Последнее слово Софи. Окончание главы 4 - глава 5 (1).
…
— Это усложняет дело. — Кирилл Петрович положил ладонь на плечо графа. — Но не волнуйтесь. Я обещаю вам, что мы найдём этого злодея и предадим суду. Дайте только немного времени.
За ужином в привычном кругу пассажиров Кирилл Петрович поделился своими мыслями с соседями.
— …отсюда вытекает вполне логичный вывод, что погибшая оставила записку с именем убийцы, — закончил он свою речь.
Он заметил, что на них с интересом посматривают пассажиры с соседних столиков. По кораблю уже успели распространиться слухи, что некий человек ведёт расследование происшедшей трагедии. Кто-то смотрел радостно-заинтересованно, а кто-то недоверчиво и хмуро. Но внимания было хоть отбавляй.
— Боже мой, как всё это интересно, — невпопад ляпнула леди Бичем, взяв за руку сидевшего рядом Николая Григорьевича. — И вам осталось только найти эту записку? Только и всего?
— Да, вы совершенно правы, — кивнул Кирилл.
— Получается, что записка, если она и вправду существует, и если она каким-то непостижимым образом уцелела, то точно до сих пор находится в её каюте, верно? — уточнил грузинский князь.
— Да, так и есть. И уверяю вас, её находка только вопрос времени.
«На самом деле, будет очень большой удачей, если мы найдём эту записку. И если она, как верно подметил Рустам, действительно существует. Но всем, сидящим за этим столом, необходимо внушить, что записка действительно существует. Это нужно для моего дальнейшего плана — охота на живца»
Кирилл Петрович внимательно следил за реакцией двоих подозреваемых, Дадиани и Ермолкина, но видел на их лицах лишь радость и облегчение от того, что в скором времени напряжённая ситуация прекратится. Чуть ранее он также сообщил эту новость и Анне Илларионовне, но лицо старушки при этом осталось беспристрастным. А реакция Ильи Ивановича в лазарете, насколько он помнил, несла на себе печать праведного возмездия вкупе с удивлением и смятением.
«Если убийца один из них, то он должен быть очень хорошим актёром».
— К обеду завтрашнего дня мы уже прибудем к месту назначения, — напомнила леди Бичем. — Как думаете, вы успеете к этому времени?
— Будем надеяться, что да.
Часть 5.
Облачным утром следующего дня «Фёдор Ушаков» уже вошёл в Финский залив, и напрямую плыл к Петербургу, прямо навстречу восходящему солнцу. До встречи с родной землёй оставались считанные часы.
Николай Григорьевич, одеваясь к завтраку, пребывал в хорошем настроении духа и без конца улыбался, напевая что-то себе под нос. Причиной тому, как он признался заглянувшему Кириллу Петровичу, была ночь в его комнате, которую он сегодня делил вместе с леди Бичем.
— Британская крепость сдалась? — улыбнулся Кирилл.
— Эта крепость не особо защищалась, любезнейший.
Рассмеявшись, Кирилл добавил, лукаво прищурившись:
— Папку свою с документами после её ухода проверяли? Всё на месте?
— Помилуйте, Кирилл Петрович. Ужели вы думаете, что я настолько глуп? — ответил мужчина. — Разумеется, проверил. Всё на месте, даже сама ваша папка, которую вы мне выдали, ни на волосок не сдвинулась с места.
— Вот и прекрасно. А то леди Бичем уж слишком явно возжелала проникнуть к вам в каюту. Как тут не возникнуть подозрениям? — признался Кирилл. — Мало ли, какие подложные мысли у неё были. Может, её специально к вам подослали.
— Как вы могли такое подумать! Совсем наоборот, это чистой души человечек! — заверил его Николай Григорьевич. — Я, когда вышел из уборной, увидел у себя Семёна Михайловича с Сиволапом. Он сказал, что не знал о том, что в каюте есть кто-то ещё, а присутствие леди Бичем удивило его. Говорит, что она стала спешно собираться, будто бы то, что её, скажем так, застали на месте измены, устыдило её. Плакала, прикрывая лицо платком и вытирая слёзы, говорила что-то вроде: «Ах, зачем я это сделала? Я ведь приличная замужняя дама!», а затем спешно выбежала в коридор. Я выбежал за ней, хотел успокоить, но она уже скрылась в своей каюте.
