Глава 1,2
Глава первая. Ранец.
Когда выбило последнюю втулку, Ларс фон Коч «взорвался» сам.
— Гоните этого проходимца в шею. Тридцать пять килограмм по-прежнему ни на дюйм не оторвались от земли, а он еще что то……
Он не договорил. Будучи владельцем и единственным основателем «Дирижаблей фон Коча» не пристало при подчиненных так выказывать свои эмоции. Особенно в присутствии этого техника. Пойдя на такую авантюру, Коч понимал что рискует, и рискует сильно.
Первые данные о работах над «Чудо-ранцем» лежали на его столе давно, и он мог остановить всё сразу. Одним только внутренним чутьём можно было оправдать свой поступок. Эта жалкая груда железа, дающая каждому встречному свободу перемещения, сильно бы подорвала его рынок. Хотя с другой стороны только чудак мог бы повесить себе за спину маленький пароход и уверовать что полетит. При всем при этом всего лишь одна мысль не давала ему покоя больше всего. Одна единственная мысль. А как же конкуренты? Не то чтобы он был монополистом, остальные еле сводили концы с концами, но прознай они….
Если не полетит — буду спать спокойно, а полетит, куплю все права, спрячу подальше, уничтожу, в конце концов, думал он, заходя в пыльную испытательную лабораторию одного из своих заводов.
-Это все шестая тяга, все расчеты верны, я вот только…тут, а еще… – бубнил Петер Карсон, глядя на удаляющуюся спину фон Коча.
— Вы уволены. – Сухо отчеканил секретарь и вышел следом.
На этом все было кончено. Восемнадцать месяцев после смерти жены от туберкулёза Петер, чтобы не свихнуться дорабатывал своё юношеское изобретение. Дорабатывал с отчаянием приговоренного к смерти. Дорабатывал ни ради себя, и ни ради того чтобы его сестра, наконец то, перестала язвить по поводу его бредовой идеи. Он делал это ради дочери. Ради того чтобы она ни в чем не нуждалась. Теперь нуждаться будет и он. Увольнение грозило выселением из барака при заводе, из их маленькой комнатки, где они были счастливы. Из того места где родилась, выросла и закончила школу Эмили.
Возвращаясь домой, бывший техник шестого ранга вспоминал как у маленькой девочки простые заводные игрушки оживали, как она стягивала с помойки при первом ангаре железки, и с видом безумного ученого и скоростью стрекозы бежала домой чтобы снова удивить отца и маму.
— А она талантливей меня. Жаль, что я не показал ей чертежи ранца раньше, еще при рождении. — усмехнулся Петер, и вошел в комнату.
Тут все было как всегда. Точнее не все, а еще точнее не как всегда. После утраты мамы, Эмили никогда не укладывала свои темно-каштановые волосы, а её карие глаза больше не горели как раньше, не говоря уже о том, что она совсем забросила свои технические эксперименты. Но не сегодня.
-Почему ты молчал, почему ты раньше мне это не показывал, я тут утром нашла.- не поворачиваясь от маленького верстачка проговорила Эмили. Прочный пучок волос в руках напильник, Петер был в недоумении.
-Мои волосы вечно лезут мне в глаза, мне их аж собрать пришлось, чтобы спокойно доточить. А представляешь, когда мы сделаем твою штуку я их обрежу. Обрежу- обрежу. Они ведь в винт могут попасть, хотя если шлем.
Ее голос звенел не переставая, худенькая фигурка металась от верстака к кровати издавая какие то непонятные возгласы.
— Я сегодня же сбегаю к Жаку Молену и выпрошу у него его топливо. Пап, а ты выточишь мне эти детальки?
Она подбежала к нему, коротко чмокнула в щеку и сунула в руку какой то чертеж. Тут он понял всё. Дочкин задор, чертежи его ранца на кровати, которые он так старательно прятал, Жак.
