И гаснет свет.
Всем привет. Давненько, ой давненько я ничего не выкладывал…
Но вдруг народ соскучился по литературе в жанре. В общем, пишите: если понравится, добавлю продолжение (тут слишком много букв для одного поста).
И ГАСНЕТ СВЕТ.
Повесть о живых игрушках, жестокости, сострадании и со-отчаянии. В трех частях.
Часть I. Милые Игрушки.
Гудок штормовой тревоги прорезал густой грязно-серый туман. Вялая, простуженная сирена завывала с аэро-бакенов, со столбов на перекрестках и из механических рупоров бродящих по улочкам пеших вещателей. Это было Срочное Тревожное Предупреждение: к ночи в городе ожидался туманный шквал.
С самого утра Габен и, в частности, район Тремпл-Толл, затопило мглой, и с каждым часом она все замешивалась и густела. Полеты над городом запретили, а наземный транспорт работал с перебоями: кэбы исчезли, старенький омнибус не ходил, да и на трамваи было рискованно полагаться. Пешеходов на улицах практически не осталось. Трубы пневматической почты, обвившие город подобно паутине, дрожали, почти не успокаиваясь, – сегодня они работали в усиленном режиме: личное общение заменили собой послания в капсулах.
Ближе к вечеру уже ни у кого не осталось сомнений, что, пока шквал не закончится, нос из дома лучше никуда не высовывать. Даже те, у кого дома не было, забрались в подвалы и на чердаки, забились в щели, откуда их не вытянуть – разве что клещами. Постепенно улицы опустели. На перекрестках стояли оставленные полицейские тумбы – констеблей распустили по домам еще в два часа дня, и сейчас вроде как было самое время для всякой мерзости, что порой творится на габенских улочках, но различные грабители, коварные убийцы, заговорщики и им подобные предпочли взять выходной. И то верно – кому захочется исчезнуть в тумане, раствориться в нем без следа.
Когда окончательно стемнело, Тремпл-Толл, который еще называют Саквояжным районом, словно бы и вовсе вымер. Мощеные брусчаткой улицы и мосты, суетливые, обычно бурлящие жизнью дворы-колодцы, еще вчера шумные рынки и нервная, как пациент психушки, Чемоданная площадь с молчаливым зданием вокзала…
Время будто бы остановилось в укутанном во мглу городе. И помимо гудков сирены, от которых всякий раз внутри все вздрагивало, здесь сейчас не раздавалось ни единого звука. Вой ветра, трамвайные звонки, людские голоса, обычные для Тремпл-Толл скрипы, скрежет, звон, дребезг… их словно выключили. Туман пожрал все.
Почти все. Если вслушаться, в районе улицы Бремроук можно было различить звук быстрых шагов.
В тумане шел человек.
Совершенно не примечательный с виду человек – такой, знаете ли, обывательский обыватель. Но вся его обыденность сходила на нет, стоило только к нему как следует присмотреться. Это был нервный, чем-то обеспокоенный мужчина средних лет. Волосы взъерошены, пальто распахнуто, шляпа-котелок танцует в дрожащих пальцах, а под мышкой зажат портфельчик, из которого торчат конторские бумаги, подписанные неким Джонатаном Мортоном.
Даже невооруженным глазом было видно, что Джонатан Мортон то ли о чем-то забыл, то ли что-то потерял, то ли кого-то искал. Или же все это одновременно. И нервозность его, казалось, была вызвана вовсе не приближающимся к городу туманным шквалом.
Сегодня пошло не так решительно все. Это был именно тот день, когда Джонатан должен был быть дома пораньше, но мистер Лейпшиц-старший из конторы «Лейпшиц и Лейпшиц», начальник Джонатана, будто назло никого не отпускал до тех пор, пока даже конторские часы не устали идти. Злобный старик заставил всех своих служащих доделать отчеты, и никакие просьбы и мольбы не могли тронуть его сухую канцелярскую душу. Какие там просьбы, если даже сообщение о том, что приближается жуткий шторм, в виде аргумента засчитано не было. И лишь когда дотошный глава конторы лично удостоверился в том, что все бланки заполнены, папки завязаны, а чернила налиты в чернильницы, он смилостивился и распустил своих клерков по домам.
