Последнее слово Софи. Глава 5 (2).

…
Не в силах выдержать это, Илья Иванович схватился за голову и прокричал:
— ОНА НЕ МОЯ ДОЧЬ!!!
Разум помутился, мысли стали путаться. Кто он? Где он? Он почувствовал, как его кто-то обнял за плечи. Вывел в коридор и ввёл в соседнюю маленькую каютку. Кажется, тут проживала Анна Илларионовна. Спустя какое-то время ему протянули стакан. Граф залпом выпил, после чего внутренности будто жаром обожгло. Зато он почти сразу смог прийти в себя. Ладони перестали трястись, а мысли пришли в покой. Он поднял голову, увидев сидящего рядом с ним на кровати Кирилла Петровича.
— Теперь вам полегчало, граф? — искренне поинтересовался мужчина. — Отлично, тут нам с вами никто не помешает.
Он отобрал у Ильи Ивановича пустой стакан, отставив его в сторону, и снова повернулся к нему, сложив руки на груди:
— А теперь рассказывайте. Кажется мне, что вы скрываете от меня что-то крайне запутанное и, чего уж греха таить, интересное.
Илья Иванович, глубоко вдохнув, кивнул:
— Она не моя дочь. Это правда. Это не бред помутившегося рассудка, — признался граф. В разговоре он растягивал слова, причиной чему было недавнее потрясение, а также содержимое стакана. — Моя настоящая дочь умерла восемнадцать лет назад, сразу после рождения. Но чтобы не разбить сердце любимой жене, я взял ребёнка одной крепостной девки и выдал его за дочь. Настоящую мать заставили молчать.
Граф наклонился вперёд, упёршись локтями в колени, и обхватил голову руками:
— Я надеялся хорошо воспитать Софи, привить ей хорошие манеры… но видимо холопская сущность очень ярко давала о себе знать. Нянечку свою она ни во что не ставила, могла сквернословить даже при посторонних людях. Чистоту девичью не хранила, а даже наоборот — стала раздавать её направо и налево!
Илья Иванович неожиданно выпрямился, посмотрев прямо в глаза собеседнику:
— Она позорила нашу семью!!! — Он добавил чуть приглушённым голосом, — Я более чем уверен, что именно это её поведение и свело в могилу мою жену. Это произошло год назад. И мне… мне это надоело. Предел моего терпения наступил здесь, на борту корабля. Я должен был что-то сделать. И я, узнав, что электрический подогрев полов в её каюте можно вывести из строя, поставил на максимум и отломал ручку, чтобы было невозможно вернуть его на минимум, и запер каюту своей тростью. — Пальцы ладоней переплелись, будто в молитвенном жесте. — Я всего лишь хотел наказать её… чтобы она знала, что её поведение не должно оставаться безнаказанным. Что я тоже кое-что могу, ведь я никогда не поднимал на неё руку, даже когда она действительно этого заслуживала.
Илья Иванович снова схватился за голову:
— Я действительно не знал, что именно произойдёт с Софи. Поэтому когда я узнал, что она сгорела живьём… поверьте, мои эмоции в тот момент были неподдельными. Мне действительно было жаль её. Я был потрясён случившимся так же, как и остальные.
— Я… понимаю вас, — поддержал его Кирилл Петрович.
— В тот момент, когда я пришёл к Софи перед ужином, я неосознанно положил отломанную ручку темперметра в карман. А потом, когда всё это произошло… я решил наказать того, кто этого заслуживает больше всего.
Кирилл Петрович прищурился, посмотрев в лицо графа:
— Вы подкинули эту деревяшку в каюту князя Дадиани?
— Да, но… как вы догадались? — удивился граф.
— Он рассказывал мне, что в тот вечер после пожара вы заявились к нему. Обвиняли в смерти Софьи, и даже готовы были набить морду. А это было несвойственно вашему характеру, — заметил Кирилл. — Вы сдержанный и мягкий человек, и таковым оставались и в столь критический момент. Но вот загвоздка в том, что ручку темперметра мы нашли вовсе не в каюте Рустама, а в каюте Анны Илларионовны.
