Последнее слово Софи. Середина второй главы.

— Сонечка, дорогая моя…
Ермолкин, не желая продолжать разговор в присутствии лиц старшего поколения, вернулся к бару.
— Да что же вам всем надобно от меня? Что вы все прицепились ко мне! — негодовала девушка, не обращая внимания на то, что теперь уже головы всех мужчин в курительной комнате были повёрнуты к ней.
— Пожалуйста, Сонечка. Тише.
— Да как ты…
Кирилл Петрович не успел остановить Софи, когда её ладошка влепила няне звонкую пощёчину. Не сдержавшись, старушка расплакалась.
— Софья! — громогласный бас графа сотряс стены. Мужчина подошёл к нянечке и приобнял её, пытаясь успокоить. — Немедленно отправляйся спать!
— Спать? Ещё только семь вечера! А я ещё не ужинала.
— Обойдёшься без ужина! Ты наказана!
С минуту продолжалась борьба двух взглядов: отца и дочери. Наконец девушка отвернулась и зашагала прочь. Мужчины в курительной комнате постепенно отворачивались, возвращаясь к прежним занятиям. Представление закончилось.
— Я могу вам помочь? — произнёс Кирилл Петрович возбуждённому графу, на что тот печально покачал головой:
— Нет, сударь. Нам уже ничто не поможет.
Кирилл отвернулся от них, и пока поправлял складки пиджака, услышал, как Илья Иванович успокаивает нянечку:
— Ну-ну, Анна Илларионовна. Всё хорошо. Успокойтесь.
— Я… я… простите…
— Вам надо успокоиться. Отправляйтесь-ка ужинать в столовую, а потом я договорюсь, чтобы вас пропустили в женскую комнату отдыха.
— К высокородным дамам? Но я же…
— Не спорьте, Анна Илларионовна! Там сегодня будет петь оперная певица под аккомпанент оркестра автоматонов, а я знаю, как вы любите слушать такие вещи.
Кирилл вернулся к Николаю Григорьевичу.
— Что ни говори, дерзкая девчонка, — произнёс консул.
— Таким отношением к окружающим она и отца, и нянечку в могилу сведёт.
Пять минут спустя, когда Николай Григорьевич ушёл к себе в каюту переодеться к ужину, Кирилл отошёл к бару, чтобы пропустить одну рюмочку. Здесь он столкнулся с Алексеем, который по-прежнему работал над уничтожением алкогольного запаса «Фёдора Ушакова». Его пиджак был повешен на спинку стула, а две верхние пуговицы сорочки расстёгнуты.
— Зря вы так с девушкой, молодой человек. — Кирилл подсел к нему рядышком, — Не моё конечно дело, но с чего вы так прицепились к барышне? Разве она заслуживает подобного обращения?
Держа бокал в неровно дрожащей руке, молодой человек повернулся к нежданному собеседнику и с интересом стал рассматривать его.
— Я помню вас…
— Да, около десяти минут назад я разнимал вашу драку.
— Нет, раньше. — Алексей рассмеялся. — Вчера за ужином. И тогда вы показались мне приличным человеком, — он опрокинул в себя содержимое бокала и указал бармену, чтобы тот повторил, — который не болтает по пустякам.
Кирилл Петрович догадался, что сейчас этот человек, как и многие в состоянии алкогольного опьянения, начнёт перед ним изливать свою душу. Не слишком приятная процедура для трезвого собеседника.
— Софи… я знаком с ней уже давно.
— Об этом я догадался, — кивнул Кирилл.
— Было это почти два года назад. Она обещала стать моей женой, но её папенька в резкой форме отклонил мою кандидатуру жениха. И она, — Ермолкин облокотился на стойку, — она пообещала, что уговорит папеньку. Софи вскружила мне голову настолько, что я по неопытности и наивности своей даже посмел подарить ей бриллиантовый браслет и рубиновое ожерелье, которое когда-то принадлежало моей матери. Тем самым я пытался привязать её к себе и… может, доказать свою любовь и то, как много она для меня значит?
— Вы действительно поступили глупо, — ответил Кирилл.
Стоявший за стойкой бармен, состоящий из шестерней, поршней, парового котла и наружной оболочки, напоминающей рыцарские доспехи, регулярно подливал в бокал парня.
