Последнее слово Софи. Часть 4(3).
…
— Могу я узнать, как вас зовут? — Кирилл указал гостям на плетёные кресла гостиной.
— Да, разумеется. Я Михаил Петрович Хомяков, — парень протянул ему руку. — Это моя супруга Варвара Дмитриевна. Мы не так давно поженились, и эта поездка на «Фёдоре Ушакове» была неким свадебным подарком от наших родителей…
— Я очень рад за вас, — улыбнулся Кирилл Петрович. — Так что же?
В глазах молодого Хомякова светился энтузиазм:
— Мы любим вечерами прогуливаться по палубе с другими пассажирами, и даже пробовали пару раз покататься на этом сумасшедшем аттракционе с гребным колесом. Правда Варваре каждый раз страшно, и она сильно хватает меня за руку, так что даже остаются синяки…
— Да, я тоже катался на колесе.
— Но побойтесь Бога, рупь за несколько кругов? — глаза Хомякова расширились до размеров упомянутой монеты. — С одного человека? Это же сущий грабёж!
— И что дальше? Вы за этим ко мне пришли?
Терпение Кирилла уже кончалось. Теперь он прекрасно понимал чувства Василия Андреевича, который хотел поскорее избавиться от молодых супругов.
— Да, я понимаю, — подмигнул Михаил, — Ближе к делу, как у вас говорят.
«У вас — это у кого? Слишком много знаете о нас»
— Так вот, мы в тот вечер прогуливались по палубе, когда в каюте под нами начался пожар. Нам сказали, что вы ведёте расследование, верно?
— Верно, — кивнул Кирилл.
— Так вот, мы были одними из тех, кто слышал крики несчастной, — признался Хомяков. — Я перегнулся через перила и слышал урывками её слова.
— А я стояла рядом, — подтвердила слова мужа девушка, держа его за руку.
— Она кричала… правда, дословно я уже не вспомню, да и ветер в тот вечер шумел. Вы, наверное, помните, этот сильный ветер. Даже шляпки у дам слетали. — В подтверждение своих слов Хомяков столь сильно жестикулировал, будто старался махами поднять точно такой же ветер. — Так вот, рядом с нами люди кричали в ужасе, так что я с трудом мог расслышать её слова. И ещё тяжелее мне давалось складывать их в осмысленные фразы.
— Да не томите уже! — не выдержал Кирилл Петрович.
Повисла недолгая пауза. Хомяков будто был искренне удивился тому, что его собеседнику не нравится столь развёрнутая беседа. Затем, будто сдувшись, он как-то поник и опустил плечи.
Неожиданно слово взяла тихоня Варвара:
— Она кричала что-то вроде: «Я видела… я всё видела! Меня заперли намеренно! Ненавижу.… Спасите!»
— Конкретно эти слова? — уточнил Кирилл.
— Да, именно это, — кивнула девушка.
— Иными словами, никаких имён она не называла?
— Нет, мы расслышали только эти слова.
«Жаль… очень жаль»
В комнате повисла тишина, пока Кирилл ждал продолжения.
— И-и-и… это всё?
— После этого она скрылась в каюте. — Хомяков пожал плечами. — Больше мы ничего не слышали.
Кирилл Петрович ушёл в свою комнату, вернувшись с чернилами и листом бумаги, и стал делать запись прямо на столике у иллюминатора. Уточняя у супругов, он в точности записал последние слова Софи. Затем замер, всматриваясь в написанное, будто уловил некий смысл, который был готов ускользнуть от него.
— Скажите, прошу, — Варвара подалась чуть вперёд, не выпуская из ладоней руки жениха. — Мы вам хоть немного помогли?
Кирилл снова и снова перечитывал последние слова: «…меня заперли намеренно. Ненавижу. Спасите».
— Всё возможно… мне необходимо подумать. — Он поднял на гостей взгляд, будто позабыв о том, что не один в комнате. — Вы не возражаете?
— Ох, конечно же! Просим прощения.
Молодые супруги Хомяковы встали и направились к двери.