— То есть, какое-то время в вашей комнате оставался ваш друг Семён с Сиволапом? — уточнил Кирилл Петрович.
— Да, совершенно верно, — кивнул Позумцев. — Но, как я уже сказал, папка на месте, замок не тронут, и все документы в порядке.
— Тогда всё хорошо, — кивнул собеседник. — Вы уже собрались?
— Да, вот только пенсне своё найду.
— Сегодня мы будем участвовать в последнем акте трагедии, любезнейший, — пообещал Кирилл своему другу. — Вы готовы?
Сразу же после завтрака Кирилл Петрович в компании троих мужчин подошёл к сгоревшей каюте номер восемь, перед которой стоял сонный офицер Сухов. Едва завидев приближающуюся группу, мужчина встал по стойке смирно.
— Что же, Сухов? — спросил Василий Андреевич. — Были какие-нибудь происшествия в эту ночь?
— Никак нет, ваше благородие, — отдал честь Сухов.
— И никто даже не появлялся в коридоре рядом с вами? — переспросил Кирилл. — Не пытался заговорить? И не пытался на минутку заглянуть внутрь?
— Так точно. Не появлялся.
Кирилл Петрович повернулся к остальным. Перед ним стояли Николай Григорьевич, Семён Михайлович со своим неизменным прислужником Сиволапом, а также старпом Василий Андреевич.
— Я объясню, что происходит, — кивнул Кирилл. — Я называю это «ловлей на живца», и частенько применяю данный метод в своих расследованиях. Как вы помните, вчера за ужином я рассказал подозреваемым, что записка с именем убийцы всё ещё находится в сгоревшей каюте.
— Кажется, я понимаю, — улыбнулся старпом, приглаживая тонкие усики. — Настоящий убийца, желая уничтожить улику, прямо указывающую на него, мог бы сегодня ночью прокрасться в каюту Софьи Ильиничны и попытаться найти записку. Всё верно?
— Совершенно верно, Василий Андреевич, — кивнул мужчина. — Но, так как Сухов говорит, что ночью никого не было, то либо наш злодей так и не понял выгоды подвернувшегося ему шанса, либо не решился на столь рискованный шаг.
— Либо он умнее нас с вами, — хохотнул Семён Михайлович.
— Ну что же, вы, Сухов, можете идти отсыпаться. Если ваше непосредственное начальство даст добро, — Кирилл указал на старпома, на что тот коротко кивнул.
— Ваше благородие… если позволите…
— Что такое? — спросил Василий.
— Я бы хотел остаться с вами сейчас, — офицер явно смущался, переминаясь с ноги на ногу, — Очень уж хочется хоть одним глазком посмотреть, как оно у вас всё это происходит. Расследование, и прочие штуки.
Кирилл повернулся к Василию Андреевичу, на что тот махнул рукой:
— Лишний свидетель не помешает.
— Что же, господа! Заходим.
Они вошли. Пятеро мужчин и один автоматон, бывший на голову выше каждого из них.
Всё те же чёрные от копоти стальные стены, с которых свисали обрывки сгоревших шёлковых портьер. С потолка свисала оплавившаяся, почерневшая люстра.
— Какой же здесь был жар, ежели сам металл плавился, — покачал головой Сухов.
Под их ногами скрипели доски, представлявшие из себя одни уголья.
— Пол вскрывали?
— Вскрывали, ваше благородие, — ответил офицер. — Ни листочка, ни бумажки. Ничего не было. Даже сами доски прогорели снизу.
— Немудрено. Ведь тот самый электрический подогрев как раз под полом и располагался, — ответил консул.
Мужчины разошлись по разным углам комнаты, разглядывая почерневшие от сажи стены и искренне стараясь найти неуловимый тайник.