— Спустя время я и сам осознал это. — Алексей хлопнул себя по лбу, — Но тогда… тогда я верил в её ответную любовь. Ведь она, вопреки воле отца, решилась на побег со мной. Мы таились на одном постоялом дворе под Москвой, и Софи… она даже позволила мне некоторые вольности.
«— Э-эх, если бы вы только знали, скольким мужчинам она эти вольности позволяет!», — усмехнулся Кирилл про себя.
— Нас всё таки поймали. Софи вернули в дом и заперли в её комнате, а я пытался объяснить Илье Ивановичу, что мы любим друг друга. Нам позволили один-единственный раз поговорить, при этом в комнате находилась её нянечка. И она…
Алексей выпил немного, собравшись с духом:
— Она неожиданно сказала, что между нами всё кончено. Разумеется, я потребовал, чтобы она вернула мне назад браслет и ожерелье, ведь это была память об умершей маме. Софи… эта су… — он прикусил язык, боясь того, что его ругательство попадёт в чужие уши, — Она решила оставить драгоценности себе, говоря, что я их подарил, а подарки не возвращают.
— Знакомая история.
— Она пригрозила рассказать всем, будто это я сам уговорил её сбежать, затащил в постель и обесчестил. Хотя, признаться честно, я там был далеко не первый.
Одним большим глотком он снова осушил бокал.
— Знаете, что для меня было самым мерзким в её поведении? То, что она надела одну из драгоценностей в этот вечер! Воровка!
Парень готов был снова подозвать бармена, на что Кирилл Петрович остановил его:
— Кажется, вам на сегодня хватит.
Алексей посмотрел на него, будто впервые в жизни видел:
— А знаете что? Я пойду к ней прямо сейчас и потребую браслет и ожерелье назад. — Хлопнув ладонями по стойке, он встал, едва не упав на пол. — И пусть только попробует отказать! Всем скажу, что она воровка!
Кирилл некоторое время наблюдал за тем, как юноша, лавируя зигзагами вдоль столиков и диванов, шёл к выходу, спотыкаясь на каждом углу и прося прощения у всех, кого ненароком задевал. В этот момент он напоминал Кириллу автоматона Сиволапа, который, если верить словам хозяина, также любил задевать и сносить всё вокруг.

Когда пришло время ужина, и все остальные сидели вокруг стола в ресторане «Ушакова», делая официантам заказы, Софья была вынуждена прозябать в своей каюте первого класса.
Меряя каюту шагами, девушка разделась сама и в сердцах швырнула платье на спинку стула. Туда же отправились и остальные детали белья. Оставшись обнажённой, девушка подошла к раскрытому иллюминатору. Свежий ветер осушил мелкие капельки пота, выступившие на висках.
Откуда-то сверху доносились голоса гуляющих по палубе пассажиров. Детский смех и гомон взрослых наполнял вечерний воздух. Им было весело.
Красивое личико Софи исказила гримаса злобы:
«— Ненавижу вас! Как сговорились все сегодня!»
Закрыв круглое оконце и вернувшись к кровати, Софи надела лёгкую ночную сорочку и легла в постель. Она, конечно же, могла пойти и против папеньки, как часто делала это раньше, и остаться за ужином, однако прекрасно понимала, что ей там совсем не будут рады… даже грузинский князь, который подарил ей прошлой ночью волшебные минуты счастья. Тем не менее, злость на весь белый свет вымотала её, и она решила последовать приказу отца и отправиться спать.
«— Что б вы все провалились!»
Она перевернулась на бок, подложив ладонь под голову. Так ей легче засыпалось. Погрузившись в дремоту, девушка через какое-то время услышала, как дверь в каюту приоткрылась. Краем глаза она заметила узкую полоску света, возникшую на полу. Она что же, забыла запереться? Впрочем, неважно; это либо кто-то из обслуживающего персонала, либо…
— Оставьте меня, папа. Я не хочу с вами разговаривать.
Тишина. Было только слышно, как человек, стоявший в дверях, чем-то щёлкнул. Затем едва слышное царапанье. Да кто же это такой?
— Ах, да оставьте же меня в покое! — Софи спросонья запустила в незваного гостя подушкой, после чего тот, наконец, закрыл дверь.
— Сам ведь хотел, чтобы я спала, а теперь ещё и будит! — полусонно пробормотала она под нос.