— Мы всё же надеемся, что это хоть немного, да поможет в вашем расследовании, ваше благородие. — Варвара кивнула головой, увлекая мужа за собой в коридор.
— Ступайте-ступайте.
Когда дверь за ними закрылась, Кирилл всё ещё перечитывал листок, на котором были запечатлены последние слова Софьи. Что-то было в них…
Кирилл продолжал думать, держа в голове перемещения всех подозреваемых в тот злополучный вечер. Он, словно шахматные фигуры на доске, переставлял их фигуры, думая, мог ли каждый из них, обманув свидетелей, поступить определённым образом, а не так, как помнят об этом остальные участники трагедии? Выкрасть всего одну минутку, чтобы успеть за это время добежать до тупика коридора, в котором располагалась каюта Софьи Ильиничны, и сделать грязное дело?
Действительно ли Анна Илларионовна всё это время находилась в комнате отдыха? Ведь она сидела в последнем ряду, и запросто могла выйти посреди музыкального представления и пойти к Софье. В любой момент. И при этом все респектабельные пассажирки могли смело утверждать, что старушка ни на минуту не покидала их.
Действительно ли Рустам Дадиани в итоге отказался от откровенного разговора с Софьей? Возможно ли, что он, уйдя с дороги нянечки и так и не появившись в обеденном зале, чуть позже снова пришёл к ней в каюту? И в этот раз довёл месть до конца?
Действительно ли Алексей Ермолкин, после того как пришёл в свою каюту с фамильными драгоценностями, замертво упал в кровать? Мало ли, что могло взбрести в пьяную голову? Может, он потом снова пошёл к Софье в комнату, решив, что она недостаточно получила по заслугам?
Множество свидетелей, но все они в сложившихся обстоятельствах ненадёжны. И самым ненадёжным из них является Илья Иванович со своими многочисленными «не знаю» и «не помню».
— Как вы здесь, Кирилл Петрович? Всё ещё в раздумьях?
Николай Григорьевич и Семён Михайлович снова нарушили его покой.
— Мы беспокоимся за вас. Уже вечереет.
— А что случилось? — спросил Кирилл.
— Вы совсем покинули нас. Скоро ужин.
— Я всего лишь не мешаю вашим отношениям с леди Бичем, — улыбнулся Кирилл Петрович. — И даже помогаю им, дозволив вам почитать мои бумаги.
— О, вы не помешаете. — Консул вместе с учёным сели за столик рядом с Кириллом. — Она продолжает ластиться ко мне, словно кошка. И даже намекала на то, что лорд Бичем вовсе не интересуется женским полом.
Мужчины рассмеялись.
— Успехов вам, Николай Григорьевич, — ответил Кирилл Петрович.
— Но скажите же нам, любезный, — спросил Семён Михайлович. — Как продвигается ваше расследование?
— Стоит на месте, — признался мужчина. — У каждого из подозреваемых была возможность совершить злодеяние. И ни у кого из них нет подтверждённого алиби.
— Даже у Анны Илларионовны? — изумился консул.
— Даже у неё, — кивнул мужчина. — Она сидела на последнем ряду в полутёмном помещении. Ей ничего не стоило выйти в любой момент и…
— То есть, вы считаете, что это сделала нянечка? — уточнил Семён Михайлович, — Но доказательств у вас нет.
— У меня складывается впечатление, что это она, — кивнул Кирилл. — Неудовлетворительное алиби. Да ещё и эта ручка темперметра у неё под кроватью.
В ответ на это учёный, будто решившись, хлопнул себя по коленям:
— Ну что же, я тогда признаюсь, что по моим наблюдениям и размышлениям убийцей может быть только Ермолкин. Вот не лежит у меня к нему душа, — мужчина положил ладонь на грудь. — Скорее всего, придушил её, но не до конца, и сам же и забрал украшения. Пьяный был, потому и не помнит этого.
— А я думаю, что это сделал Дадиани, — сказал Позумцев.
— Почему? — спросил Семён Михайлович.
