"Благородный раб" (рассказ)
Доброго времени суток, уважаемые читатели. Я один из литераторов, работающих над созданием мира Dark O'Clock. Литературные работы Miguele_von_Grey, опубликованные на этом сайте и посвященные данной настольной ролевой системе, вы, вероятно, читали ранее. Сегодня я хочу познакомить вас с повествованием в несколько ином стиле и открыть вам еще один темный уголок этого удивительного мира. Данный рассказ является частью серии литературных работ, описывающих самые разнообразные явления Dark O'Clock.
Благородный раб
Глухие звуки ударов, гулким эхом отдающиеся в голове, запах дыма и абсолютная темнота. Меня куда-то несут в узком замкнутом пространстве. Это… деревянный ящик. Да-да, именно деревянный ящик! Запах гари столь сильный, что я едва различаю запах свежего дерева. Я лежу в куче свежей, ароматной стружки в деревянном ящике, и единственное, что вселяет в меня надежду – этот ящик совсем не похож на гроб. Воздух пыльный, ужасно душно. Снаружи доносятся странные звуки, но через некоторое время я уже могу различить шум работающих механизмов, треск огня, удары лопаты, свист пара, топот ног в тяжелых ботинках, стук колес о рельсы… Ящик грубо ставят на пол. Боль в спине начинает слишком явно требовать к себе внимания. Ящик настолько узок, что не оставляет возможности достаточно согнуть конечности, разгрести стружку и дотронуться до его стенки. Зато щели между досками не дают повода для беспокойства из-за недостатка кислорода. Но с таким количеством пыли и гари, вопрос о кислороде тоже весьма спорный. Чтож, приходится биться головой об ящик…
Из-за внешнего шума, услышали меня очень не скоро. Мне уже начало казаться, что в моей голове все перемешалось, и я до конца дней своих буду путать верх с низом. Когда мой висок был основательно отбит, наконец, послышалось спасительное скрипение железного инструмента о ящик. Кто-то пытается просунуть ломик в щель между крышкой и ящиком. Он тяжело дышит, и у него явно ничего не выходит. Спустя три сотни чертыханий, к его стараниям присоединяется еще несколько человек. Бесцеремонно царапая и встряхивая ящик своими инструментами, они безостановочно ругаются столь непристойно, что я замираю от изумления. Наконец, шесть ломов буквально разрывают крышку, вывихивая множество гвоздей. Гвозди невероятным образом успели основательно заржаветь, хотя, судя по всему, были вбиты в свежую древесину совсем недавно. Крышка скинута, и я вижу шестерых чумазых громил в заношенных робах. Их лица совершенно ничего не выражают. Пауза затягивается, и тишина становится невыносимой. В конце концов тот, что навис прямо над моей головой, вытер кулаком нос и просипел: «Э, #####, ранняя пташка!». Ребята тут же потеряли всяческий интерес ко мне и, побросав ломики, разошлись в разные стороны.