— Что? — изумился Илья Иванович.
— Да-да, именно под этой самой постелью, — Кирилл похлопал по кровати нянечки.
— Но как?
— Всё очень просто — Дадиани нашёл ручку, — ответил Кирилл Петрович, разведя руки в стороны. — Князь вспомнил вашу вспышку гнева и ваш приход в его комнату. Он вспомнил, что выходил в коридор за помощью, чтобы выпроводить вас. Вы на некоторое время оставались один в каюте. Совершенно случайно найдя деревяшку, князь догадался, что вы, таким образом, пытаетесь подставить его. И тогда сам Дадиани, видимо не имея возможности подсунуть улику в вашу каюту, подсунул ручку в вещи нянечки.
— О-ох, каков подлец, — вырвалось у графа.
Кирилл Петрович, вывернув шею, заглянул мужчине в лицо:
— Вы серьёзно так считаете?
— Простите, — смутился Илья Иванович.
— Меня смущает другое. Если Рустам догадался о том, что ручку темперметра подсунули ему именно вы, то почему он, вместо того чтобы пойти с этой уликой ко мне, подсунул её другому человеку? Ведь одного только этого факта хватило бы на то, чтобы он сам задал себе логичный вопрос: а у самого графа откуда взялась эта ручка?! Но наш попутчик из южных губерний не догадался до такого простого вывода. Вместо этого он, почуяв опасность, решил отвести от себя подозрение, подставив старушку.
Илья Иванович сидел, не зная, что ответить.
— Теперь я понимаю, почему она не оставила записки в личных вещах: в шкатулке или несессере, — продолжил Кирилл Петрович. — Ведь после происшествия всё это передали бы вам в руки, и вы избавились бы от существенной улики.
— Она была умна. Очень умна, — кивнул граф. — Этого у неё не отнять.
— Да, умна. Знаете, отчасти я могу понять вас, — признался Кирилл. — И ваше желание наказать её. Девушка была крайне жестока с близкими людьми. Но вот Анна Илларионовна…
Илья Иванович непонимающе посмотрел на него.
— Меня всегда удивляла её привязанность к воспитаннице. Даже несмотря на её выходки. — Кирилл Петрович провёл рукой по волосам. — Она всегда старалась защищать подопечную, даже если она была не права. Старалась отвести удар, или принять его на себя. В какой-то степени это даже выходило за рамки обычных отношений воспитанницы и няни. И после того, как вы рассказали мне свою историю, меня кое-что навело на мысль.
Мужчина пристально взглянул на графа, стараясь уловить малейшее изменение:
— Анна Илларионовна и настоящая мать Софьи — это случайно не одна…
Он не успел договорить, когда Илья Иванович внезапно побагровел, и глаза его расширились от удивления… или возмущения? Готовый выпалить некое ругательство, он сдержался, шумно выдохнул и ответил:
— Кажется, я и так уже наговорил вам много лишнего.
Кирилл встал с кровати, поправив на себе одежду:
— Однако же достаточно для того, чтобы отдать вас под суд. — Он положил руку на плечо графа. — Уверяю вас, чистосердечное признание облегчит вашу вину перед судьёй.
Илья Иванович посмотрел на стену перед собой, тихо ответив:
— Но не перед Богом.
Выйдя из каюты, в коридоре Кирилл столкнулся с ожидающими его пассажирами и офицерами, бывшими с ним в соседней каюте Софьи.
— Как? Он признался? — спросил молодой Ермолкин, опередив остальных.
— А как же, — ответил Кирилл Петрович, пожав плечами.
— Как думаете, стоит ли его запереть до прибытия в порт? — заметил старпом.
— Не думаю, Василий Андреевич. Не такой он человек, — ответил Кирилл. — Да и то, что мы все практически стали свидетелями его признания и, в каком-то смысле, позора… он человек чести, и понимает прекрасно, что от судьбы уже не убежать.
Он обратил внимание на записку Софьи Ильиничны, которую старпом всё ещё держал в руках, и взял, ещё раз перечитав:
— Всё-таки последнее слово осталось за Софи.