Консул пожал плечами:
— Как и у вас, душа не лежит к Алексею, так и у меня…
— Только из-за того, что он кавказец? — изумился Семён Михайлович.
— Ну что же вы! Что же вы из меня ксенофоба-то делаете?
— Не ссорьтесь, господа! Прошу вас! Ни у кого из вас нет доказательств. Дело это крайне запутанное и тёмное, — сетовал Кирилл Петрович. — Да ещё эти Хомяковы…
— Какие Хомяковы? — переспросил учёный.
— В обед старпом привёл ко мне молодых супругов, — начал объяснять мужчина. — Они были свидетелями того, как Софи кричала из своей каюты.
— Кричала? — оживился Позумцев, — Она назвала имя убийцы?
— Если бы назвала, то мы бы сейчас с вами не ругались, — покачал головой Кирилл, протягивая им листок бумаги с написанным текстом. — Если верить их словам, то она кричала вот это.
— Что? Что это? — Семён Михайлович, взяв лист, прочитал вслух, — «Я видела… я всё видела! Меня заперли намеренно! Ненавижу.… Спасите!»
Отложив бумагу, он добавил:
— И? Это что-то означает?
— Скорее всего, ровным счётом ничего, — махнул рукой Позумцев. — Обычные слова отчаявшегося человека, молящего о помощи на пороге смерти.
— Позвольте, голубчик! — изумился Семён Михайлович. — Ведь она прямым текстом говорит, что «всё видела». Значит, она видела что-то важное?
— Но что? Что она могла увидеть? — парировал Николай Григорьевич. — И где? В иллюминаторе бескрайнее море, а в окошке двери…
Кирилла Петровича будто молнией поразило. Его собеседники продолжали переговариваться, спорить и приводить свои доводы, но он их почти не слышал. Он наконец-то нашёл тот сокрытый смысл, который таился в словах девушки.
— Кирилл Петрович? — услышал он голос консула. — Вы нас пугаете. С вами всё в порядке? Может, воды?
Оба мужчины, притихнув, смотрели на него.
— Вы уже минут пять сидите и молча смотрите в стену, — заметил Семён Михайлович.
— Как же можно было не понять, — ответил Кирилл, проведя рукой по волосам. — Ведь она кричала, что её заперли намеренно!
Оба мужчины, едва не вырывая листок из рук друг друга, снова перечитали последние слова Софьи Ильиничны.
— И что из этого вытекает? — недоумевал Николай Григорьевич.
— Ведь ручку могло попросту заклинить. Или она могла запереться на ключ, и в панике позабыть, куда его дела. Но она кричала о том, что её заперли намеренно, — уточнил он, подняв указательный палец. — А это значит ровно то, что она ВИДЕЛА лицо убийцы. — Кирилл встал и принялся ходить по гостиной, от одной стены к другой. — Возможно, даже видела в тот момент, когда рука этого злодея перекрыла выход в коридор. Мне неведомо, заметила ли Софи в тот момент отвёрнутый темперметр и отсутствие его ручки, но она точно видела человека, который запер её. — Кирилл снова провёл рукой по волосам, приводя их в порядок. — Может, девушка решила, что это какая-то шутка или некая лёгкая форма мести — показать ей, что она беззащитна и не сможет выйти. Но чуть позже, когда вещи в каюте стали вспыхивать одна за другой, Софья осознала серьёзность ситуации. И поняла, что ей не жить.
— Очень хорошо, — кивнул консул. — А чем нам это поможет?
— Я очень надеюсь, что как только в её комнате начался пожар, Софи каким-то образом смогла оставить нам знак или подсказку, указующую на личность убийцы.
— Вы думаете? — вздёрнул брови учёный.
— Я уверен, — кивнул Кирилл.
Кирилл Петрович совершенно неожиданно ворвался в лазарет.
— Снова вы, любезный? — устало улыбнулся судовой врач. — Сколько ещё?
— Мне нужно осмотреть тело, — ответил мужчина.
В комнате на койке всё также лежало накрытое простынёй тело, а рядом сидел Илья Иванович. Видимо, запах начавшего разлагаться трупа его не слишком сильно волновал.