Было восемь часов вечера. Стемнело, а туман уже поднялся до уровня третьего этажа. Раздраженный и уставший, Джонатан вышел из унылого, как ноющая зубная боль, здания, которое всей душой презирал, и направился к станции паротрамвая «Беззубый мост».
На станции во мгле стояли несколько человек. Встревоженные глаза, нахмуренные брови и нервно прикушенные губы. Эти люди напоминали лунатиков, которые вдруг вышли из своего сомнамбулического блуждания и явно не понимали при этом, где они оказались и как сюда забрели. Кто-то кивнул Джонатану, кто-то бросил на него быстрый взгляд и отвел глаза, а кто-то внутренне удовлетворенно осклабился, словно что-то шло по какому-то его плану.
Джонатан просунул в щель для монет пятьдесят пенсов и крутанул ручку. В тот же миг билетная будочка затряслась и заскрежетала, словно захихикала, и из нее выполз билетик. Разогнав рукой туман перед лицом, Джонатан уставился на станционные часы, висящие на витом столбе. Выделывали они что-то странное: ячейки на датчике обратного отсчета до прибытия трамвая зависли между «10» и «09». Судя по всему, часы были попросту сломаны…
Ни через девять, ни даже через десять минут трамвай не подошел. Джонатан и его собратья по несчастью прождали на станции не меньше часа, и за это время мимо не проехал ни один экипаж. Казалось, что, кроме станции, весь Габен просто исчез, его будто бы больше не существует… Под кованым навесом с каждой минутой все сильнее крепло вполне логичное предположение, что трамвая сегодня можно уже и не дождаться. На что кто-то постоянно твердил: «Нет, что вы! Еще будет! Последний трамвай! Это точно! Можете мне поверить!».
Джонатан поймал себя на том, что достает из жилетного кармана свои старенькие часики уже едва ли не каждую минуту, и подумал, что со стороны сейчас, вероятно, напоминает какого-то невротика. То и дело он порывался отправиться пешком, ведь, по сути, идти ему было не особо далеко – до следующей станции, но как часто и бывает, он все надеялся, что вот-вот, ну вот прямо сейчас, ну почти-почти… и трамвай подъедет. Да и мысль «Но я ведь купил билет…» не давала ему ступить и шага – сугубо из-за своей нерешительности, он и простоял так долго.
И все же этот мерзкий город, видимо, решил сменить гнев на милость, и минут через пятнадцать к станции, пыхтя и скрежеща, подкатил трамвай маршрута «Сонный сквер – площадь Неми-Дрё». Джонатан обрадовался, забрался в полупустой вагон и пробил билетик зубами бронзового компостера. После чего сел у окна и поставил портфель себе на колени. Когда новые пассажиры заняли свои места, двери-гармошки с лязгом закрылись. Из рупоров-вещателей над ними раздалось хриплое «Следующая станция – Городская лечебница», и вагон, качнувшись, тронулся.
Трамвайщик зажег дополнительные фонари, но даже с ними удавалось осветить лишь ближайшие несколько футов впереди, поэтому он был вынужден ежечасно трезвонить, предупреждая возможных котов, бродячих собак, пьяньчуг и нищих детей, чтобы убирались с дороги.
Джонатан почти не обращал внимания на эти обычно раздражающие звуки. Его утешало, что он внутри, а не где-то там – потерян во мгле. Он представлял, что скоро выйдет у Больницы Странных Болезней, быстренько преодолеет квартал и, наконец, окажется на углу Хартвью и Флеппин. Ему не терпелось поскорее увидеть яркие светящиеся витрины, услышать веселую карнавальную музыку и ощутить это, вышедшее из детства, чувство – тепло, разливающееся по телу, когда коробку запаковывают в пеструю бумагу и перевязывают ленточками. А еще… Добрые мысли вдруг забились по углам, как испуганные дети с возвращением злобного отчима.