— Что же, господа! Никаких мыслей? — произнёс Семён Михайлович. — Даже я уже не знаю, где можно спрятать бумажную записку в сгоревшей комнате.
— Может быть, она и написала её, но спрятала не так уж и хорошо? — предположил старпом. — И мы попросту ищем то, что уже давным-давно сгорело?
Кирилл Петрович, оглядывая стены каюты, улыбнулся:
— Она всегда старалась казаться глупенькой, так как знала, что мужчины не любят слишком умных девушек. Я не так уж много общался с ней, но поверьте мне, она далеко не так глупа! — он обвёл присутствующих взглядом. — Софи была очень сообразительной барышней. И этой сообразительности хватило ей на то, чтобы так спрятать листок бумаги, чтобы защитить его от всепожирающего огня.
— Помилуйте, любезный! Здесь ничего не уцелело, Кирилл Петрович, — покачал головой Семён Михайлович. — Даже крепкий дубовый стол превратился в гору угольков. Сожми в кулаке — и обломки рассыпятся в пыль!
— Все металлические предметы декора были оторваны от стен, — начал отчитываться офицер Сухов. — Под ними ничего не обнаружено. За зеркалом тоже пусто. Также все несгораемые вещи покойной, наподобие медного несессера или малахитовой шкатулки с личными вещами, были проверены. Никакой записки обнаружено не было.
— Потому что в личных вещах её мог бы найти убийца.
— Но тогда… где? — Семён Михайлович развёл руками.
— Думайте, господа! Думайте! — Кирилл шутливо погрозил пальцем. — Неужели молоденькая деваха окажется хитрее всех нас вместе взятых? Думайте, в каком месте бумажная записка может уцелеть в горящей комнате?
Нерешительно подняв руку, Позумцев обратил на себя внимание:
— Я… я тут подумал. Если у неё не было возможности оставить эту записку внутри каюты, то может она спрятала её снаружи? — высказал свои мысли консул, поправив съехавшее пенсне.
— Просунуть листок под дверь? — удивился учёный. — Да, небольшая щель между полом и дверью есть. Но в коридоре его мог перехватить и уничтожить убийца.
— Но ведь есть и другие выходы, — ответил Николай Григорьевич.
— Простите, я не понимаю, — Семён Михайлович покачал головой. — Выход только один — дверь.
— Есть! — Кирилл Петрович догадался, куда клонит его попутчик. — Иллюминаторы!
Кирилл повернулся к двум круглым окошкам. Одно из них было открыто.
— Почему второе не открыли? — спросил он.
— По той причине, что металлическая кайма оплавилась от жара, — ответил Василий Андреевич. — Ещё в ночь после пожара я приказал Сухову открыть оконце, но он так и не смог этого сделать.
Кирилл подошёл к иллюминатору и попытался стереть налипшую на стекло копоть. Почти сразу же, широко улыбаясь, он повернулся к остальным:
— Сухов! Благодарите небеса за то, что у вас так и не вышло открыть его!
— Что? Что там?
Все, как один, подбежали к иллюминатору и, толкаясь, попытались посмотреть в него. Сомнений быть не могло — с обратной стороны, зажатый рамой, на ветру болтался сложенный вчетверо лист бумаги.
— Это оно? — Удивлению Николая Григорьевича не было предела. — Неужели это и взаправду оно? То самое?
— Спасибо, Софи, — едва слышно прошептал под нос Кирилл, счастливо улыбаясь.
Он повернулся к Василию Андреевичу:
— Мы можем дотянуться до неё от второго иллюминатора?
— Нет, далековато, — категорично покачал головой старпом. — К тому же, туда только голова и пролезет. Либо рука.
— Что тогда делать будем?
— Придётся одного из матросов опускать на верёвке с палубы, а мы с обратной стороны постараемся выломать раму, — предложил старпом.
— Отлично. Так и сделаем.
Следующие полчаса прошли в спешке. Сначала команда искала добровольца. Затем его обвязали крепкой верёвкой и спустили с палубы к каюте Софьи Ильиничны. Некоторое время понадобилось, чтобы он ногой выломал оплавившийся иллюминатор, при этом ему приходилось осторожно держать конец листа бумаги, чтобы он не выпал, улетев в море, и не порвался ненароком.