— Матерь Божья! Вы что же, всё это время были здесь? — изумился вошедший Кирилл.
Старый граф поднял на него пустой взгляд. Кожа вокруг глаз была красной от обилия слёз. Казалось, он постарел разом на пятнадцать лет.
— Я… здесь всё время… — граф виновато опустил голову. — Анна Илларионовна мне приносит поднос с едой, но я… мало к чему могу притронуться.
— Вам надобно выходить в люди. Вы не должны прятаться здесь. — Кирилл подошёл к койке и, отогнув край простыни, которым было накрыто тело, принялся осматривать обгоревшие руки. — Поймите же, наконец, что вашу дочь не вернуть в мир живых.
Граф, наблюдая за действиями мужчины, нахмурился:
— Что вы ищете? Прошу вас, прекратите. — Он уже готов был воспротивиться действиям Кирилла и вывести его из помещения. — Вы позорите…
На шум в комнате вошёл судовой врач, который стал молча наблюдать за происходящим, сложив руки на груди.
— Вы ищете что-то конкретное? — спросил он.
— Сам не знаю, что искать… но что-то должно быть. — Кирилл подошёл к койке с правой стороны.
— Что-то конкретное? — переспросил врач. — Возможно, я что-то видел, но не придал этому значения.
Руки Софи уже стали коченеть, поэтому Кириллу Петровичу пришлось присесть на корточки и, задержав дыхание, поближе придвинуться к ладоням бездыханного и уже подвергшегося разложению тела.
— Вот оно. Вот оно! — воскликнул он. — Так я и знал.
— Вы что-то нашли? — изумился граф. — Улику?
— След, который вполне может привести к улике! Прошу вас, посмотрите сами.
Илья Иванович присел рядом, и Кирилл указал ему на ребро ладони со стороны мизинца. Здесь пожелтевшая и потрескавшаяся кожа ещё хранила следы синих чернил.
— Ваша дочь имела обыкновение писать по вечерам? — поинтересовался Кирилл. — Она вела дневник? Или возможно обмолвилась вам, что хочет написать письмо?
— Насколько я знаю, нет, — пожал плечами граф. — Писать она не любила. Письмам предпочитала короткие записки. Но скажите же мне, этот след чернил что-то означает?
— О, он означает очень многое, — Кирилл искренне улыбался. — Собственно, для нас это едва ли не единственная зацепка.
Кирилл, а вслед за ним и Илья Иванович, отошёл от койки и сел на короткую скамью, стоявшую у стены. На освободившееся место тут же сел судовой врач, любопытство которого подтолкнуло к тому, чтобы также осмотреть ладонь девушки.
Выдержав паузу, Кирилл продолжил:
— Есть свидетель, слышавший последние слова Софи, когда она кричала в раскрытый иллюминатор. Из них становится ясно, что она видела лицо злодея в окошко двери, но назвать имени не успела. Или свидетели не расслышали его. — Мужчина кивнул своим мыслям. — Возможно, она и сама поняла это. Я подозреваю, что ваша дочь перед смертью смогла написать на бумаге имя убийцы и где-то спрятала эту записку.
Лицо Ильи Ивановича вытянулось в удивлении и смятении:
— Значит, вам нужно всего лишь найти эту бумажку? — руки сжались в кулаки. — И вы узнаете имя этого душегуба?
«Да. Всего лишь найти клочок бумаги в дотла сгоревшей каюте, — усмехнулся Кирилл про себя. — Собственно, мне предстоит совершить невозможную вещь».
— Когда осматривали тело, она ничего в ладонях не сжимала? — Кирилл спросил судового врача, который уже встал с пола, осмотрев ладонь, и тактично молчавшего всё это время.
— Нет, я бы заметил это, — категорично покачал тот головой.
— Это усложняет дело. — Кирилл Петрович положил ладонь на плечо графа. — Но не волнуйтесь. Я обещаю вам, что мы найдём этого злодея и предадим суду. Дайте только немного времени.