Спустя всего пару часов уже были видны петербургские доки и первые жилые дома на окраине города, в районе, где жила беднота. Ещё полчаса спустя вдалеке стал виден шпиль Петропавловской крепости, на который ориентировались дирижабли, плывшие по небу в другие города и страны, либо прибывавшие оттуда.
Кирилл Петрович и Николай Григорьевич спустились по трапу на причал, где уже стоял служебный паромобиль, к которому они прошли, проталкиваясь сквозь толпу встречающих и уже сошедших пассажиров.
— Это за нами? — спросил Позумцев.
— Нет, это за вами. Машина доставит вас и вашу папку с документами прямиком в министерство, — ответил Кирилл.
Вдвоём они подошли к паромобилю, из которого вышел водитель и отдал им честь.
— Вот и прекрасно, — кивнул консул. — Могу клятвенно заверить начальство, что ни одна живая душа не только не пыталась открыть папку, но даже не смогла найти её. Так что ваша предусмотрительность по поводу замка с шифром и распыляющейся краской даже не понадобилась, милейший.
Позумцев коротко хихикнул, на что Кирилл Петрович, будто поддержав друга, сильно рассмеялся. Да так, что даже привлёк внимание других пассажиров. Смех его был столь необычен, что Николай Григорьевич даже нахмурился:
— Простите, я разве что-то не то сказал?
— Прошу прощения, мой друг, но ваша наивность меня умиляет, — наконец-таки отсмеялся мужчина, вытирая уголки глаз. — Благо, что всё обошлось хорошо.
— Всё? Что конкретно вы имеете в виду? — недоумевал Позумцев.
— Прошу вас сделать мне одолжение. Откройте ваш чемодан и выньте папку с замком-шифром. — Когда консул выполнил его просьбу, Кирилл повернул папку замком к лицу Позумцева. — Прошу вас присмотреться повнимательнее. Видите?
Николай Григорьевич пригляделся к замку. Сначала он не понял, куда ему указывал друг. Затем опешил от того, что раньше не заметил едва заметных следов краски, нанесённой вокруг замка.
— Я извиняюсь, но… что это?
— Всего лишь то, что ловушка наших изобретателей сработала именно так, как надо. Вашу папку пытались вскрыть, милейший. А вы даже не заметили этого.
Позумцев застыл посреди причала с раскрытым ртом:
— Но я… я бы ни за что не подумал! Но ведь я же… всё время…
— Так ли уж и всё время? — уточнил Кирилл Петрович. — Поверьте мне, вашу папку трогали, а вы даже не заметили этого.
— Но как? — всё ещё недоумевал консул. — И главное, когда?!
— Не ошибусь, если предположу, что попытка кражи документов произошла как раз в это утро, когда у вас были леди Бичем, Семён Михайлович и Сиволап, — кивнул своим мыслям Кирилл Петрович. — Все трое были сегодня в вашей каюте. И у каждого из них была возможность обыскать комнату.
— Но я даже не смею грешить на кого-то из них! Помилуйте! — взмолился Николай Григорьевич.
— Хорошо, давайте вместе с вами попробуем догадаться, кто мог касаться этой папки? — Кирилл поправил котелок на голове. — Вы вышли в уборную, так?
— Так, — кивнул Позумцев.
— Кто в этот момент оставался в комнате?
— Леди Бичем, — ответил консул. — Но, как я вам рассказывал, когда я уже выходил, то её не было, а в комнате были Семён Михайлович со своим автоматоном. Он сказал мне, что леди испугалась, спешно собралась и убежала из каюты. А-а-а! — лицо консула преобразилось. — А ведь верно! Я после вышел за ней в коридор, пытаясь остановить и успокоить, а в моей спальне эти двое оставались несколько минут!
Кирилл Петрович, нахмурившись, шумно выдохнул, разочарованный выводами друга:
— Та-ак. То есть, по-вашему, это Семён Михайлович пытался вскрыть папку? — уточнил мужчина.