За это же прошедшее время слухи успели распространиться по кораблю, и к компании мужчин в сгоревшей каюте присоединились Анна Илларионовна и Илья Иванович, который ради такого дела наконец-таки покинул стены лазарета, а также Алексей Ермолкин, который, стараясь не вызвать гнев графа, держался в стороне.
— Но если бы его смогли открыть, что тогда? — спросил Семён Михайлович, — Мы бы потеряли записку? И возможность найти убийцу?
— Совершенно верно, — кивнул Кирилл. — В конце концов, мы и нашли бы убийцу, но это заняло бы гораздо больше времени.
На их глазах рама хрустнула, и створка иллюминатора, лишённая затворов, наконец-то распахнулась внутрь помещения.
— Осторожнее! Держите!
В окошке появилась рука матросика, снаружи протянувшего им столь желанный листок. Кирилл Петрович взял его в руки.
— Это оно? — с воодушевлением в голосе спросил граф.
— Да, предсмертная записка Софи, — кивнул Кирилл, разворачивая бумагу.
В его руках была пара сложенных листков, на одном из которых чернилами был наскоро наброшен рукописный текст, который к тому же был частично размыт из-за капель солёной воды. Второй, чистый лист, служил чем-то вроде защитного конверта, но не особо справился с этим.
— Морской воздух и вода не способствуют сохранности текста, — признался Кирилл Петрович, пробежав глазами по листу. — Тем не менее, всё, что нужно, легко читается.
Он подошёл к старушке и передал ей бумажный лист:
— Анна Илларионовна. Вы были близки к своей подопечной. Прошу вас подтвердить, что этот почерк принадлежит именно Софье.
Нянечка склонила над листком голову, близоруко сощурив глаза:
— Да, я узнаю его. Это она писала. Но что за…, — она стала вчитываться в строчки текста, и чем дальше она делала это, тем больше округлялись её глаза. — Но ведь это же невозможно… О Господи! Да ведь она же обвиняет…
Она прикрыла рот ладонью.
Кирилл забрал у неё записку и передал её графу:
— Пожалуйста, Илья Иванович. Вы не могли бы прочитать это?
Остальные мужчины напряжённо ожидали развязки, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Кто же? Кто же?
Но в каюте повисла тишина. Пока граф читал про себя записку, слёзы стали застилать ему глаза. Ладони графа затряслись, так что он едва мог различить наскоро написанный текст. Он провёл рукой по внезапно вспотевшему лбу.
— Вслух, пожалуйста, — попросил Кирилл Петрович.
«Меня… — Илья Иванович перевёл дыхание, не решаясь сделать этой, казалось бы, простейшей вещи, — …меня убил человек, имевший наглость называться моим папой. Меня убил мой отец!»
Из всех глоток почти одновременно вырвался вздох изумления. Присутствующие в удивлении отступили на шаг от графа, не в силах поверить в то, что написала несчастная девушка.
«Молю небеса, чтобы это чудовище, которое называлось моим отцом, не найдёт эту записку раньше других!» — продолжил читать граф.
Кирилл Петрович подошёл к Илье Ивановичу, осторожно взял из его ладоней лист бумаги и отдал его старпому:
— Прошу вас передать эту предсмертную записку Софьи Ильиничны капитану судна, как основную улику. — Он повернулся к графу, который будто находился в прострации и даже не заметил того, как у него забрали лист бумаги. — Получается, что это вы убили собственную дочь.
— Она не моя дочь…
Тишина в каюте стала прерываться возмущёнными перешёптываниями:
— Что он такое говорит? Неужели совсем с ума сошёл?
— Отрекается от собственной дочери. Какой позор…
— Он что же, хочет так вину себе смягчить? Глупости какие…
Не в силах выдержать это, Илья Иванович схватился за голову и прокричал:
— ОНА НЕ МОЯ ДОЧЬ!!!