Впереди сидели две дамы со сложенными антитуманными зонтиками, они что-то горячо и довольно громко обсуждали. Джонатана не особо волновало, о чем они говорят, пока до его слуха не долетело знакомое название.
— «Тио-Тио» – лучшая игрушечная в Тремпл-Толл,- сообщила одна из дам важно.- А новая коллекция кукол «Миранда. Коллекция для послушных девочек» просто восхитительна! Марджори мне все уши прожужжала об этих куклах. Но мистер Догерти ее хвалил, и я поддалась на уговоры!
— Моя Клотильда вся обзавидуется,- проворчала другая дама.- Она тоже непременно захочет себе эту… эту Миранду.
— А ты не говори ей пока, что у Марджори она уже есть. Подожди, пока шквал не пройдет, а потом пойди в «Тио-Тио» и купи ее.
— Может быть, сейчас выйти и купить? Это же Клотильда! Она точно как-то прознает и устроит нам с Говардом кавардак и катастрофу.
— Ничего не выйдет. «Тио-Тио» уже не работает. Мадам Фрункель как раз закрывала, когда я уходила. Мы с одним лысым джентльменом, тем, у которого отвратительный нос (я тебе рассказывала), были последними покупателями.
— Какая жалость…
«Да уж! Вот именно – какая жалость!- Джонатан сжал ручки портфельчика так крепко, что даже пальцы заболели.- Какой же я болван! Марго меня убьет… Бедный Калеб – он так ждет подарка!»
Трамвай остановился, двери открылись, что-то проскрежетал в рупоры трамвайщик. С тоской отметив наглый клок тумана, вползший в вагон у Больницы Странных Болезней, Джонатан уставился в окно, за которым ничего, кроме мглы, не было. Учитывая подслушанный разговор, выходить на станции больше не имело смысла. Ему отчетливо виделись разочарованные лица жены и сына, когда он сообщит им, что ничего не купил. Нет, он не сможет им этого сказать… просто не может, а Калеб не должен остаться без подарка в свой день рождения!
Джонатан решил не возвращаться домой, пока не купит подарок, и принялся вспоминать, где же еще поблизости были лавки или игрушечные мастерские. Ничего подходящего как назло не вспомнилось, к тому же в такое время и непогоду всё уже, вероятно, закрыто. Проклятье! Сперва этот туман, потом бездушный мистер Лейпшиц, а затем еще и трамвай, которого не было так долго… и вот он не успел в «Тио-Тио». Разве могло быть еще хуже?..
Трамвай вдруг резко качнулся, вздрогнул, словно у него прихватило сердце, и встал. Котел в рубке водителя зарычал на весь вагон, салон наполнился паром и шипением. Мигнули и погасли лампы. За ними и наружные фонари…
— Что такое?- раздались удивленные и испуганные голоса.- Что случилось?
На что из вещателей над дверями раздалось шепелявое: «Поломка! Поломка! Трамвай дальше не идет!»
— Ну вот! Здорово!- прорычал себе под нос Джонатан и направился следом за прочими возмущенными пассажирами к раскрывшимся дверям-гармошкам.
Трамвай не дотянул до станции «Бремроук-Фейр» совсем чуть-чуть – остановился в нескольких ярдах от перекрестка Бремроук и Харт.
На углу стояла синяя полицейская тумба с четырьмя торчащими во все стороны сигнальными трубами. Рядом с ней, точно восковая фигура, замер констебль в шлеме и темно-синем мундире с гербовыми бронзовыми пуговицами. На руках у него были белые форменные перчатки, а на поясе висела дубинка. Само наличие полицейского на посту удивило Джонатана – он полагал, что их всех на сегодня освободили от обязанностей.
