И гаснет свет. Продолжение.

Продолжение первой повести… из Габена.

Вашему вниманию — странные, чудаковатые истории о городе Габен, его жителях, его героях и злодеях. Это город, где констебли гоняются за жуликами и монстрами из канализации, где хмурое небо бороздят летающие аэрокэбы и дирижабли, где ожившие куклы бродят по улицам. Это город, в котором живут простые люди с непростыми, сказочными злыми судьбами.




Улица Бремроук, одна из самых оживленных и широких улиц Саквояжного района, сейчас совершенно на себя не походила. Было странно наблюдать отсутствие очереди к чистильному шкафу и почтовой тумбе. Было непривычно видеть окошко местной живой достопримечательности, мадам Эдвины Эдвис, продающей советы, закрытым. Что уж говорить, если даже никогда не затыкающаяся рекламная будка возле булочной «Бротт и Кристин» молчала – все ее трубы понуро склонились к земле, словно увядшие цветы. Окна лавок прятались за ставнями, а механическая вывеска-рыбка над «Чешуей Филлипа», обычно шумная и жужжащая шестеренками, замерла в безмолвии. Семафоры не горели. Самоходные экипажи марки «Трудс» стояли вдоль бордюра с погашенными фонарями.
Пустынный тротуар, на котором всегда было не протолкнуться, сейчас принадлежал одному Джонатану, но он старался идти ближе к стене дома, чтобы не потерять направление. В простенках между окнами висели афиши нового радио-спектакля: их расклеили еще утром, когда только сообщили о грядущем шторме. На афишах была изображена черная фигура в пальто и цилиндре, застывшая в дверном проеме. Вокруг нее багровыми буквами значилось:

«То, чего вы все так ждали!
Щекотка для нервов, шаги за спиной, скрип половицы!
Радио-спектакль
“ТАИНСТВЕННОЕ УБИЙСТВО”.
История, от которой стынет кровь!
Маховик для вашего сердца!
Гример вашей бледности!
Жуткое и загадочное происшествие!
Начало: с двенадцатым ударом часов в полночь. Не пропустите!
(вещание Старого центра)»

Что ж, афиша как ничто иное иллюстрировала сегодняшний Габен, впавший в кому Тремпл-Толл и настроение самого Джонатана Мортона.
Пустая трамвайная станция осталась позади, как и бакалея «Гнуфф» и мастерская по ремонту малых домашних механизмов. Дом внезапно оборвался – закончился, будто газетная страничка.
На столбе висел указатель «Переулок Фейр». Джонатан глянул на табличку и погрустнел еще сильнее: ему еще идти и идти – будет здорово, если он доберется домой к полуночи и будет просто замечательно, если он успеет до начала шквала. А еще он уже совершенно отчаялся, понимая, что подарок для сына ему сейчас нигде не купить.
Под столбом стоял сколоченный из досок щит, на котором висела очередная афиша. Джонатан бросил на нее безразличный взгляд мимоходом, полагая, что видит очередное объявление о радио-спектакле. Он прошел еще не меньше дюжины шагов прежде, чем осознал то, что прочитал. Пребывая в смятенных чувствах, Джонатан вернулся к столбу и уставился на плакат. Угольное изображение танцующего шута было настолько неровным и угловатым, будто его нарисовал ребенок – и не просто ребенок, а ребенок-пьяница. Но вот то, что было написано над ним, буквально ошарашило Джонатана. Он не верил своим глазам. А еще меньше он верил приписке в самом низу: «Работаем без выходных, в любое время дня и ночи и в любую погоду».
Придушив в себе любые происки надежды, Джонатан направился к указанному на плакате переулку Фейр. Прежде чем в него войти, он в нерешительности остановился: словно замер у неплотно прикрытой двери, за которой – он это чувствовал! – творится что-то неладное. Дома по обе стороны переулка подступали друг к другу близко-близко, а единственный фонарь светился где-то в его глубине, как-то уж слишком нарочито приманивая к себе. Идти туда совершенно не хотелось, но выбора особо не было.
Звук шагов Джонатана эхом разошелся по переулку Фейр, но в нем же, казалось, и умер: вряд ли кто-то извне услышал бы его, даже проходя совсем близко. И уж точно никто Джонатана здесь не увидел бы. Ни одно окно в переулке не светилось. По сторонам чернели парадные – в открытых дверях поселился туман. Здание по левую руку, старое кабаре «Тутти-Бланш», стояло заброшенным и заколоченным много лет. Одни говорили, что в нем когда-то был пожар, в котором сгорела вся труппа. Другие утверждали, что в один из вечеров там произошла ужасная резня. В любом случае, это место пользовалось дурной славой.
В темном закутке под прогнившим балконом стоял старый футляр от контрабаса – судя по спешно захлопнувшейся крышке и промелькнувшим на мгновение испуганным женским глазам, внутри него кто-то жил. Ну да, уж лучше такое укрытие от непогоды, чем никакого…
Вскоре Джонатан уперся в стену дома – переулок оказался тупиковым. В тусклом свете газового фонаря он с трудом различил вывеску над дверью. Надпись гласила:

«Лавка игрушек мистера Гудвина».

