Перевод вступительной статьи Steampunk magazine-6
Дорогой читатель,
Викторианская эпоха постепенно становится для стимпанка тем же, чем раннее Средневековье для меча-и-магии. Определенная доля этого неизбежна: как стим-панки, мы влюблены в викторианские технологии. Мы обожаем машины, которые создавались до того, как бессчетное копирование обратило их в бездушные копии самих себя – без намека на индивидуальность, оклеенные ярлыками, предупреждающими, что мы не должны вмешиваться в работу машин, действие которых мы просто не в состоянии понять. Тем не менее, вне фабрик позднего восемнадцатого, остаются неисследованными целые века; и ждут, когда же мы зададим тот вопрос, который лежит в самом сердце стимпанка: а что, если?
Ведь только когда мы задаем себе этот вопрос, мы можем понять, как много общего у нас с этикой поэтов-романтиков, художников и музыкантов начала девятнадцатого века – людей, которые отвергали ценности растущей механизации, чтобы жить в гармонии с технологией, с природой, с другими людьми – своими друзьями, возлюбленными, приятелями, с равными. Только спрашивая «что, если», мы обращаем внимание на древнюю священную науку или восстания времен Французской Революции и Ватерлоо, начинаем черпать из этих вещей то, на чем мы можем учиться, и использовать, чтобы изменить к лучшему собственное будущее.
Стимпанк был и остается плавильным котлом идей, где настоящее и прошлое переплетаются с нашими собственными фантазиями – и слишком часто эти фантазии ограничивает негласное правило: чтобы что-то стало стимпанком, оно должно быть викторианским.
На самом деле, мы должны отвергать эту, казалось бы, нерушимую связь так же уверенно, как мы отвергаем предложения о том, что стимпанк не должен быть чем-то большим, чем исторической реконструкцией. Нам нужно расширить свои горизонты, прежде чем Викторианская эпоха станет веревкой, на которой мы повесимся – пока мы не стали немногим лучше имитаторов, которыми нас называют клеветники.
Давайте пересмотрим наши отношения с технологией. Промышленная Революция, конечно, дала нам эти дымящиеся, бурлящие и грохочущие машины, которые все мы так любим, но стимпанк – это не промышленная революция сама по себе. В действительности, в нашем отказе от бездумного коммерческого потребления (любовь к машинам, но ненависть к конвейерам), и в желании использовать наши хитроумные изобретения в гармонии с природой, а не во вред ей, стимпанк часто не-промышленная, если не до-промышленная революция.
Ни в коем случае не должны мы забывать о наших паровых двигателях, или отказываться от наших корсетов и наших цилиндров, но эти вещи не все, что нас составляет. И, пока мы продолжаем ими пользоваться, мы должны стараться не дать себе забыть об этом неотразимом вопросике…
«А что, если?»
— C.Allegra Hawksmoor
Викторианская эпоха постепенно становится для стимпанка тем же, чем раннее Средневековье для меча-и-магии. Определенная доля этого неизбежна: как стим-панки, мы влюблены в викторианские технологии. Мы обожаем машины, которые создавались до того, как бессчетное копирование обратило их в бездушные копии самих себя – без намека на индивидуальность, оклеенные ярлыками, предупреждающими, что мы не должны вмешиваться в работу машин, действие которых мы просто не в состоянии понять. Тем не менее, вне фабрик позднего восемнадцатого, остаются неисследованными целые века; и ждут, когда же мы зададим тот вопрос, который лежит в самом сердце стимпанка: а что, если?
Ведь только когда мы задаем себе этот вопрос, мы можем понять, как много общего у нас с этикой поэтов-романтиков, художников и музыкантов начала девятнадцатого века – людей, которые отвергали ценности растущей механизации, чтобы жить в гармонии с технологией, с природой, с другими людьми – своими друзьями, возлюбленными, приятелями, с равными. Только спрашивая «что, если», мы обращаем внимание на древнюю священную науку или восстания времен Французской Революции и Ватерлоо, начинаем черпать из этих вещей то, на чем мы можем учиться, и использовать, чтобы изменить к лучшему собственное будущее.
Стимпанк был и остается плавильным котлом идей, где настоящее и прошлое переплетаются с нашими собственными фантазиями – и слишком часто эти фантазии ограничивает негласное правило: чтобы что-то стало стимпанком, оно должно быть викторианским.
На самом деле, мы должны отвергать эту, казалось бы, нерушимую связь так же уверенно, как мы отвергаем предложения о том, что стимпанк не должен быть чем-то большим, чем исторической реконструкцией. Нам нужно расширить свои горизонты, прежде чем Викторианская эпоха станет веревкой, на которой мы повесимся – пока мы не стали немногим лучше имитаторов, которыми нас называют клеветники.
Давайте пересмотрим наши отношения с технологией. Промышленная Революция, конечно, дала нам эти дымящиеся, бурлящие и грохочущие машины, которые все мы так любим, но стимпанк – это не промышленная революция сама по себе. В действительности, в нашем отказе от бездумного коммерческого потребления (любовь к машинам, но ненависть к конвейерам), и в желании использовать наши хитроумные изобретения в гармонии с природой, а не во вред ей, стимпанк часто не-промышленная, если не до-промышленная революция.
Ни в коем случае не должны мы забывать о наших паровых двигателях, или отказываться от наших корсетов и наших цилиндров, но эти вещи не все, что нас составляет. И, пока мы продолжаем ими пользоваться, мы должны стараться не дать себе забыть об этом неотразимом вопросике…
«А что, если?»
— C.Allegra Hawksmoor
4 комментария
И кстати. В самом конце статьи, где «мы продолжаем ими пользоваться», у автора было слово «embrace» — которое означает и «пользоваться», и «обниматься». Так что продолжаем обниматься с корсетами, цилиндрами, гоглами..:]