Возвращаться за подушкой не хотелось, Софи просто распласталась на постели, раскинув руки и ноги. Сон всё никак не шёл.
Часы тихо отстучали девять вечера. Она ворочалась с боку на бок. В комнате стало душно, но ей было лень дойти до иллюминатора и открыть его. Прошло ещё полчаса, а папенька, который обычно заходил к ней перед сном, всё не появлялся.
—« Что же это они, всё ещё трапезничают?»
Ей отчего-то стало жарко. Грудь вспотела, а дыхание участилось.
— Тоже мне, Северное море, — пробурчала она под нос. — Брехуны.
Кто-то говорил ей, что в эти широты иногда заплывают небольшие льдины с самой Арктики, значит здесь должно быть холодно, несмотря на середину лета. Откуда такая духота?
Девушка заставила себя встать с постели, с твёрдым намерением раскрыть все иллюминаторы и впустить в помещение ночную прохладу, но почти сразу же, как только её ступни коснулись ковра, с громким «А-ай-й!!!» вскочила обратно на кровать. Происходило нечто непонятное — пол в каюте неимоверно раскалился.
— Да что же это такое! Няня!!!
Уж Анна Илларионовна не задерживается в столовой для прислуги, она всегда быстро ест, так что уже должна была прийти. Но услышит ли? Стены между каютами толстые.
На её крик никто не отозвался — видимо все ещё ужинали.
Мрачные догадки стали приходить в её головку, но девушка боялась признавать их. Она должна была убедиться в этом сама. Софи осторожно коснулась ковра на полу пальцем ноги, тут же одёрнув ступню — температура возросла ещё больше. Тогда она взяла одеяло и бросила его на пол в направлении двери. Теперь она смогла по нему быстро подбежать к выходу и дёрнуть ручку. Дверь не поддавалась. Она не была закрыта на ключ, но что-то с обратной стороны не позволяло открыть её даже на малейшую щёлочку. Отдёрнув занавеску, она глянула в окошко двери, но увидела только противоположную стену коридора.
— Э-эй! Кто-нибудь, выпустите меня!
Щёлкнув выключателем, Софи зажгла свет электрической люстры. Девушка увидела то, чего так опасалась — поворотная ручка темперметра была отвинчена. Там, где должна была быть эта резная деревянная деталь, торчал лишь короткий штырёк с выемкой. Самое страшное было то, что ручку, судя по положению выемки, переключили на максимальную красную десятку так, что даже сам темперметр стал краснеть от высокой температуры. Софи попыталась поддеть и зацепиться за штырёк ногтем, но только обломала его да обожгла пальцы.
Софи повернулась к комнате и оглядела её. Девушке показалось даже, что отполированный до белизны паркетный пол в некоторых местах стал темнеть, а в воздухе запахло горелым деревом. Бахрома ковра стала тлеть и вспыхивать мелкими искорками. Пот лил с неё, будто она была в бане.
Попробовать вышибить дверь письменным столиком? Но до него сначала нужно как-то добраться по раскалённому полу. И ещё неизвестно, сможет ли она вообще пододвинуть эту тяжесть. Стулом? Скорее он расколется после удара об металлическую дверь.
Она ничего не могла сделать! Её не слышат, и сама она не может выбраться из ловушки. Дверь в её каюту находилась в конце коридора, так что надежда на то, что кто-то будет проходить мимо и услышит её мольбы о помощи, была крайне мала. От ощущения безнадёжности из глаз сами собой полились слёзы.
— Да помогите же кто-нибудь!
Неожиданно в окне двери мелькнула тень. Повернувшись к выходу, Софья замерла от неожиданности — она совсем не ожидала увидеть этого человека.
— Открой! Прошу тебя, открой! — лицо Софи заливали слёзы, — Прости меня за всё! Я знаю, что сделала тебе плохо! — она заломила руки в молитвенном жесте, — Умоляю, открой! Я задыхаюсь!
Лицо в окошке двери оставалось беспристрастным и молча наблюдало за несчастной. Минута за минутой.
— Ты!!! Я ненавижу тебя! Ненавижу! — Не дождавшись помощи, теперь всю свою ярость девушка выплеснула в лицо человека, стоявшего по другую сторону двери. — Сгори в аду!

Продолжение следует…