Большие запыленные окна темнели – что-то не было похоже, что здесь работают без выходных, в любое время дня и ночи и в любую погоду.
Где-то в тумане завыла собака. Джонатан вздрогнул и обернулся – ему стало совсем не по себе. Он захотел убраться отсюда поскорее, но каким-то чудом превозмог себя: времени топтаться на пороге больше не осталось – гудки сирены за последние полчаса участились, теперь они звучали резко, нервно и дерганно. Это был последний шанс…
Джонатан решился и надавил на ручку, втайне надеясь, что заперто. Скрипнули старые петли. Зазвенел колокольчик над притолокой. Джонатан вошел в лавку, и стоило ему закрыть за собой дверь, как фонарь у вывески мигнул и погас.
Внутри это место выглядело как старый комод. Тусклая керосинка с засмоленным плафоном, стоявшая у ржавого кассового аппарата, давала очень мало света – не удивительно, что его совсем не было видно с улицы. А вот для того, чтобы окончательно разувериться в жизни, Джонатану его хватило. Бросив взгляд на пустые полки, оценив мрачную полутьму и поежившись от негостеприимного холода, он нахмурился. Подвох. Обман. Это так в духе этого мерзкого города. Быть может, «Лавка игрушек мистера Гудвина» и работала в любое время и в любую погоду, но дело в том, что в ней не было никаких игрушек. Лишь пыль и запустение, а еще вдали, за стойкой, замер старый манекен в потертом фраке, старомодной двууголке на голове и потрескавшейся арлекинской маске с длинным носом. Джонатан ни за что не купил бы эту, в общем и целом, уродливую и непритязательную штуковину. Зачем она здесь? Для отпугивания грабителей? Или покупателей? В любом случае, кроме клубящейся тьмы по углам да уродливых теней, застывших на полу, больше здесь особо ничего и не было.
Решив, что увидел достаточно, Джонатан покачал головой и повернулся было к двери, чтобы уйти, как тут из глубины лавки раздался скрип. Перепуганный посетитель вздрогнул, обернулся и с удивлением понял, что звук издал оживший манекен.
— Заблудились, мистер?- спросил он неприятным тягучим голосом.
За стойкой стоял вовсе не манекен. Человек в маске едва заметно повернул голову и… Джонатану показалось, будто на мгновение из прорезей для глаз этой маски просочилось немного тьмы, после чего она забралась обратно. Хотя, возможно, все дело было в обманчивых тенях от неровного света чадящей керосинки. Джонатан заставил себя успокоиться. Это все мнительность, уверял он себя. Тревожное ожидание скорого шторма, целый чемодан невзгод, которые он таскает за собой весь день, само это отвратное место, да и фигура за стойкой. Это все никак не способствует душевному покою.
Молчание затягивалось, и с каждым мгновением тишина становилась все более неприятной. Взяв себя в руки, Джонатан кашлянул и ответил:
— Прошу прощения. Я, видимо, ошибся.
Человек за стойкой склонил голову в двууголке набок.
— Так вы ошиблись?
— Я ведь так и сказал.
— Нет. Вы сказали, что вы «видимо» ошиблись. И смею вас заверить, это крошечное, недоуменно себя ведущее словечко подразумевает сплошную неуверенность и неопределенность. В вашем случае оно, боюсь, значит, что вы в совершенно равной степени могли как ошибиться, так и не ошибиться. И раз уж вы проделали свой путь откуда бы вы там ни прибыли, вышли в непогоду, несмотря на штормовое предупреждение, и в итоге добрались сюда, то, быть может, вы все же удостоверитесь, чтобы знать точно: ошиблись ли вы, или же не ошиблись вовсе?
— Это ведь «Лавка игрушек мистера Гудвина?»,- зачем-то уточнил Джонатан, сбитый с толку странными в своей последовательности и абсурдными в своей логичности словами человека за стойкой. Хотя человека ли? На мгновение ему почудилось, что под костюмом у того кромешная пустота – не зря лицо скрыто маской, а на руках – перчатки. Или нет: внутри заводной автоматон. Джонатану вспомнился Мори – всем известный механический человек из лавки «Нортон и К°. Прокат слуг-автоматонов». В голове у Мори установлены какие-то вычислительные машины и фонографические цилиндры – он даже умеет поддерживать беседу. Дотошно-методичные реплики человека в маске весьма походили на машинную речь Мори. И все же в голосе незнакомца за стойкой звучало легко читаемое раздражение, что опровергало догадку Джонатана.
— В этой дыре, я имею в виду Тремпл-Толл, у всего есть свои этикетки,- сказал человек в маске.- Здесь подписано буквально все. Как будто кому-то есть какое-то дело до того, как и что где-то называется. Витрины и ящики шкафов, уличные указатели и рекламные щиты, продажные души и искусственные люди – над каждой мышиной норой или собачьей будкой висит своя вывеска. И чаще всего их вывешивают скучные серые личности, которым незачем обманывать.