Джонатан подошел к констеблю и кивнул ему.
— Прошу прощения, сэр. Добрый вам вечер.
— И вам добрый вечер,- глухо пробасил полицейский, окинув подошедшего подозрительным взглядом.
— Вы мне не поможете? Я попал в…
— Затруднительное положение? Слушаю вас.
— Вы не подскажете, поблизости нигде нет лавки игрушек или кукольной мастерской?
Констебль поглядел на Джонатана как на сумасшедшего.
— Вы ведь знаете, что объявлена штормовая тревога?
— Да-да, сэр. Просто это дело невероятной важности…
Полицейский потер подбородок.
— Ничего на ум не приходит. Хотя…- он вдруг замолчал, припоминая.- Да, были же «Детские манатки Монти». Небольшой магазинчик на третьем этаже дома на Бромвью, прямо возле аптеки Медоуза. Работали сутки напролет…
— О, благодарю вас, сэр!
— Не спешите радоваться!- хмуро сказал констебль.- Монти разорился.
Джонатан едва сдержал себя, чтобы не выругаться в присутствии представителя закона. Он поблагодарил констебля, пожелал ему хорошего вечера и, преисполнившись гневом и отчаянием, направился по Харт в сторону дома.
— Мистер!- окликнул его полицейский, и Джонатан обернулся.- Я вам не советовал бы сейчас идти по Харт – мне сообщили с соседнего поста, что там туман уже добрался до фонарей. Лучше следуйте по Бремроук – она не такая узкая! Может, не заблудитесь…
Джонатан кивнул и, последовав совету, двинулся вниз по Бремроук, вдоль трамвайных путей.
Констебль у тумбы будто нарочно выждал, пока он не скроется в тумане, после чего огляделся по сторонам, снял шлем и потопал как раз таки по улице Харт. Поведение полицейского показалось бы Джонатану весьма странным, если бы он удосужился обернуться.
Но вдруг народ соскучился по литературе в жанре. В общем, пишите: если понравится, добавлю продолжение (тут слишком много букв для одного поста).
И ГАСНЕТ СВЕТ.
Повесть о живых игрушках, жестокости, сострадании и со-отчаянии. В трех частях.
Часть I. Милые Игрушки.
Гудок штормовой тревоги прорезал густой грязно-серый туман. Вялая, простуженная сирена завывала с аэро-бакенов, со столбов на перекрестках и из механических рупоров бродящих по улочкам пеших вещателей. Это было Срочное Тревожное Предупреждение: к ночи в городе ожидался туманный шквал.
С самого утра Габен и, в частности, район Тремпл-Толл, затопило мглой, и с каждым часом она все замешивалась и густела. Полеты над городом запретили, а наземный транспорт работал с перебоями: кэбы исчезли, старенький омнибус не ходил, да и на трамваи было рискованно полагаться. Пешеходов на улицах практически не осталось. Трубы пневматической почты, обвившие город подобно паутине, дрожали, почти не успокаиваясь, – сегодня они работали в усиленном режиме: личное общение заменили собой послания в капсулах.
Ближе к вечеру уже ни у кого не осталось сомнений, что, пока шквал не закончится, нос из дома лучше никуда не высовывать. Даже те, у кого дома не было, забрались в подвалы и на чердаки, забились в щели, откуда их не вытянуть – разве что клещами. Постепенно улицы опустели. На перекрестках стояли оставленные полицейские тумбы – констеблей распустили по домам еще в два часа дня, и сейчас вроде как было самое время для всякой мерзости, что порой творится на габенских улочках, но различные грабители, коварные убийцы, заговорщики и им подобные предпочли взять выходной. И то верно – кому захочется исчезнуть в тумане, раствориться в нем без следа.