— Ох, ну разумеется! Не могла же совершить подобную гнусность столь утончённая женщина, как леди Бичем. — Позумцев хитро прищурился. — Ведь вы тоже обратили внимание на то, что наш учёный друг постоянно упоминал о болтливости своего автоматона Сиволапа. Однако за всё время плавания я ни разу не слышал, чтобы он разговаривал! Выходит, Семён нам врал?
В этот момент Семён Михайлович спускался по трапу, а вслед за ним тихо топал Сиволап, держа в руках два объёмистых чемодана, а на спине неся притороченный кофр, закреплённый верёвками. Они успели попрощаться ещё на борту «Фёдора Ушакова», поэтому сейчас, заметив их, Семён Михайлович просто помахал им рукой.
— Вы считаете, что он что-то пытался сделать с папкой с помощью Сиволапа?
— Но ведь это же возможно! — мысли вели консула всё дальше и дальше, — Вполне возможно, что и сам Семён Михайлович ничего об этом не знал, а англичане, пока автоматон был на их земле, тайно похитили Сиволапа и что-то установили в его жестяное брюхо. Какую-нибудь диверсионную перфокарту, алгоритм которой дремал до поры до времени. А когда представился удобный случай, он и попытался открыть папку, пока его хозяин отвернулся. Либо даже стал делать это, вопреки воле хозяина. — Позумцев впился пальцами в локоть Кирилла, — Вы должны немедленно арестовать его!
— Но позвольте, стоит ли? — улыбнулся Кирилл. — Ведь документы не украли, верно? Всё на месте, и мы со своей работой справились.
Снова повернувшись к трапу, они увидели, как на причал сходит леди Бичем. Женщина по-прежнему, как и говорил Семён Михайлович, держала большой платок, закрывая им практически всю нижнюю половину лица.
— Ох, — выдохнул Николай Григорьевич. — Одно только жалко, что леди Бичем столь сильно расстроена. Мне сказали, она от волнения даже немного заболела.
Кирилл Петрович усмехнулся, увидев из-под платка британской подданной следы въевшейся в кожу краски:
— Не волнуйтесь. Она обязательно выздоровеет. Скажем так, через полгода.
Недалеко от них остановился паромобиль британского консульства. Леди Бичем поспешно села в него, отдав прислуге указания насчёт багажа. Некий мужчина, сидевший на заднем сидении, коротко переговорил с женщиной. Отвечая, леди Бичем подбородком указала на них двоих. После чего мужчина, бросив злобный взгляд на стоявших Кирилла и Николая, похлопал по плечу водителя, и паромобиль, выпустив в воздух струю пара, быстро уехал в город.
— Что-то я не вижу Илью Ивановича. Как думаете, он добровольно отправится в участок? Мне хотелось бы попрощаться с ним.
Сошедший на землю старпом отдавал приказы матросам касательно выгрузки гоночных паромобилей, когда рядом с ним оказались Позумцев и Кирилл Петрович.
— Простите, вы случайно не видели Илью Ивановича? — спросил консул у старпома, уточнив, — Графа?
— Нет, не видел. А он разве ещё не сошёл? — удивился мужчина. — Анна Илларионовна с вещами графа уже сошла и ждёт его на вокзале.
— Нет, он не сходил, — уверенно кивнул Кирилл.
— Я видел Илью Ивановича, ваше благородие, — рядом с ними неожиданно очутился офицер Сухов. — В последний раз я видел его на носу «Фёдора Ушакова». Он ходил от одного борта к другому, плакал и что-то бормотал себе под нос.
— А потом? — спросил Василий Андреевич у своего подчинённого.
— Потом? Прошу прощения, но потом я его уже не видел, — ответил Сухов.
Оба офицера заметили, как Кирилл Петрович, услышав эту новость, склонил голову и покачал головой.
— Что-то не так? — переспросил старпом. — Мне найти графа?
— Вы его, скорее всего, уже не найдёте. С другой стороны…, — прошептал Кирилл вслух, — возможно, для графа это был единственный исход. Прощайте.
Кирилл Петрович приподнял котелок и направился к зданию вокзала, оставив мужчин в недоумении.

Конец.

Дорогие читатели! Прошу вас высказаться в комментариях и как следует покритиковать (идеальных текстов не бывает).