Продолжение следует…
— Могу я узнать, как вас зовут? — Кирилл указал гостям на плетёные кресла гостиной.
— Да, разумеется. Я Михаил Петрович Хомяков, — парень протянул ему руку. — Это моя супруга Варвара Дмитриевна. Мы не так давно поженились, и эта поездка на «Фёдоре Ушакове» была неким свадебным подарком от наших родителей…
— Я очень рад за вас, — улыбнулся Кирилл Петрович. — Так что же?
В глазах молодого Хомякова светился энтузиазм:
— Мы любим вечерами прогуливаться по палубе с другими пассажирами, и даже пробовали пару раз покататься на этом сумасшедшем аттракционе с гребным колесом. Правда Варваре каждый раз страшно, и она сильно хватает меня за руку, так что даже остаются синяки…
— Да, я тоже катался на колесе.
— Но побойтесь Бога, рупь за несколько кругов? — глаза Хомякова расширились до размеров упомянутой монеты. — С одного человека? Это же сущий грабёж!
— И что дальше? Вы за этим ко мне пришли?
Терпение Кирилла уже кончалось. Теперь он прекрасно понимал чувства Василия Андреевича, который хотел поскорее избавиться от молодых супругов.
— Да, я понимаю, — подмигнул Михаил, — Ближе к делу, как у вас говорят.
«У вас — это у кого? Слишком много знаете о нас»
— Так вот, мы в тот вечер прогуливались по палубе, когда в каюте под нами начался пожар. Нам сказали, что вы ведёте расследование, верно?
— Верно, — кивнул Кирилл.
— Так вот, мы были одними из тех, кто слышал крики несчастной, — признался Хомяков. — Я перегнулся через перила и слышал урывками её слова.
— А я стояла рядом, — подтвердила слова мужа девушка, держа его за руку.
— Она кричала… правда, дословно я уже не вспомню, да и ветер в тот вечер шумел. Вы, наверное, помните, этот сильный ветер. Даже шляпки у дам слетали. — В подтверждение своих слов Хомяков столь сильно жестикулировал, будто старался махами поднять точно такой же ветер. — Так вот, рядом с нами люди кричали в ужасе, так что я с трудом мог расслышать её слова. И ещё тяжелее мне давалось складывать их в осмысленные фразы.
— Да не томите уже! — не выдержал Кирилл Петрович.
Повисла недолгая пауза. Хомяков будто был искренне удивился тому, что его собеседнику не нравится столь развёрнутая беседа. Затем, будто сдувшись, он как-то поник и опустил плечи.
Неожиданно слово взяла тихоня Варвара:
— Она кричала что-то вроде: «Я видела… я всё видела! Меня заперли намеренно! Ненавижу.… Спасите!»
— Конкретно эти слова? — уточнил Кирилл.
— Да, именно это, — кивнула девушка.
— Иными словами, никаких имён она не называла?
— Нет, мы расслышали только эти слова.
«Жаль… очень жаль»
В комнате повисла тишина, пока Кирилл ждал продолжения.
— И-и-и… это всё?
— После этого она скрылась в каюте. — Хомяков пожал плечами. — Больше мы ничего не слышали.
Кирилл Петрович ушёл в свою комнату, вернувшись с чернилами и листом бумаги, и стал делать запись прямо на столике у иллюминатора. Уточняя у супругов, он в точности записал последние слова Софи. Затем замер, всматриваясь в написанное, будто уловил некий смысл, который был готов ускользнуть от него.
— Скажите, прошу, — Варвара подалась чуть вперёд, не выпуская из ладоней руки жениха. — Мы вам хоть немного помогли?
Кирилл снова и снова перечитывал последние слова: «…меня заперли намеренно. Ненавижу. Спасите».
— Всё возможно… мне необходимо подумать. — Он поднял на гостей взгляд, будто позабыв о том, что не один в комнате. — Вы не возражаете?
— Ох, конечно же! Просим прощения.
Молодые супруги Хомяковы встали и направились к двери.