Чтобы сесть, мне пришлось приложить изрядные усилия. Спина ужасно болела, а конечности отказывались слушаться. Когда договориться с ослабевшим и затекшим телом удалось, и сидячее положение было победоносно принято, откуда-то из-за спины донесся низкий спокойный голос: «Доброе утро, мистер Томпсон». Здравый смысл удержал меня от соблазна резко повернуть голову назад. Застывшие шейные позвонки такого не прощают. Но в этот момент потенциальная угроза за спиной менее всего волновала меня. Мой разум был целиком поглощен осознанием себя. Этот человек назвал мое имя, но уверенности в том, что оно именно мое – не было. Далее мой пол. «Мистер» это, безусловно, обращение к мужчине. Идея о том, как согласовать свой пол, пришла спонтанно и весьма удачно. Один лишь взгляд на свои большие руки с широкими ладонями, и ноги в дорогих, но, определенно, мужских ботинках, разрешил все вопросы. Я – некий мистер Томпсон. Мужчина в дорогих ботинках и деревянном ящике. Пока что все логично и понятно. Но о себе точно нужно знать что-то еще. Я зажмурился и сосредоточился. Лавина ярких картинок накрыла меня, сердце зашлось в бешеном ритме, и я утонул в этом пестром супе, не успев ничего разобрать. Решено было открыть глаза и отмахнуться от всего этого. Потом все вспомню, главное, есть что. Я постарался придать лицу наиболее почтительное выражение, очень медленно и осторожно повернулся назад, пытаясь максимально быстро обнаружить источник голоса. Но его не было. Я стал отчаянно вертеть головой, пока не осознал, что это может выглядеть оскорбительно для того, кто, вероятно, имеет веские причины скрывать свою личность. Как только я рассредоточился, из темноты нагромождения бочек в мою сторону шагнула некая фигура. Я не заметил этого человека лишь оттого, что мои глаза отвыкли от света, но ему, похоже, понравилось мое замешательство. На лице, покрытом тенью от пыльной фуражки, расплылась кривая ухмылка. Незнакомец очень высокий, тощий и широкоплечий. Ремень на его брюках затянут до предела, но все равно болтается, словно обруч.
«Доброе утро», — отозвался я, приветственно склонив голову, но не принимая попыток выбраться из ящика. Мало ли что? «Здесь такой смог, что быстро перестаешь различать утро и вечер. Благо, у меня есть часы, показывающие которая нынче половина суток. Прочие же, глядя на часы на башне, уже давно перестали задаваться вопросом, утренняя или вечерняя смена заканчивается», — спокойно заговорил он, подходя к ящику и протягивая мне руку. Я схватился за его костлявую кисть, совершенно уверенный в том, что этот заморыш ничем не сможет мне помочь. К моему превеликому удивлению, он с легкостью привел меня в вертикальное положение одним рывком от локтя. Голова закружилась, в глазах потемнело. Он дружественно схватил меня за плечо, удерживая от падения. «Скоро оклемаетесь и все вспомните. Это побочный эффект от снотворного и ужасной транспортировки, быстро проходит». Он уже вытаскивал меня из ящика на каменный пол. «Обычно, я не уделяю внимания отдельным номерам груза – продолжал он – но с вами, как говорит начальник смены – особый случай. Тем более, вы очнулись намного раньше, чем остальные, а мне совершенно нечего делать до начала вечерней смены. Считайте, что выиграли свой последний счастливый билет, мистер Томпсон. Я всё вам расскажу и это, возможно, сохранит вашу жизнь». Я абсолютно не понимал, о чем он говорит. У меня вырвался лишь один возглас: «Остальные?!». Мой собеседник пожал плечами и указал куда-то в сторону от ящика, из которого я только что был извлечен с изрядным трудом. Я спешно обернулся, и увидел ряды точно таких же деревянных ящиков, уходящие вдаль от моего. Бесконечные ряды, теряющееся на горизонте. Я снова посмотрел на тощего незнакомца. Наверное, мое лицо было искажено гримасой неподдельного испуга. Он снова пожал плечами, и жестом пригласил меня следовать за ним.
Мы начали свой долгий путь через этот странный техногенный город. Назвать его просто заводом у меня бы не хватило наглости! Громады машин устремили свои башни в небо, где их скрывали низкие черные клубы смога. Ряды промышленных строений простирались во все стороны, куда только хватало взгляда, шумя, лязгая, и изрыгая клубы дыма. Грохотали колеса вагонов с углем и нефтью, раздавались отдаленные крики рабочих, и общий гул давил на уши все сильнее, вызывая головную боль и дезориентацию в пространстве. Все титаны из меди вокруг, вскоре слились для меня в единого грязного ревущего монстра, стремящегося утащить в свое пышущее чрево. Угольная пыль покрывала здесь все, забивая нос и рот, раздражая глаза и забираясь за шиворот. Я, наверное, вымазал все лицо, только лишь пытаясь очистить глаза. Я был близок к обмороку, когда мой спутник нащупал на обугленной стене ручку двери. Маленькая каморка, заваленная катушками с медной проволокой, ящиками с инструментами и различным металлоломом неизвестного мне назначения, гордо величалась здесь «кабинетом». Мне предложили деревянный пенек, пропитанный липкой грязью. Сам же мой проводник занял алюминиевый стул, придвинув его к трехногому столу, четвертую ножку которого замещала стопа гигантских ржавых гаек.