— А вы?- спросил Джонатан.- Вам есть, зачем обманывать ваших посетителей?
Ответом ему стал исключительно многозначительный, но весьма пугающий смех из-под маски. Он походил на быстрый поспешный завод часового механизма, что вновь напомнило Джонатану о Мори.
— Так вы и есть мистер Гудвин, владелец лавки?- спросил он.- Я просто надеялся купить у вас игрушку.
— Вы любитель игрушек?
— Игрушку своему ребенку.
Человек за стойкой склонил голову на другой бок, будто бы пристально разглядывая посетителя через прорези в маске. После недолгой, но томительной паузы он произнес:
— А… так вы из этих…
— Простите?- удивленно проговорил Джонатан.
— Вы из этих…- мистер Гудвин замолчал, словно подбирая слово,- родителей, которые забывают о своих детях и покупают им подарки в самый последний момент. И такие подарки, вам стоит знать, – это худшие на свете подарки: выбранные в спешке, они завернуты в нервы и перетянуты, словно ленточками, безразличием. А внутри… внутри лишь разочарование. Это всегда не то, чего вы хотели, не то, чего вы ожидали, но определенно то, о чем вы когда-нибудь пожалеете.
— Нет, я не из этих,- оскорбленно ответил Джонатан, но на его беспокойном лице явно проявились следы стыда.- Так у вас… у вас ничего не осталось? Нет ни одной игрушки?
— Видимо, все раскупили к праздникам!- вальяжно заявил мистер Гудвин.
— Простите, к каким праздникам?
— К разным.
— Что же делать… что же делать,- пробормотал Джонатан.
— Хм… я понял.- Мистер Гудвин наклонился вперед и завис над стойкой, он, как голодное растение-мухоловка на тонком стебле, словно потянулся к мухе-Джонатану.- Вы явились сюда только потому, что в «Тио-Тио» закрыто, а «Детские манатки Монти» разорились?
Этот вопрос прозвучал неожиданно и застал Джонатана врасплох. Мистер Гудвин будто был осведомлен об истинном положении дел, что не могло не настораживать: не мог же он, в самом деле, все угадать! При этом в его голосе прозвучала какая-то детская обида с примесью угрозы.
— Я… нет. Мне просто нужна была игрушка.
Хозяин лавки, очевидно, оскорбленный до глубины души, вознамерился поскорее избавиться от нежелательного посетителя, поскольку отвернулся и раздраженно бросил:
— Нет здесь никаких игрушек! Вам пора! Уходите!
Джонатана поразила подобная наглость и, особенно, несправедливость.
— Я с самого начала собирался уйти. Но вы меня задержали.
— Что?! Это возмутительно! Уходите, я вам сказал!
Возмутительным на самом деле являлось как раз таки отношение мистера Гудвина, но Джонатан более не собирался задерживаться в этом угрюмом месте и молча повернулся к двери. Он уже положил руку на дверную ручку, когда хозяин лавки неожиданно произнес:
— Постойте-ка.- Он словно передумал.- Кажется, у меня все же кое-что есть для вас.
Джонатан в недоумении обернулся:
— Так вы же сами сказали, что ничего нет. Что все раскупили перед праздниками.
— Я сказал «видимо»,- заметил мистер Гудвин.
— То самое «видимо»?
Хозяин лавки кивнул, велел: «Ждите здесь» – после чего скрылся за невысокой дверкой, которая пряталась за стойкой.
Джонатан стал ждать. Он все пытался понять, что же заставило этого странного человека передумать: сперва он его прогоняет, после чего тут же останавливает, намереваясь что-то ему продать. Вряд ли он его пожалел. За все время короткого разговора с мистером Гудвином, Джонатан точно уяснил одну вещь: это отнюдь не добрый человек, и жалости в нем не сыскать ни на грош. В другое время он предпочел бы и вовсе с ним не встречаться, не разговаривать и не вести никаких дел. И тут Джонатана осенило: вероятно, мистер Гудвин решил всучить ему какой-то хлам! И верно: зачем упускать возможность подзаработать на наивном простаке, которого занесло в твою лавку, как клочок газеты, приволоченный ветром?! Что ж, это вполне в духе габенских торгашей…
«Не попадись, Джонатан!- предостерег себя мистер Мортон, клерк из конторы «Лейпшиц и Лейпшиц».- Не позволяй отчаянию заставить тебя потратить деньги на какую-то дребедень. Помни, что ты покупаешь это Калебу. Он заслуживает хорошего подарка. А вовсе не такого, как этот черствый Гудвин живописал: выбранного в спешке…»
Когда мистер Гудвин вернулся, Джонатану хватило лишь одного быстрого взгляда на то, что сидело у него на руках, чтобы недобрые подозрения пробрались к нему в душу еще глубже. Это определенно было то, чего он никак не ожидал увидеть, уж точно то, что он при других обстоятельствах не стал бы покупать, и, без сомнения, то, о чем он мог бы пожалеть, вздумай он принести это домой.
— Вы можете его упаковать?- спросил Джонатан и тяжело, с внезапно подступившим ощущением совершаемой ошибки, вздохнул.

***
(ПИШИТЕ, что думаете)