Когда окончательно стемнело, Тремпл-Толл, который еще называют Саквояжным районом, словно бы и вовсе вымер. Мощеные брусчаткой улицы и мосты, суетливые, обычно бурлящие жизнью дворы-колодцы, еще вчера шумные рынки и нервная, как пациент психушки, Чемоданная площадь с молчаливым зданием вокзала…
Время будто бы остановилось в укутанном во мглу городе. И помимо гудков сирены, от которых всякий раз внутри все вздрагивало, здесь сейчас не раздавалось ни единого звука. Вой ветра, трамвайные звонки, людские голоса, обычные для Тремпл-Толл скрипы, скрежет, звон, дребезг… их словно выключили. Туман пожрал все.
Почти все. Если вслушаться, в районе улицы Бремроук можно было различить звук быстрых шагов.
В тумане шел человек.
Совершенно не примечательный с виду человек – такой, знаете ли, обывательский обыватель. Но вся его обыденность сходила на нет, стоило только к нему как следует присмотреться. Это был нервный, чем-то обеспокоенный мужчина средних лет. Волосы взъерошены, пальто распахнуто, шляпа-котелок танцует в дрожащих пальцах, а под мышкой зажат портфельчик, из которого торчат конторские бумаги, подписанные неким Джонатаном Мортоном.
Даже невооруженным глазом было видно, что Джонатан Мортон то ли о чем-то забыл, то ли что-то потерял, то ли кого-то искал. Или же все это одновременно. И нервозность его, казалось, была вызвана вовсе не приближающимся к городу туманным шквалом.
Сегодня пошло не так решительно все. Это был именно тот день, когда Джонатан должен был быть дома пораньше, но мистер Лейпшиц-старший из конторы «Лейпшиц и Лейпшиц», начальник Джонатана, будто назло никого не отпускал до тех пор, пока даже конторские часы не устали идти. Злобный старик заставил всех своих служащих доделать отчеты, и никакие просьбы и мольбы не могли тронуть его сухую канцелярскую душу. Какие там просьбы, если даже сообщение о том, что приближается жуткий шторм, в виде аргумента засчитано не было. И лишь когда дотошный глава конторы лично удостоверился в том, что все бланки заполнены, папки завязаны, а чернила налиты в чернильницы, он смилостивился и распустил своих клерков по домам.
Было восемь часов вечера. Стемнело, а туман уже поднялся до уровня третьего этажа. Раздраженный и уставший, Джонатан вышел из унылого, как ноющая зубная боль, здания, которое всей душой презирал, и направился к станции паротрамвая «Беззубый мост».
На станции во мгле стояли несколько человек. Встревоженные глаза, нахмуренные брови и нервно прикушенные губы. Эти люди напоминали лунатиков, которые вдруг вышли из своего сомнамбулического блуждания и явно не понимали при этом, где они оказались и как сюда забрели. Кто-то кивнул Джонатану, кто-то бросил на него быстрый взгляд и отвел глаза, а кто-то внутренне удовлетворенно осклабился, словно что-то шло по какому-то его плану.
Джонатан просунул в щель для монет пятьдесят пенсов и крутанул ручку. В тот же миг билетная будочка затряслась и заскрежетала, словно захихикала, и из нее выполз билетик. Разогнав рукой туман перед лицом, Джонатан уставился на станционные часы, висящие на витом столбе. Выделывали они что-то странное: ячейки на датчике обратного отсчета до прибытия трамвая зависли между «10» и «09». Судя по всему, часы были попросту сломаны…
Ни через девять, ни даже через десять минут трамвай не подошел. Джонатан и его собратья по несчастью прождали на станции не меньше часа, и за это время мимо не проехал ни один экипаж. Казалось, что, кроме станции, весь Габен просто исчез, его будто бы больше не существует… Под кованым навесом с каждой минутой все сильнее крепло вполне логичное предположение, что трамвая сегодня можно уже и не дождаться. На что кто-то постоянно твердил: «Нет, что вы! Еще будет! Последний трамвай! Это точно! Можете мне поверить!».