Окончание следует…
— Это усложняет дело. — Кирилл Петрович положил ладонь на плечо графа. — Но не волнуйтесь. Я обещаю вам, что мы найдём этого злодея и предадим суду. Дайте только немного времени.
За ужином в привычном кругу пассажиров Кирилл Петрович поделился своими мыслями с соседями.
— …отсюда вытекает вполне логичный вывод, что погибшая оставила записку с именем убийцы, — закончил он свою речь.
Он заметил, что на них с интересом посматривают пассажиры с соседних столиков. По кораблю уже успели распространиться слухи, что некий человек ведёт расследование происшедшей трагедии. Кто-то смотрел радостно-заинтересованно, а кто-то недоверчиво и хмуро. Но внимания было хоть отбавляй.
— Боже мой, как всё это интересно, — невпопад ляпнула леди Бичем, взяв за руку сидевшего рядом Николая Григорьевича. — И вам осталось только найти эту записку? Только и всего?
— Да, вы совершенно правы, — кивнул Кирилл.
— Получается, что записка, если она и вправду существует, и если она каким-то непостижимым образом уцелела, то точно до сих пор находится в её каюте, верно? — уточнил грузинский князь.
— Да, так и есть. И уверяю вас, её находка только вопрос времени.
«На самом деле, будет очень большой удачей, если мы найдём эту записку. И если она, как верно подметил Рустам, действительно существует. Но всем, сидящим за этим столом, необходимо внушить, что записка действительно существует. Это нужно для моего дальнейшего плана — охота на живца»
Кирилл Петрович внимательно следил за реакцией двоих подозреваемых, Дадиани и Ермолкина, но видел на их лицах лишь радость и облегчение от того, что в скором времени напряжённая ситуация прекратится. Чуть ранее он также сообщил эту новость и Анне Илларионовне, но лицо старушки при этом осталось беспристрастным. А реакция Ильи Ивановича в лазарете, насколько он помнил, несла на себе печать праведного возмездия вкупе с удивлением и смятением.
«Если убийца один из них, то он должен быть очень хорошим актёром».
— К обеду завтрашнего дня мы уже прибудем к месту назначения, — напомнила леди Бичем. — Как думаете, вы успеете к этому времени?
— Будем надеяться, что да.
Часть 5.
Облачным утром следующего дня «Фёдор Ушаков» уже вошёл в Финский залив, и напрямую плыл к Петербургу, прямо навстречу восходящему солнцу. До встречи с родной землёй оставались считанные часы.
Николай Григорьевич, одеваясь к завтраку, пребывал в хорошем настроении духа и без конца улыбался, напевая что-то себе под нос. Причиной тому, как он признался заглянувшему Кириллу Петровичу, была ночь в его комнате, которую он сегодня делил вместе с леди Бичем.
— Британская крепость сдалась? — улыбнулся Кирилл.
— Эта крепость не особо защищалась, любезнейший.
Рассмеявшись, Кирилл добавил, лукаво прищурившись:
— Папку свою с документами после её ухода проверяли? Всё на месте?
— Помилуйте, Кирилл Петрович. Ужели вы думаете, что я настолько глуп? — ответил мужчина. — Разумеется, проверил. Всё на месте, даже сама ваша папка, которую вы мне выдали, ни на волосок не сдвинулась с места.
— Вот и прекрасно. А то леди Бичем уж слишком явно возжелала проникнуть к вам в каюту. Как тут не возникнуть подозрениям? — признался Кирилл. — Мало ли, какие подложные мысли у неё были. Может, её специально к вам подослали.
— Как вы могли такое подумать! Совсем наоборот, это чистой души человечек! — заверил его Николай Григорьевич. — Я, когда вышел из уборной, увидел у себя Семёна Михайловича с Сиволапом. Он сказал, что не знал о том, что в каюте есть кто-то ещё, а присутствие леди Бичем удивило его. Говорит, что она стала спешно собираться, будто бы то, что её, скажем так, застали на месте измены, устыдило её. Плакала, прикрывая лицо платком и вытирая слёзы, говорила что-то вроде: «Ах, зачем я это сделала? Я ведь приличная замужняя дама!», а затем спешно выбежала в коридор. Я выбежал за ней, хотел успокоить, но она уже скрылась в своей каюте.