— Эмили, он не полетит, из за него меня уволили. Нам больше негде жить. – прошептал Петер, инстинктивно скомкал бумажку которую дала ему дочь и швырнул её в угол. Чертеж, модифицированного девочкой главного топливного цилиндра с пятью форсунками, над которым он работал больше пяти месяцев, стукнулся о стену, и с сухим шелестом упал на пол.
Глава вторая. Выше пряников.
Новое жильё было не хуже старого, а в чем то даже и лучше. Найти и организовать его помог старый друг семьи Карсон — Жак Молен. Будучи полностью помешанным на идее супер топлива, он целыми днями проводил в своей крошечной душной лаборатории, в которой оставил половину своего здоровья, и как говорил Карсон, остатки собственного разума. Однажды он даже оставил там всю собственную бороду, которую спалил при одном неудачном эксперименте. Больше он её не отращивал, и как сам абсолютно серьёзно утверждал, компенсировал её отсутствие имбирными пряниками, на которых был помешан еще больше чем на своем топливе.
— Даже наши французские круассаны хуже. — говорил он Эмили, уплетая очередной пряник. — Если бы на моей родине услышали это — меня бы выслали еще раньше.
Стрекоза не поняла всего сарказма скрытого в этой фразе. От отца она знала, что Жак работал над своим топливом при правительстве Франции, однако первые партии топлива обладали крайне безудержной мощью, заключить которую ни в какой двигатель не удавалось. Однажды что — то взорвалось, даже вроде кто- то погиб, ну его и выслали в Швецию. Хотя на самом деле военные чины смогли временно заключить эту энергию в фугасы, которые использовали для подавления мятежа в первую революцию. Именно поэтому, бросив все что имел, Молен просто сбежал куда подальше, о чем знал только Петер.
— Ладно, Стрекоза, пойдем к вам. Навещу твоего папу, да заскочу к Марте.
— Опять к Марте? А вы не лопните от своих пряников? Наверно если было бы можно, то Вы бы и топливо своё из них делали.- засмеялась Стрекоза и побежала к дому.
Найти его она могла даже с закрытыми глазами также как и свой старый – по запаху. Только если раньше это были запахи машинного масла, угля, перегретого металла, то теперь это были запахи ванили, теплого теста и множества всяких специй, названий которых она не знала. Под её новым жильем была самая настоящая пекарня. Вернее будет сказать, что место, где она теперь жила с отцом было над пекарней, на крыше дома Марты Гренц. Домик этот стоял на самом краю города и представлял собой маленькое двухэтажное кряжистое здание из серого камня с кровлей из красной черепицы и четырьмя трубами. Один его край тесно примыкал к другим строениям на улице, а другой выходил к загородной дороге. Построен он был очень капитально и странно, как будто специально для того чтобы сделать в нем пекарню. Четыре дымохода внутри хитроумно сплетались в систему, которая, казалось, могла бы отвести дым от сотни печей, чем в своё время и не примянула воспользоваться семья Гренц, открывая свой бизнес. На крыше трубы были стянуты перемычками с неким подобием крыши, что все вместе образовывало своеобразный чердак над чердаком на одном из скатов.
Марта, будучи человеком не совсем бессердечным, не смогла отказать бездомной семье в приюте, и разрешила достроить верхнюю пристройку до того состояния при котором в нем стало возможно жить. Но при этом в душе она радовалась, что туда есть отдельный вход, а все это безобразие было видно лишь с заднего двора, на котором хранили уголь для печей, и сразу за которым начиналась огромная свалка.
После строительных работ, в которых принимало участие немало старых коллег Петера, и было задействовано все, что смогли найти в городском мусоре, получилась вполне сносная комната. В ней было тепло, так как трубы из пекарни не успевали остыть, сухо, а главное уютно. Главный уют создавала мастерская, которая стала несколько больше чем раньше, ввиду того что часть мебели со старой комнаты пришлось продать чтобы хоть как то сводить концы с концами и не умереть с голоду.
Когда выбило последнюю втулку, Ларс фон Коч «взорвался» сам.