«Итак, продолжим нашу очень важную и познавательную беседу, сэр. Я последний, кто называет вас мистером, и Томпсоном, и сэром. Я последний, кто придает какое-либо значение вашему происхождению, титулу, финансовому состоянию, образованию и положению в обществе. Через несколько часов все эти границы сотрутся. Поймите две самые важные вещи: вашей жизни здесь угрожает реальная опасность, и ее сохранность в основном зависит от вашего здравомыслия, а точнее, смирения с наступившими обстоятельствами». Для работяги он владел слишком хорошей и правильно поставленной речью, что указывало на определенный уровень образования, несовместимый с положением, занимаемым этим человеком. Я начал осознавать происходящее, и все вопросы, возникающие в моей голове, тут же разрешались не самыми радостными вариантами ответов. Я предчувствовал ответ, когда задал свой первый вопрос: « Я даже не говорю о том, что здесь нарушены все возможные права белого человека, но вы не опасаетесь, что меня найдут, и у вас будут большие проблемы с посольством?». Долговязый юноша вытащил из соседней катушки толстую подшивку каких-то бумаг. Медленно перелистывая ее, он заговорил отрешенным, почти мечтательным тоном: « Мистер Томпсон, знали бы вы, сколько тысяч раз я слышал эти слова. Обожаю англичан за то, что они всегда вежливы и владеют собой. Ненавижу англичан за то, что они всегда несут чушь про ценность своей жизни. В этой папке тысячи имен. Рядом со многими из них стоят кресты – это значит, что этих людей больше нет с нами. У них даже нет могил, тела продают ученым для анатомирования. Вы заметили, как много ящиков стоит там, в первом квадрате? Это все оттого, что выживут менее сорока процентов из них. Большинство груза погибает в первые несколько недель работы. А новые партии ящиков все приходят, год от года ничто не изменяется в этом месте. Бездна Барнатт не существует ни на одной карте мира. Мы находимся в одном из глубочайших ущелий ниже уровня моря, в Богом забытом месте, куда никто никогда не заглянет на огонек. А если и вздумает – простится с жизнью в тот же вечер. Я повидал множество разных людей, были среди них и борцы за свободу и справедливость. Безнадежные бедолаги! Говорят, каждому здесь дается только один шанс. На самом деле, чаще всего – ни одного. Политика управленцев направлена на немедленное устранение каждого, кто может угрожать дисциплине. Но все верят в то, что сначала будет предупреждение. Повстанца привязывают к стрелкам башенных часов, когда наступает примерно двадцать минут восьмого, и бьют хлыстом что есть силы. Если он доживает до двадцати минут девятого, то у него есть еще один шанс. Но показательная порка случается не чаще раза в месяц, а умирают здесь каждый день. Будьте благоразумны и никогда не нарушайте дисциплину, не перечьте старшим по смене, молча сносите все оскорбления и даже побои, и делайте все, что вам говорят. Тогда вы будете жить».