Джонатан поймал себя на том, что достает из жилетного кармана свои старенькие часики уже едва ли не каждую минуту, и подумал, что со стороны сейчас, вероятно, напоминает какого-то невротика. То и дело он порывался отправиться пешком, ведь, по сути, идти ему было не особо далеко – до следующей станции, но как часто и бывает, он все надеялся, что вот-вот, ну вот прямо сейчас, ну почти-почти… и трамвай подъедет. Да и мысль «Но я ведь купил билет…» не давала ему ступить и шага – сугубо из-за своей нерешительности, он и простоял так долго.
И все же этот мерзкий город, видимо, решил сменить гнев на милость, и минут через пятнадцать к станции, пыхтя и скрежеща, подкатил трамвай маршрута «Сонный сквер – площадь Неми-Дрё». Джонатан обрадовался, забрался в полупустой вагон и пробил билетик зубами бронзового компостера. После чего сел у окна и поставил портфель себе на колени. Когда новые пассажиры заняли свои места, двери-гармошки с лязгом закрылись. Из рупоров-вещателей над ними раздалось хриплое «Следующая станция – Городская лечебница», и вагон, качнувшись, тронулся.
Трамвайщик зажег дополнительные фонари, но даже с ними удавалось осветить лишь ближайшие несколько футов впереди, поэтому он был вынужден ежечасно трезвонить, предупреждая возможных котов, бродячих собак, пьяньчуг и нищих детей, чтобы убирались с дороги.
Джонатан почти не обращал внимания на эти обычно раздражающие звуки. Его утешало, что он внутри, а не где-то там – потерян во мгле. Он представлял, что скоро выйдет у Больницы Странных Болезней, быстренько преодолеет квартал и, наконец, окажется на углу Хартвью и Флеппин. Ему не терпелось поскорее увидеть яркие светящиеся витрины, услышать веселую карнавальную музыку и ощутить это, вышедшее из детства, чувство – тепло, разливающееся по телу, когда коробку запаковывают в пеструю бумагу и перевязывают ленточками. А еще… Добрые мысли вдруг забились по углам, как испуганные дети с возвращением злобного отчима.
Впереди сидели две дамы со сложенными антитуманными зонтиками, они что-то горячо и довольно громко обсуждали. Джонатана не особо волновало, о чем они говорят, пока до его слуха не долетело знакомое название.
— «Тио-Тио» – лучшая игрушечная в Тремпл-Толл,- сообщила одна из дам важно.- А новая коллекция кукол «Миранда. Коллекция для послушных девочек» просто восхитительна! Марджори мне все уши прожужжала об этих куклах. Но мистер Догерти ее хвалил, и я поддалась на уговоры!
— Моя Клотильда вся обзавидуется,- проворчала другая дама.- Она тоже непременно захочет себе эту… эту Миранду.
— А ты не говори ей пока, что у Марджори она уже есть. Подожди, пока шквал не пройдет, а потом пойди в «Тио-Тио» и купи ее.
— Может быть, сейчас выйти и купить? Это же Клотильда! Она точно как-то прознает и устроит нам с Говардом кавардак и катастрофу.
— Ничего не выйдет. «Тио-Тио» уже не работает. Мадам Фрункель как раз закрывала, когда я уходила. Мы с одним лысым джентльменом, тем, у которого отвратительный нос (я тебе рассказывала), были последними покупателями.
— Какая жалость…
«Да уж! Вот именно – какая жалость!- Джонатан сжал ручки портфельчика так крепко, что даже пальцы заболели.- Какой же я болван! Марго меня убьет… Бедный Калеб – он так ждет подарка!»
Трамвай остановился, двери открылись, что-то проскрежетал в рупоры трамвайщик. С тоской отметив наглый клок тумана, вползший в вагон у Больницы Странных Болезней, Джонатан уставился в окно, за которым ничего, кроме мглы, не было. Учитывая подслушанный разговор, выходить на станции больше не имело смысла. Ему отчетливо виделись разочарованные лица жены и сына, когда он сообщит им, что ничего не купил. Нет, он не сможет им этого сказать… просто не может, а Калеб не должен остаться без подарка в свой день рождения!