— Гоните этого проходимца в шею. Тридцать пять килограмм по-прежнему ни на дюйм не оторвались от земли, а он еще что то……
Он не договорил. Будучи владельцем и единственным основателем «Дирижаблей фон Коча» не пристало при подчиненных так выказывать свои эмоции. Особенно в присутствии этого техника. Пойдя на такую авантюру, Коч понимал что рискует, и рискует сильно.
Первые данные о работах над «Чудо-ранцем» лежали на его столе давно, и он мог остановить всё сразу. Одним только внутренним чутьём можно было оправдать свой поступок. Эта жалкая груда железа, дающая каждому встречному свободу перемещения, сильно бы подорвала его рынок. Хотя с другой стороны только чудак мог бы повесить себе за спину маленький пароход и уверовать что полетит. При всем при этом всего лишь одна мысль не давала ему покоя больше всего. Одна единственная мысль. А как же конкуренты? Не то чтобы он был монополистом, остальные еле сводили концы с концами, но прознай они….
Если не полетит — буду спать спокойно, а полетит, куплю все права, спрячу подальше, уничтожу, в конце концов, думал он, заходя в пыльную испытательную лабораторию одного из своих заводов.
-Это все шестая тяга, все расчеты верны, я вот только…тут, а еще… – бубнил Петер Карсон, глядя на удаляющуюся спину фон Коча.
— Вы уволены. – Сухо отчеканил секретарь и вышел следом.
На этом все было кончено. Восемнадцать месяцев после смерти жены от туберкулёза Петер, чтобы не свихнуться дорабатывал своё юношеское изобретение. Дорабатывал с отчаянием приговоренного к смерти. Дорабатывал ни ради себя, и ни ради того чтобы его сестра, наконец то, перестала язвить по поводу его бредовой идеи. Он делал это ради дочери. Ради того чтобы она ни в чем не нуждалась. Теперь нуждаться будет и он. Увольнение грозило выселением из барака при заводе, из их маленькой комнатки, где они были счастливы. Из того места где родилась, выросла и закончила школу Эмили.
Возвращаясь домой, бывший техник шестого ранга вспоминал как у маленькой девочки простые заводные игрушки оживали, как она стягивала с помойки при первом ангаре железки, и с видом безумного ученого и скоростью стрекозы бежала домой чтобы снова удивить отца и маму.
— А она талантливей меня. Жаль, что я не показал ей чертежи ранца раньше, еще при рождении. — усмехнулся Петер, и вошел в комнату.
Тут все было как всегда. Точнее не все, а еще точнее не как всегда. После утраты мамы, Эмили никогда не укладывала свои темно-каштановые волосы, а её карие глаза больше не горели как раньше, не говоря уже о том, что она совсем забросила свои технические эксперименты. Но не сегодня.
-Почему ты молчал, почему ты раньше мне это не показывал, я тут утром нашла.- не поворачиваясь от маленького верстачка проговорила Эмили. Прочный пучок волос в руках напильник, Петер был в недоумении.
-Мои волосы вечно лезут мне в глаза, мне их аж собрать пришлось, чтобы спокойно доточить. А представляешь, когда мы сделаем твою штуку я их обрежу. Обрежу- обрежу. Они ведь в винт могут попасть, хотя если шлем.
Ее голос звенел не переставая, худенькая фигурка металась от верстака к кровати издавая какие то непонятные возгласы.
— Я сегодня же сбегаю к Жаку Молену и выпрошу у него его топливо. Пап, а ты выточишь мне эти детальки?
Она подбежала к нему, коротко чмокнула в щеку и сунула в руку какой то чертеж. Тут он понял всё. Дочкин задор, чертежи его ранца на кровати, которые он так старательно прятал, Жак.
— Эмили, он не полетит, из за него меня уволили. Нам больше негде жить. – прошептал Петер, инстинктивно скомкал бумажку которую дала ему дочь и швырнул её в угол. Чертеж, модифицированного девочкой главного топливного цилиндра с пятью форсунками, над которым он работал больше пяти месяцев, стукнулся о стену, и с сухим шелестом упал на пол.
Глава вторая. Выше пряников.