Я был полностью парализован. Память медленно вплывала в мой рассудок. Далекий дом, недавно отстроенный на новой улице Лондона, бридж в мужском клубе по пятницам, мятный чай, который заваривает жена посла, инвестиции в строительство новой ветви железной дороги, и моя невеста…Больше не будет ничего. Есть ли смысл жить теперь? «Послушайте, я даже не спросил ваше имя… Так неловко. В общем, я никогда не выполнял никакой тяжелой работы. Я умею работать только с бумагами…». Мой собеседник снял фуражку и вытер рукавом слезящиеся от пыли глаза. «Зовите меня просто Скелет. Все здесь называют меня так. С вашим назначением я уже разобрался. Я сумел поспособствовать вашему распределению на одну из наблюдательных машин. Это устройство вычисляет сбои в работе автоматов, вам лишь нужно будет отслеживать сигналы и незамедлительно отправлять ремонтные бригады на места аварий. Это ответственная должность. Учтите – одна ошибка, и вас направят в цеха тяжелого труда. В этом случае я уже ничего не смогу сделать. И ни при каких обстоятельствах не открывайте своего происхождения другим рабочим — за благородство здесь убивают более жестоко, чем за нарушение дисциплины. Вообще всем, кто хочет жить, я настоятельно рекомендую бесценное золото молчания. Будьте умницей». Я почувствовал себя совсем худо. Теперь даже покончить жизнь самоубийством будет непочтительно по отношению к этому джентльмену, которому я ныне обязан всем. «Сэр… Скелет, а почему вы помогаете мне?». Он сел на одну из катушек и обхватил голову руками. «Я такой же, как и вы. Точнее, когда-то был таким же. Сейчас во мне и человека-то не осталось, один скелет… Каждое утро я вспоминаю вкус чая с бергамотом, а каждый вечер представляю, как танцую вальс со своей возлюбленной. Этого никогда не будет. За мной никто сюда не придет. А за вами, возможно, кто-то да и придет. Только доживите до этого».
Больше он не ответил ни на какие вопросы. С того момента, как я вышел из «кабинета», ко мне обращались исключительно «Эй, ты!», пока мне не присвоили порядковый номер. Цех, где выдавали робу, находился в первом квадрате. Возвратившись туда, я увидел, как рабочие вскрывают ящики с людьми. Через час нас, одетых в уже кем-то поношенную робу, выстроили на площади. По моим скромным подсчетам, нас уже стало вдвое меньше, чем было ящиков. Начался мой первый круг.
С благодарностью к каждому прочитавшему, Margaretta Vilenskaya
Благородный раб
Глухие звуки ударов, гулким эхом отдающиеся в голове, запах дыма и абсолютная темнота. Меня куда-то несут в узком замкнутом пространстве. Это… деревянный ящик. Да-да, именно деревянный ящик! Запах гари столь сильный, что я едва различаю запах свежего дерева. Я лежу в куче свежей, ароматной стружки в деревянном ящике, и единственное, что вселяет в меня надежду – этот ящик совсем не похож на гроб. Воздух пыльный, ужасно душно. Снаружи доносятся странные звуки, но через некоторое время я уже могу различить шум работающих механизмов, треск огня, удары лопаты, свист пара, топот ног в тяжелых ботинках, стук колес о рельсы… Ящик грубо ставят на пол. Боль в спине начинает слишком явно требовать к себе внимания. Ящик настолько узок, что не оставляет возможности достаточно согнуть конечности, разгрести стружку и дотронуться до его стенки. Зато щели между досками не дают повода для беспокойства из-за недостатка кислорода. Но с таким количеством пыли и гари, вопрос о кислороде тоже весьма спорный. Чтож, приходится биться головой об ящик…
Из-за внешнего шума, услышали меня очень не скоро. Мне уже начало казаться, что в моей голове все перемешалось, и я до конца дней своих буду путать верх с низом. Когда мой висок был основательно отбит, наконец, послышалось спасительное скрипение железного инструмента о ящик. Кто-то пытается просунуть ломик в щель между крышкой и ящиком. Он тяжело дышит, и у него явно ничего не выходит. Спустя три сотни чертыханий, к его стараниям присоединяется еще несколько человек. Бесцеремонно царапая и встряхивая ящик своими инструментами, они безостановочно ругаются столь непристойно, что я замираю от изумления. Наконец, шесть ломов буквально разрывают крышку, вывихивая множество гвоздей. Гвозди невероятным образом успели основательно заржаветь, хотя, судя по всему, были вбиты в свежую древесину совсем недавно. Крышка скинута, и я вижу шестерых чумазых громил в заношенных робах. Их лица совершенно ничего не выражают. Пауза затягивается, и тишина становится невыносимой. В конце концов тот, что навис прямо над моей головой, вытер кулаком нос и просипел: «Э, #####, ранняя пташка!». Ребята тут же потеряли всяческий интерес ко мне и, побросав ломики, разошлись в разные стороны.