— То есть, какое-то время в вашей комнате оставался ваш друг Семён с Сиволапом? — уточнил Кирилл Петрович.
— Да, совершенно верно, — кивнул Позумцев. — Но, как я уже сказал, папка на месте, замок не тронут, и все документы в порядке.
— Тогда всё хорошо, — кивнул собеседник. — Вы уже собрались?
— Да, вот только пенсне своё найду.
— Сегодня мы будем участвовать в последнем акте трагедии, любезнейший, — пообещал Кирилл своему другу. — Вы готовы?
Сразу же после завтрака Кирилл Петрович в компании троих мужчин подошёл к сгоревшей каюте номер восемь, перед которой стоял сонный офицер Сухов. Едва завидев приближающуюся группу, мужчина встал по стойке смирно.
— Что же, Сухов? — спросил Василий Андреевич. — Были какие-нибудь происшествия в эту ночь?
— Никак нет, ваше благородие, — отдал честь Сухов.
— И никто даже не появлялся в коридоре рядом с вами? — переспросил Кирилл. — Не пытался заговорить? И не пытался на минутку заглянуть внутрь?
— Так точно. Не появлялся.
Кирилл Петрович повернулся к остальным. Перед ним стояли Николай Григорьевич, Семён Михайлович со своим неизменным прислужником Сиволапом, а также старпом Василий Андреевич.
— Я объясню, что происходит, — кивнул Кирилл. — Я называю это «ловлей на живца», и частенько применяю данный метод в своих расследованиях. Как вы помните, вчера за ужином я рассказал подозреваемым, что записка с именем убийцы всё ещё находится в сгоревшей каюте.
— Кажется, я понимаю, — улыбнулся старпом, приглаживая тонкие усики. — Настоящий убийца, желая уничтожить улику, прямо указывающую на него, мог бы сегодня ночью прокрасться в каюту Софьи Ильиничны и попытаться найти записку. Всё верно?
— Совершенно верно, Василий Андреевич, — кивнул мужчина. — Но, так как Сухов говорит, что ночью никого не было, то либо наш злодей так и не понял выгоды подвернувшегося ему шанса, либо не решился на столь рискованный шаг.
— Либо он умнее нас с вами, — хохотнул Семён Михайлович.
— Ну что же, вы, Сухов, можете идти отсыпаться. Если ваше непосредственное начальство даст добро, — Кирилл указал на старпома, на что тот коротко кивнул.
— Ваше благородие… если позволите…
— Что такое? — спросил Василий.
— Я бы хотел остаться с вами сейчас, — офицер явно смущался, переминаясь с ноги на ногу, — Очень уж хочется хоть одним глазком посмотреть, как оно у вас всё это происходит. Расследование, и прочие штуки.
Кирилл повернулся к Василию Андреевичу, на что тот махнул рукой:
— Лишний свидетель не помешает.
— Что же, господа! Заходим.
Они вошли. Пятеро мужчин и один автоматон, бывший на голову выше каждого из них.
Всё те же чёрные от копоти стальные стены, с которых свисали обрывки сгоревших шёлковых портьер. С потолка свисала оплавившаяся, почерневшая люстра.
— Какой же здесь был жар, ежели сам металл плавился, — покачал головой Сухов.
Под их ногами скрипели доски, представлявшие из себя одни уголья.
— Пол вскрывали?
— Вскрывали, ваше благородие, — ответил офицер. — Ни листочка, ни бумажки. Ничего не было. Даже сами доски прогорели снизу.
— Немудрено. Ведь тот самый электрический подогрев как раз под полом и располагался, — ответил консул.
Мужчины разошлись по разным углам комнаты, разглядывая почерневшие от сажи стены и искренне стараясь найти неуловимый тайник.