— Мы всё же надеемся, что это хоть немного, да поможет в вашем расследовании, ваше благородие. — Варвара кивнула головой, увлекая мужа за собой в коридор.
— Ступайте-ступайте.
Когда дверь за ними закрылась, Кирилл всё ещё перечитывал листок, на котором были запечатлены последние слова Софьи. Что-то было в них…
Кирилл продолжал думать, держа в голове перемещения всех подозреваемых в тот злополучный вечер. Он, словно шахматные фигуры на доске, переставлял их фигуры, думая, мог ли каждый из них, обманув свидетелей, поступить определённым образом, а не так, как помнят об этом остальные участники трагедии? Выкрасть всего одну минутку, чтобы успеть за это время добежать до тупика коридора, в котором располагалась каюта Софьи Ильиничны, и сделать грязное дело?
Действительно ли Анна Илларионовна всё это время находилась в комнате отдыха? Ведь она сидела в последнем ряду, и запросто могла выйти посреди музыкального представления и пойти к Софье. В любой момент. И при этом все респектабельные пассажирки могли смело утверждать, что старушка ни на минуту не покидала их.
Действительно ли Рустам Дадиани в итоге отказался от откровенного разговора с Софьей? Возможно ли, что он, уйдя с дороги нянечки и так и не появившись в обеденном зале, чуть позже снова пришёл к ней в каюту? И в этот раз довёл месть до конца?
Действительно ли Алексей Ермолкин, после того как пришёл в свою каюту с фамильными драгоценностями, замертво упал в кровать? Мало ли, что могло взбрести в пьяную голову? Может, он потом снова пошёл к Софье в комнату, решив, что она недостаточно получила по заслугам?
Множество свидетелей, но все они в сложившихся обстоятельствах ненадёжны. И самым ненадёжным из них является Илья Иванович со своими многочисленными «не знаю» и «не помню».
— Как вы здесь, Кирилл Петрович? Всё ещё в раздумьях?
Николай Григорьевич и Семён Михайлович снова нарушили его покой.
— Мы беспокоимся за вас. Уже вечереет.
— А что случилось? — спросил Кирилл.
— Вы совсем покинули нас. Скоро ужин.
— Я всего лишь не мешаю вашим отношениям с леди Бичем, — улыбнулся Кирилл Петрович. — И даже помогаю им, дозволив вам почитать мои бумаги.
— О, вы не помешаете. — Консул вместе с учёным сели за столик рядом с Кириллом. — Она продолжает ластиться ко мне, словно кошка. И даже намекала на то, что лорд Бичем вовсе не интересуется женским полом.
Мужчины рассмеялись.
— Успехов вам, Николай Григорьевич, — ответил Кирилл Петрович.
— Но скажите же нам, любезный, — спросил Семён Михайлович. — Как продвигается ваше расследование?
— Стоит на месте, — признался мужчина. — У каждого из подозреваемых была возможность совершить злодеяние. И ни у кого из них нет подтверждённого алиби.
— Даже у Анны Илларионовны? — изумился консул.
— Даже у неё, — кивнул мужчина. — Она сидела на последнем ряду в полутёмном помещении. Ей ничего не стоило выйти в любой момент и…
— То есть, вы считаете, что это сделала нянечка? — уточнил Семён Михайлович, — Но доказательств у вас нет.
— У меня складывается впечатление, что это она, — кивнул Кирилл. — Неудовлетворительное алиби. Да ещё и эта ручка темперметра у неё под кроватью.
В ответ на это учёный, будто решившись, хлопнул себя по коленям:
— Ну что же, я тогда признаюсь, что по моим наблюдениям и размышлениям убийцей может быть только Ермолкин. Вот не лежит у меня к нему душа, — мужчина положил ладонь на грудь. — Скорее всего, придушил её, но не до конца, и сам же и забрал украшения. Пьяный был, потому и не помнит этого.
— А я думаю, что это сделал Дадиани, — сказал Позумцев.
— Почему? — спросил Семён Михайлович.