Чтобы сесть, мне пришлось приложить изрядные усилия. Спина ужасно болела, а конечности отказывались слушаться. Когда договориться с ослабевшим и затекшим телом удалось, и сидячее положение было победоносно принято, откуда-то из-за спины донесся низкий спокойный голос: «Доброе утро, мистер Томпсон». Здравый смысл удержал меня от соблазна резко повернуть голову назад. Застывшие шейные позвонки такого не прощают. Но в этот момент потенциальная угроза за спиной менее всего волновала меня. Мой разум был целиком поглощен осознанием себя. Этот человек назвал мое имя, но уверенности в том, что оно именно мое – не было. Далее мой пол. «Мистер» это, безусловно, обращение к мужчине. Идея о том, как согласовать свой пол, пришла спонтанно и весьма удачно. Один лишь взгляд на свои большие руки с широкими ладонями, и ноги в дорогих, но, определенно, мужских ботинках, разрешил все вопросы. Я – некий мистер Томпсон. Мужчина в дорогих ботинках и деревянном ящике. Пока что все логично и понятно. Но о себе точно нужно знать что-то еще. Я зажмурился и сосредоточился. Лавина ярких картинок накрыла меня, сердце зашлось в бешеном ритме, и я утонул в этом пестром супе, не успев ничего разобрать. Решено было открыть глаза и отмахнуться от всего этого. Потом все вспомню, главное, есть что. Я постарался придать лицу наиболее почтительное выражение, очень медленно и осторожно повернулся назад, пытаясь максимально быстро обнаружить источник голоса. Но его не было. Я стал отчаянно вертеть головой, пока не осознал, что это может выглядеть оскорбительно для того, кто, вероятно, имеет веские причины скрывать свою личность. Как только я рассредоточился, из темноты нагромождения бочек в мою сторону шагнула некая фигура. Я не заметил этого человека лишь оттого, что мои глаза отвыкли от света, но ему, похоже, понравилось мое замешательство. На лице, покрытом тенью от пыльной фуражки, расплылась кривая ухмылка. Незнакомец очень высокий, тощий и широкоплечий. Ремень на его брюках затянут до предела, но все равно болтается, словно обруч.
«Доброе утро», — отозвался я, приветственно склонив голову, но не принимая попыток выбраться из ящика. Мало ли что? «Здесь такой смог, что быстро перестаешь различать утро и вечер. Благо, у меня есть часы, показывающие которая нынче половина суток. Прочие же, глядя на часы на башне, уже давно перестали задаваться вопросом, утренняя или вечерняя смена заканчивается», — спокойно заговорил он, подходя к ящику и протягивая мне руку. Я схватился за его костлявую кисть, совершенно уверенный в том, что этот заморыш ничем не сможет мне помочь. К моему превеликому удивлению, он с легкостью привел меня в вертикальное положение одним рывком от локтя. Голова закружилась, в глазах потемнело. Он дружественно схватил меня за плечо, удерживая от падения. «Скоро оклемаетесь и все вспомните. Это побочный эффект от снотворного и ужасной транспортировки, быстро проходит». Он уже вытаскивал меня из ящика на каменный пол. «Обычно, я не уделяю внимания отдельным номерам груза – продолжал он – но с вами, как говорит начальник смены – особый случай. Тем более, вы очнулись намного раньше, чем остальные, а мне совершенно нечего делать до начала вечерней смены. Считайте, что выиграли свой последний счастливый билет, мистер Томпсон. Я всё вам расскажу и это, возможно, сохранит вашу жизнь». Я абсолютно не понимал, о чем он говорит. У меня вырвался лишь один возглас: «Остальные?!». Мой собеседник пожал плечами и указал куда-то в сторону от ящика, из которого я только что был извлечен с изрядным трудом. Я спешно обернулся, и увидел ряды точно таких же деревянных ящиков, уходящие вдаль от моего. Бесконечные ряды, теряющееся на горизонте. Я снова посмотрел на тощего незнакомца. Наверное, мое лицо было искажено гримасой неподдельного испуга. Он снова пожал плечами, и жестом пригласил меня следовать за ним.