— Что же, господа! Никаких мыслей? — произнёс Семён Михайлович. — Даже я уже не знаю, где можно спрятать бумажную записку в сгоревшей комнате.
— Может быть, она и написала её, но спрятала не так уж и хорошо? — предположил старпом. — И мы попросту ищем то, что уже давным-давно сгорело?
Кирилл Петрович, оглядывая стены каюты, улыбнулся:
— Она всегда старалась казаться глупенькой, так как знала, что мужчины не любят слишком умных девушек. Я не так уж много общался с ней, но поверьте мне, она далеко не так глупа! — он обвёл присутствующих взглядом. — Софи была очень сообразительной барышней. И этой сообразительности хватило ей на то, чтобы так спрятать листок бумаги, чтобы защитить его от всепожирающего огня.
— Помилуйте, любезный! Здесь ничего не уцелело, Кирилл Петрович, — покачал головой Семён Михайлович. — Даже крепкий дубовый стол превратился в гору угольков. Сожми в кулаке — и обломки рассыпятся в пыль!
— Все металлические предметы декора были оторваны от стен, — начал отчитываться офицер Сухов. — Под ними ничего не обнаружено. За зеркалом тоже пусто. Также все несгораемые вещи покойной, наподобие медного несессера или малахитовой шкатулки с личными вещами, были проверены. Никакой записки обнаружено не было.
— Потому что в личных вещах её мог бы найти убийца.
— Но тогда… где? — Семён Михайлович развёл руками.
— Думайте, господа! Думайте! — Кирилл шутливо погрозил пальцем. — Неужели молоденькая деваха окажется хитрее всех нас вместе взятых? Думайте, в каком месте бумажная записка может уцелеть в горящей комнате?
Нерешительно подняв руку, Позумцев обратил на себя внимание:
— Я… я тут подумал. Если у неё не было возможности оставить эту записку внутри каюты, то может она спрятала её снаружи? — высказал свои мысли консул, поправив съехавшее пенсне.
— Просунуть листок под дверь? — удивился учёный. — Да, небольшая щель между полом и дверью есть. Но в коридоре его мог перехватить и уничтожить убийца.
— Но ведь есть и другие выходы, — ответил Николай Григорьевич.
— Простите, я не понимаю, — Семён Михайлович покачал головой. — Выход только один — дверь.
— Есть! — Кирилл Петрович догадался, куда клонит его попутчик. — Иллюминаторы!
Кирилл повернулся к двум круглым окошкам. Одно из них было открыто.
— Почему второе не открыли? — спросил он.
— По той причине, что металлическая кайма оплавилась от жара, — ответил Василий Андреевич. — Ещё в ночь после пожара я приказал Сухову открыть оконце, но он так и не смог этого сделать.
Кирилл подошёл к иллюминатору и попытался стереть налипшую на стекло копоть. Почти сразу же, широко улыбаясь, он повернулся к остальным:
— Сухов! Благодарите небеса за то, что у вас так и не вышло открыть его!
— Что? Что там?
Все, как один, подбежали к иллюминатору и, толкаясь, попытались посмотреть в него. Сомнений быть не могло — с обратной стороны, зажатый рамой, на ветру болтался сложенный вчетверо лист бумаги.
— Это оно? — Удивлению Николая Григорьевича не было предела. — Неужели это и взаправду оно? То самое?
— Спасибо, Софи, — едва слышно прошептал под нос Кирилл, счастливо улыбаясь.
Он повернулся к Василию Андреевичу:
— Мы можем дотянуться до неё от второго иллюминатора?
— Нет, далековато, — категорично покачал головой старпом. — К тому же, туда только голова и пролезет. Либо рука.
— Что тогда делать будем?
— Придётся одного из матросов опускать на верёвке с палубы, а мы с обратной стороны постараемся выломать раму, — предложил старпом.
— Отлично. Так и сделаем.
Следующие полчаса прошли в спешке. Сначала команда искала добровольца. Затем его обвязали крепкой верёвкой и спустили с палубы к каюте Софьи Ильиничны. Некоторое время понадобилось, чтобы он ногой выломал оплавившийся иллюминатор, при этом ему приходилось осторожно держать конец листа бумаги, чтобы он не выпал, улетев в море, и не порвался ненароком.