Джонатан решил не возвращаться домой, пока не купит подарок, и принялся вспоминать, где же еще поблизости были лавки или игрушечные мастерские. Ничего подходящего как назло не вспомнилось, к тому же в такое время и непогоду всё уже, вероятно, закрыто. Проклятье! Сперва этот туман, потом бездушный мистер Лейпшиц, а затем еще и трамвай, которого не было так долго… и вот он не успел в «Тио-Тио». Разве могло быть еще хуже?..
Трамвай вдруг резко качнулся, вздрогнул, словно у него прихватило сердце, и встал. Котел в рубке водителя зарычал на весь вагон, салон наполнился паром и шипением. Мигнули и погасли лампы. За ними и наружные фонари…
— Что такое?- раздались удивленные и испуганные голоса.- Что случилось?
На что из вещателей над дверями раздалось шепелявое: «Поломка! Поломка! Трамвай дальше не идет!»
— Ну вот! Здорово!- прорычал себе под нос Джонатан и направился следом за прочими возмущенными пассажирами к раскрывшимся дверям-гармошкам.
Трамвай не дотянул до станции «Бремроук-Фейр» совсем чуть-чуть – остановился в нескольких ярдах от перекрестка Бремроук и Харт.
На углу стояла синяя полицейская тумба с четырьмя торчащими во все стороны сигнальными трубами. Рядом с ней, точно восковая фигура, замер констебль в шлеме и темно-синем мундире с гербовыми бронзовыми пуговицами. На руках у него были белые форменные перчатки, а на поясе висела дубинка. Само наличие полицейского на посту удивило Джонатана – он полагал, что их всех на сегодня освободили от обязанностей.
Джонатан подошел к констеблю и кивнул ему.
— Прошу прощения, сэр. Добрый вам вечер.
— И вам добрый вечер,- глухо пробасил полицейский, окинув подошедшего подозрительным взглядом.
— Вы мне не поможете? Я попал в…
— Затруднительное положение? Слушаю вас.
— Вы не подскажете, поблизости нигде нет лавки игрушек или кукольной мастерской?
Констебль поглядел на Джонатана как на сумасшедшего.
— Вы ведь знаете, что объявлена штормовая тревога?
— Да-да, сэр. Просто это дело невероятной важности…
Полицейский потер подбородок.
— Ничего на ум не приходит. Хотя…- он вдруг замолчал, припоминая.- Да, были же «Детские манатки Монти». Небольшой магазинчик на третьем этаже дома на Бромвью, прямо возле аптеки Медоуза. Работали сутки напролет…
— О, благодарю вас, сэр!
— Не спешите радоваться!- хмуро сказал констебль.- Монти разорился.
Джонатан едва сдержал себя, чтобы не выругаться в присутствии представителя закона. Он поблагодарил констебля, пожелал ему хорошего вечера и, преисполнившись гневом и отчаянием, направился по Харт в сторону дома.
— Мистер!- окликнул его полицейский, и Джонатан обернулся.- Я вам не советовал бы сейчас идти по Харт – мне сообщили с соседнего поста, что там туман уже добрался до фонарей. Лучше следуйте по Бремроук – она не такая узкая! Может, не заблудитесь…
Джонатан кивнул и, последовав совету, двинулся вниз по Бремроук, вдоль трамвайных путей.
Констебль у тумбы будто нарочно выждал, пока он не скроется в тумане, после чего огляделся по сторонам, снял шлем и потопал как раз таки по улице Харт. Поведение полицейского показалось бы Джонатану весьма странным, если бы он удосужился обернуться.
1 комментарий
Заинтригован. ;-)
Продолжения, сударь!