Мы начали свой долгий путь через этот странный техногенный город. Назвать его просто заводом у меня бы не хватило наглости! Громады машин устремили свои башни в небо, где их скрывали низкие черные клубы смога. Ряды промышленных строений простирались во все стороны, куда только хватало взгляда, шумя, лязгая, и изрыгая клубы дыма. Грохотали колеса вагонов с углем и нефтью, раздавались отдаленные крики рабочих, и общий гул давил на уши все сильнее, вызывая головную боль и дезориентацию в пространстве. Все титаны из меди вокруг, вскоре слились для меня в единого грязного ревущего монстра, стремящегося утащить в свое пышущее чрево. Угольная пыль покрывала здесь все, забивая нос и рот, раздражая глаза и забираясь за шиворот. Я, наверное, вымазал все лицо, только лишь пытаясь очистить глаза. Я был близок к обмороку, когда мой спутник нащупал на обугленной стене ручку двери. Маленькая каморка, заваленная катушками с медной проволокой, ящиками с инструментами и различным металлоломом неизвестного мне назначения, гордо величалась здесь «кабинетом». Мне предложили деревянный пенек, пропитанный липкой грязью. Сам же мой проводник занял алюминиевый стул, придвинув его к трехногому столу, четвертую ножку которого замещала стопа гигантских ржавых гаек.
«Итак, продолжим нашу очень важную и познавательную беседу, сэр. Я последний, кто называет вас мистером, и Томпсоном, и сэром. Я последний, кто придает какое-либо значение вашему происхождению, титулу, финансовому состоянию, образованию и положению в обществе. Через несколько часов все эти границы сотрутся. Поймите две самые важные вещи: вашей жизни здесь угрожает реальная опасность, и ее сохранность в основном зависит от вашего здравомыслия, а точнее, смирения с наступившими обстоятельствами». Для работяги он владел слишком хорошей и правильно поставленной речью, что указывало на определенный уровень образования, несовместимый с положением, занимаемым этим человеком. Я начал осознавать происходящее, и все вопросы, возникающие в моей голове, тут же разрешались не самыми радостными вариантами ответов. Я предчувствовал ответ, когда задал свой первый вопрос: « Я даже не говорю о том, что здесь нарушены все возможные права белого человека, но вы не опасаетесь, что меня найдут, и у вас будут большие проблемы с посольством?». Долговязый юноша вытащил из соседней катушки толстую подшивку каких-то бумаг. Медленно перелистывая ее, он заговорил отрешенным, почти мечтательным тоном: « Мистер Томпсон, знали бы вы, сколько тысяч раз я слышал эти слова. Обожаю англичан за то, что они всегда вежливы и владеют собой. Ненавижу англичан за то, что они всегда несут чушь про ценность своей жизни. В этой папке тысячи имен. Рядом со многими из них стоят кресты – это значит, что этих людей больше нет с нами. У них даже нет могил, тела продают ученым для анатомирования. Вы заметили, как много ящиков стоит там, в первом квадрате? Это все оттого, что выживут менее сорока процентов из них. Большинство груза погибает в первые несколько недель работы. А новые партии ящиков все приходят, год от года ничто не изменяется в этом месте. Бездна Барнатт не существует ни на одной карте мира. Мы находимся в одном из глубочайших ущелий ниже уровня моря, в Богом забытом месте, куда никто никогда не заглянет на огонек. А если и вздумает – простится с жизнью в тот же вечер. Я повидал множество разных людей, были среди них и борцы за свободу и справедливость. Безнадежные бедолаги! Говорят, каждому здесь дается только один шанс. На самом деле, чаще всего – ни одного. Политика управленцев направлена на немедленное устранение каждого, кто может угрожать дисциплине. Но все верят в то, что сначала будет предупреждение. Повстанца привязывают к стрелкам башенных часов, когда наступает примерно двадцать минут восьмого, и бьют хлыстом что есть силы. Если он доживает до двадцати минут девятого, то у него есть еще один шанс. Но показательная порка случается не чаще раза в месяц, а умирают здесь каждый день. Будьте благоразумны и никогда не нарушайте дисциплину, не перечьте старшим по смене, молча сносите все оскорбления и даже побои, и делайте все, что вам говорят. Тогда вы будете жить».