За это же прошедшее время слухи успели распространиться по кораблю, и к компании мужчин в сгоревшей каюте присоединились Анна Илларионовна и Илья Иванович, который ради такого дела наконец-таки покинул стены лазарета, а также Алексей Ермолкин, который, стараясь не вызвать гнев графа, держался в стороне.
— Но если бы его смогли открыть, что тогда? — спросил Семён Михайлович, — Мы бы потеряли записку? И возможность найти убийцу?
— Совершенно верно, — кивнул Кирилл. — В конце концов, мы и нашли бы убийцу, но это заняло бы гораздо больше времени.
На их глазах рама хрустнула, и створка иллюминатора, лишённая затворов, наконец-то распахнулась внутрь помещения.
— Осторожнее! Держите!
В окошке появилась рука матросика, снаружи протянувшего им столь желанный листок. Кирилл Петрович взял его в руки.
— Это оно? — с воодушевлением в голосе спросил граф.
— Да, предсмертная записка Софи, — кивнул Кирилл, разворачивая бумагу.
В его руках была пара сложенных листков, на одном из которых чернилами был наскоро наброшен рукописный текст, который к тому же был частично размыт из-за капель солёной воды. Второй, чистый лист, служил чем-то вроде защитного конверта, но не особо справился с этим.
— Морской воздух и вода не способствуют сохранности текста, — признался Кирилл Петрович, пробежав глазами по листу. — Тем не менее, всё, что нужно, легко читается.
Он подошёл к старушке и передал ей бумажный лист:
— Анна Илларионовна. Вы были близки к своей подопечной. Прошу вас подтвердить, что этот почерк принадлежит именно Софье.
Нянечка склонила над листком голову, близоруко сощурив глаза:
— Да, я узнаю его. Это она писала. Но что за…, — она стала вчитываться в строчки текста, и чем дальше она делала это, тем больше округлялись её глаза. — Но ведь это же невозможно… О Господи! Да ведь она же обвиняет…
Она прикрыла рот ладонью.
Кирилл забрал у неё записку и передал её графу:
— Пожалуйста, Илья Иванович. Вы не могли бы прочитать это?
Остальные мужчины напряжённо ожидали развязки, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Кто же? Кто же?
Но в каюте повисла тишина. Пока граф читал про себя записку, слёзы стали застилать ему глаза. Ладони графа затряслись, так что он едва мог различить наскоро написанный текст. Он провёл рукой по внезапно вспотевшему лбу.
— Вслух, пожалуйста, — попросил Кирилл Петрович.
«Меня… — Илья Иванович перевёл дыхание, не решаясь сделать этой, казалось бы, простейшей вещи, — …меня убил человек, имевший наглость называться моим папой. Меня убил мой отец!»
Из всех глоток почти одновременно вырвался вздох изумления. Присутствующие в удивлении отступили на шаг от графа, не в силах поверить в то, что написала несчастная девушка.
«Молю небеса, чтобы это чудовище, которое называлось моим отцом, не найдёт эту записку раньше других!» — продолжил читать граф.
Кирилл Петрович подошёл к Илье Ивановичу, осторожно взял из его ладоней лист бумаги и отдал его старпому:
— Прошу вас передать эту предсмертную записку Софьи Ильиничны капитану судна, как основную улику. — Он повернулся к графу, который будто находился в прострации и даже не заметил того, как у него забрали лист бумаги. — Получается, что это вы убили собственную дочь.
— Она не моя дочь…
Тишина в каюте стала прерываться возмущёнными перешёптываниями:
— Что он такое говорит? Неужели совсем с ума сошёл?
— Отрекается от собственной дочери. Какой позор…
— Он что же, хочет так вину себе смягчить? Глупости какие…
Не в силах выдержать это, Илья Иванович схватился за голову и прокричал:
— ОНА НЕ МОЯ ДОЧЬ!!!
Окончание следует…
0 комментариев