Консул пожал плечами:
— Как и у вас, душа не лежит к Алексею, так и у меня…
— Только из-за того, что он кавказец? — изумился Семён Михайлович.
— Ну что же вы! Что же вы из меня ксенофоба-то делаете?
— Не ссорьтесь, господа! Прошу вас! Ни у кого из вас нет доказательств. Дело это крайне запутанное и тёмное, — сетовал Кирилл Петрович. — Да ещё эти Хомяковы…
— Какие Хомяковы? — переспросил учёный.
— В обед старпом привёл ко мне молодых супругов, — начал объяснять мужчина. — Они были свидетелями того, как Софи кричала из своей каюты.
— Кричала? — оживился Позумцев, — Она назвала имя убийцы?
— Если бы назвала, то мы бы сейчас с вами не ругались, — покачал головой Кирилл, протягивая им листок бумаги с написанным текстом. — Если верить их словам, то она кричала вот это.
— Что? Что это? — Семён Михайлович, взяв лист, прочитал вслух, — «Я видела… я всё видела! Меня заперли намеренно! Ненавижу.… Спасите!»
Отложив бумагу, он добавил:
— И? Это что-то означает?
— Скорее всего, ровным счётом ничего, — махнул рукой Позумцев. — Обычные слова отчаявшегося человека, молящего о помощи на пороге смерти.
— Позвольте, голубчик! — изумился Семён Михайлович. — Ведь она прямым текстом говорит, что «всё видела». Значит, она видела что-то важное?
— Но что? Что она могла увидеть? — парировал Николай Григорьевич. — И где? В иллюминаторе бескрайнее море, а в окошке двери…
Кирилла Петровича будто молнией поразило. Его собеседники продолжали переговариваться, спорить и приводить свои доводы, но он их почти не слышал. Он наконец-то нашёл тот сокрытый смысл, который таился в словах девушки.
— Кирилл Петрович? — услышал он голос консула. — Вы нас пугаете. С вами всё в порядке? Может, воды?
Оба мужчины, притихнув, смотрели на него.
— Вы уже минут пять сидите и молча смотрите в стену, — заметил Семён Михайлович.
— Как же можно было не понять, — ответил Кирилл, проведя рукой по волосам. — Ведь она кричала, что её заперли намеренно!
Оба мужчины, едва не вырывая листок из рук друг друга, снова перечитали последние слова Софьи Ильиничны.
— И что из этого вытекает? — недоумевал Николай Григорьевич.
— Ведь ручку могло попросту заклинить. Или она могла запереться на ключ, и в панике позабыть, куда его дела. Но она кричала о том, что её заперли намеренно, — уточнил он, подняв указательный палец. — А это значит ровно то, что она ВИДЕЛА лицо убийцы. — Кирилл встал и принялся ходить по гостиной, от одной стены к другой. — Возможно, даже видела в тот момент, когда рука этого злодея перекрыла выход в коридор. Мне неведомо, заметила ли Софи в тот момент отвёрнутый темперметр и отсутствие его ручки, но она точно видела человека, который запер её. — Кирилл снова провёл рукой по волосам, приводя их в порядок. — Может, девушка решила, что это какая-то шутка или некая лёгкая форма мести — показать ей, что она беззащитна и не сможет выйти. Но чуть позже, когда вещи в каюте стали вспыхивать одна за другой, Софья осознала серьёзность ситуации. И поняла, что ей не жить.
— Очень хорошо, — кивнул консул. — А чем нам это поможет?
— Я очень надеюсь, что как только в её комнате начался пожар, Софи каким-то образом смогла оставить нам знак или подсказку, указующую на личность убийцы.
— Вы думаете? — вздёрнул брови учёный.
— Я уверен, — кивнул Кирилл.
Кирилл Петрович совершенно неожиданно ворвался в лазарет.
— Снова вы, любезный? — устало улыбнулся судовой врач. — Сколько ещё?
— Мне нужно осмотреть тело, — ответил мужчина.
В комнате на койке всё также лежало накрытое простынёй тело, а рядом сидел Илья Иванович. Видимо, запах начавшего разлагаться трупа его не слишком сильно волновал.