Я был полностью парализован. Память медленно вплывала в мой рассудок. Далекий дом, недавно отстроенный на новой улице Лондона, бридж в мужском клубе по пятницам, мятный чай, который заваривает жена посла, инвестиции в строительство новой ветви железной дороги, и моя невеста…Больше не будет ничего. Есть ли смысл жить теперь? «Послушайте, я даже не спросил ваше имя… Так неловко. В общем, я никогда не выполнял никакой тяжелой работы. Я умею работать только с бумагами…». Мой собеседник снял фуражку и вытер рукавом слезящиеся от пыли глаза. «Зовите меня просто Скелет. Все здесь называют меня так. С вашим назначением я уже разобрался. Я сумел поспособствовать вашему распределению на одну из наблюдательных машин. Это устройство вычисляет сбои в работе автоматов, вам лишь нужно будет отслеживать сигналы и незамедлительно отправлять ремонтные бригады на места аварий. Это ответственная должность. Учтите – одна ошибка, и вас направят в цеха тяжелого труда. В этом случае я уже ничего не смогу сделать. И ни при каких обстоятельствах не открывайте своего происхождения другим рабочим — за благородство здесь убивают более жестоко, чем за нарушение дисциплины. Вообще всем, кто хочет жить, я настоятельно рекомендую бесценное золото молчания. Будьте умницей». Я почувствовал себя совсем худо. Теперь даже покончить жизнь самоубийством будет непочтительно по отношению к этому джентльмену, которому я ныне обязан всем. «Сэр… Скелет, а почему вы помогаете мне?». Он сел на одну из катушек и обхватил голову руками. «Я такой же, как и вы. Точнее, когда-то был таким же. Сейчас во мне и человека-то не осталось, один скелет… Каждое утро я вспоминаю вкус чая с бергамотом, а каждый вечер представляю, как танцую вальс со своей возлюбленной. Этого никогда не будет. За мной никто сюда не придет. А за вами, возможно, кто-то да и придет. Только доживите до этого».
Больше он не ответил ни на какие вопросы. С того момента, как я вышел из «кабинета», ко мне обращались исключительно «Эй, ты!», пока мне не присвоили порядковый номер. Цех, где выдавали робу, находился в первом квадрате. Возвратившись туда, я увидел, как рабочие вскрывают ящики с людьми. Через час нас, одетых в уже кем-то поношенную робу, выстроили на площади. По моим скромным подсчетам, нас уже стало вдвое меньше, чем было ящиков. Начался мой первый круг.
С благодарностью к каждому прочитавшему, Margaretta Vilenskaya
6 комментариев
Был бы интересен хоть намек, как ГГ сюда попал.
Вроде: «Помню только, как незнакомый сэр угощал меня в клубе чаем со странным вкусом...»