Новое жильё было не хуже старого, а в чем то даже и лучше. Найти и организовать его помог старый друг семьи Карсон — Жак Молен. Будучи полностью помешанным на идее супер топлива, он целыми днями проводил в своей крошечной душной лаборатории, в которой оставил половину своего здоровья, и как говорил Карсон, остатки собственного разума. Однажды он даже оставил там всю собственную бороду, которую спалил при одном неудачном эксперименте. Больше он её не отращивал, и как сам абсолютно серьёзно утверждал, компенсировал её отсутствие имбирными пряниками, на которых был помешан еще больше чем на своем топливе.
— Даже наши французские круассаны хуже. — говорил он Эмили, уплетая очередной пряник. — Если бы на моей родине услышали это — меня бы выслали еще раньше.
Стрекоза не поняла всего сарказма скрытого в этой фразе. От отца она знала, что Жак работал над своим топливом при правительстве Франции, однако первые партии топлива обладали крайне безудержной мощью, заключить которую ни в какой двигатель не удавалось. Однажды что — то взорвалось, даже вроде кто- то погиб, ну его и выслали в Швецию. Хотя на самом деле военные чины смогли временно заключить эту энергию в фугасы, которые использовали для подавления мятежа в первую революцию. Именно поэтому, бросив все что имел, Молен просто сбежал куда подальше, о чем знал только Петер.
— Ладно, Стрекоза, пойдем к вам. Навещу твоего папу, да заскочу к Марте.
— Опять к Марте? А вы не лопните от своих пряников? Наверно если было бы можно, то Вы бы и топливо своё из них делали.- засмеялась Стрекоза и побежала к дому.
Найти его она могла даже с закрытыми глазами также как и свой старый – по запаху. Только если раньше это были запахи машинного масла, угля, перегретого металла, то теперь это были запахи ванили, теплого теста и множества всяких специй, названий которых она не знала. Под её новым жильем была самая настоящая пекарня. Вернее будет сказать, что место, где она теперь жила с отцом было над пекарней, на крыше дома Марты Гренц. Домик этот стоял на самом краю города и представлял собой маленькое двухэтажное кряжистое здание из серого камня с кровлей из красной черепицы и четырьмя трубами. Один его край тесно примыкал к другим строениям на улице, а другой выходил к загородной дороге. Построен он был очень капитально и странно, как будто специально для того чтобы сделать в нем пекарню. Четыре дымохода внутри хитроумно сплетались в систему, которая, казалось, могла бы отвести дым от сотни печей, чем в своё время и не примянула воспользоваться семья Гренц, открывая свой бизнес. На крыше трубы были стянуты перемычками с неким подобием крыши, что все вместе образовывало своеобразный чердак над чердаком на одном из скатов.
Марта, будучи человеком не совсем бессердечным, не смогла отказать бездомной семье в приюте, и разрешила достроить верхнюю пристройку до того состояния при котором в нем стало возможно жить. Но при этом в душе она радовалась, что туда есть отдельный вход, а все это безобразие было видно лишь с заднего двора, на котором хранили уголь для печей, и сразу за которым начиналась огромная свалка.
После строительных работ, в которых принимало участие немало старых коллег Петера, и было задействовано все, что смогли найти в городском мусоре, получилась вполне сносная комната. В ней было тепло, так как трубы из пекарни не успевали остыть, сухо, а главное уютно. Главный уют создавала мастерская, которая стала несколько больше чем раньше, ввиду того что часть мебели со старой комнаты пришлось продать чтобы хоть как то сводить концы с концами и не умереть с голоду.
17 комментариев
Это если мы героев там поселим, если нет то и ладно :)
Вот так я представил домик на крыше пекарни:)
Может лучше будет, если заменить края на торцы?
может так? -…и разрешила достроить «курятник» на крыше (или типа того):)
можно, Вам архитекторам виднее, но по мне лучше «боком», совсем неправильно, но вполне литературно.
… и разрешила достроить бестолковый «курятник» на крыше. (достаточно, думаю).
но мне очень понравилось. И хотелось бы увидить продолжение