— Матерь Божья! Вы что же, всё это время были здесь? — изумился вошедший Кирилл.
Старый граф поднял на него пустой взгляд. Кожа вокруг глаз была красной от обилия слёз. Казалось, он постарел разом на пятнадцать лет.
— Я… здесь всё время… — граф виновато опустил голову. — Анна Илларионовна мне приносит поднос с едой, но я… мало к чему могу притронуться.
— Вам надобно выходить в люди. Вы не должны прятаться здесь. — Кирилл подошёл к койке и, отогнув край простыни, которым было накрыто тело, принялся осматривать обгоревшие руки. — Поймите же, наконец, что вашу дочь не вернуть в мир живых.
Граф, наблюдая за действиями мужчины, нахмурился:
— Что вы ищете? Прошу вас, прекратите. — Он уже готов был воспротивиться действиям Кирилла и вывести его из помещения. — Вы позорите…
На шум в комнате вошёл судовой врач, который стал молча наблюдать за происходящим, сложив руки на груди.
— Вы ищете что-то конкретное? — спросил он.
— Сам не знаю, что искать… но что-то должно быть. — Кирилл подошёл к койке с правой стороны.
— Что-то конкретное? — переспросил врач. — Возможно, я что-то видел, но не придал этому значения.
Руки Софи уже стали коченеть, поэтому Кириллу Петровичу пришлось присесть на корточки и, задержав дыхание, поближе придвинуться к ладоням бездыханного и уже подвергшегося разложению тела.
— Вот оно. Вот оно! — воскликнул он. — Так я и знал.
— Вы что-то нашли? — изумился граф. — Улику?
— След, который вполне может привести к улике! Прошу вас, посмотрите сами.
Илья Иванович присел рядом, и Кирилл указал ему на ребро ладони со стороны мизинца. Здесь пожелтевшая и потрескавшаяся кожа ещё хранила следы синих чернил.
— Ваша дочь имела обыкновение писать по вечерам? — поинтересовался Кирилл. — Она вела дневник? Или возможно обмолвилась вам, что хочет написать письмо?
— Насколько я знаю, нет, — пожал плечами граф. — Писать она не любила. Письмам предпочитала короткие записки. Но скажите же мне, этот след чернил что-то означает?
— О, он означает очень многое, — Кирилл искренне улыбался. — Собственно, для нас это едва ли не единственная зацепка.
Кирилл, а вслед за ним и Илья Иванович, отошёл от койки и сел на короткую скамью, стоявшую у стены. На освободившееся место тут же сел судовой врач, любопытство которого подтолкнуло к тому, чтобы также осмотреть ладонь девушки.
Выдержав паузу, Кирилл продолжил:
— Есть свидетель, слышавший последние слова Софи, когда она кричала в раскрытый иллюминатор. Из них становится ясно, что она видела лицо злодея в окошко двери, но назвать имени не успела. Или свидетели не расслышали его. — Мужчина кивнул своим мыслям. — Возможно, она и сама поняла это. Я подозреваю, что ваша дочь перед смертью смогла написать на бумаге имя убийцы и где-то спрятала эту записку.
Лицо Ильи Ивановича вытянулось в удивлении и смятении:
— Значит, вам нужно всего лишь найти эту бумажку? — руки сжались в кулаки. — И вы узнаете имя этого душегуба?
«Да. Всего лишь найти клочок бумаги в дотла сгоревшей каюте, — усмехнулся Кирилл про себя. — Собственно, мне предстоит совершить невозможную вещь».
— Когда осматривали тело, она ничего в ладонях не сжимала? — Кирилл спросил судового врача, который уже встал с пола, осмотрев ладонь, и тактично молчавшего всё это время.
— Нет, я бы заметил это, — категорично покачал тот головой.
— Это усложняет дело. — Кирилл Петрович положил ладонь на плечо графа. — Но не волнуйтесь. Я обещаю вам, что мы найдём этого злодея и предадим суду. Дайте только немного времени.
Продолжение следует…
0 комментариев