудок начало предательски посасывать, страх брал свое. Единственным источником света в комнате была настольная лампа, стоящая в самом дальнем углу и освещающая лишь ноги находящихся в помещении людей, да и то только по колено. И сейчас этот источник света бил Ричи прямо в глаза, создавая ужасные неудобства. Весь пол был покрыт водой и правая половина его лица, полностью утопала в этом искусственном болоте. Чья то рука, резко схватила его за волосы и развернув носом в пол, сильно надавила сверху. Ноздри оказались зажаты, а в рот тут же набралась вода, на зубах заскрипел песок. Попытка высвободиться ни к чему не привела, поэтому последние остатки воздуха были израсходованы на бессознательный, отчаянный крик. 
- Посадите его.
Хватка ослабла и Ричи резко дернул головой вверх, чтобы успеть сделать хотя бы глоток спертого, но живительного воздуха, перед своим следующим «нырком». Но планы изменились, рука схватила его за отворот рубашки и подняв тело высоко над землей, одним движением впечатала беднягу в близжайшую стену так, что весь запас «живительного воздуха» вышел из него, сопровождаясь глубоким стоном. Острые камни больно врезались в спину. От удара сознание Ричи помутнилось, свет лампы в глазах начал тускнеть, голова медленно опускалась на грудь, но видимо и от потери сознания здесь имели свое проверенное средство. Нога в дорогом, лакированном ботинке уперлась ему в плечо, а сверху на голову вылилось ведро воды настолько холодной, что об его макушку разбилась тонкая, ледяная корочка. Ричи вздрогнул, мороз пробрал до костей. Все тело начало потряхивать в судорогах. 
- Я не люблю долгие беседы мисье Сольска.
Судороги прекратились, громоподобный бас и щекочущий аромат дорогой сигары, тут же выдавали своего владельца.
Прошу извинений за длиннопост. Если кому то понравилось выложу еще кусочек. Спасибо за потраченное время.