Проект "Тарантул". Часть 1. Глава 3.
К тому времени, как он вышел из вагона и пошёл к головному вагону через неглубокие сугробы, там уже были несколько людей. Кто-то высовывался из окон. Люди перекрикивались между собой:
— Что случилось?
— Да кто ж знает то? Вот, встали.
— На колее что? Телега застряла?
— Да не должно. Там что-то другое.
Кирилл Петрович сообразил, что следовало взять шинель, так как в одной гимнастёрке он начинал замерзать. Отсюда он видел только, как дымит паровоз, из которого торчат листы разорванной стали.
Генералы сидели в своих купе, и даже носа не казали из окон. Со всем справлялись их секретари и адъютанты. Они спешно выбегали на мороз и присоединялись к Кириллу.
— Кажется, котёл взорвался.
— Паровоз-то бронированный. С чего ему взрываться?
Подойдя к голове поезда, они, наконец, увидели, в каком катастрофическом состоянии находится паровоз. Большого цилиндрического котла почитай вовсе не было. Вместо него болтались смятые листы металла, которыми также был усеян снег вокруг них. Из жерла котла торчало множество разорванных тонких трубочек — конвективный пучок, который теперь не подлежал восстановлению.
— Что с машинистом? — спросил адъютант у пассажиров, которые прибежали раньше них.
— И машинист, и кочегар… э-эх! — махнул рукой мужчина.
— На небеса прямиком полетели с котлом, — невпопад пошутил один из офицеров. Затем смекнув, что сморозил глупость, добавил, — Царствие им небесное.
Кирилл был в смятении. Неужели это именно то, о чём они пять минут назад беседовали с Полиной? Неужели и правда среди пассажиров находится диверсант, которому приказали действовать против общих интересов?
Пальцы начали замерзать. Он засунул ладони под мышки и продолжил осматривать паровоз. Сложно. Очень сложно думать о чём-либо, стоя на морозе. Оба свидетеля погибли. По общему осмотру взорванного аппарата практически невозможно сказать, от чего именно произошёл взрыв. Ясным было то, что взрыв произошёл изнутри. Но подобный эффект происходит не только от того, если в топку бросить бомбу. Обычный перегрев ведёт к ровно таким же разрушениям.
Час спустя он вернулся в каюту Аполлинарии.
— Живо садитесь и пейте чай, — приказала она тоном, не терпящим возражений. — Чайник уже два раза остывал.
— Даже странно, Полина, — хмыкнул Кирилл. — Вы должны были быть одной из первых, кто побежит к месту происшествия.
— А зачем? Снаружи холодно. Да и вы от меня ничего не утаите, если я вас обо всём расспрошу.
Мужчина залпом выпил крепкого чая, осушив чашку. Тепло сразу стало расходиться от желудка к замёрзшим членам. Журналистка поспешила ему долить.
— Итак? — она замерла в нетерпении.
— Итак. Котёл паровоза взорван. Восстановлению не подлежит.
— Поездка отменяется?
— Ничуть! На собрании в обеденном вагоне начальство решило послать трёх адъютантов в посёлок Вертушки, который мы должны были проезжать через полчаса, чтобы послать оттуда весть по телеграфу. Нам должны будут прислать другой паровоз.
— А что с первым?
— Сейчас все мужчины соберутся, и мы начнём сталкивать его с колеи. Сосен срубим в лесу, подсунем под паровоз и опрокинем с колеи. Всё равно это теперь уже ненужный кусок металла, он только мешать будет.
— Но вы успели внимательно осмотреть этот кусок металла? — переспросила Аполлинария.
— Я понимаю вас. Нет, ничего подозрительного я не обнаружил. Кочегар и машинист погибли, поэтому расспросить их не получится.
— И мы так и не узнаем, взорвался ли паровоз сам.
— Нет, не узнаем, — согласился мужчина, подняв на давнюю подругу глаза, — Но мы можем хотя бы сузить круг подозреваемых.
— Каким образом?
— Расспросить ваших подозрительных офицеров. Кто чем занимался во время перед взрывом. Если кто-то в этот момент оставался один, берём его, как вы говорите, на кончик карандаша и следим за ним.
— Но мы не можем быть уверены, что это кто-то из офицеров охраны. А если это кто-то из секретарей? Адъютантов? Или сам генерал?
— Высшие чины руки марать не будут. Они пошлют помощников. Но вы правы, тут мы тыкаем пальцем в небо. — На миг он задумался, проведя рукой по волосам. — Но побеседовать с ними всё-таки стоит. Кто знает, возможно, один из них пронёс в заплечном мешке бомбу. И теперь его багаж существенно полегчал.
К полудню чуть потеплело. Как и было сказано, пассажиры, используя стволы деревьев, срубленных в ближайшем лесу, скинули обломки с дороги и поспешили вернуться в тёплые вагоны. Оставалось дождаться адъютантов с новым паровозом.
Кирилл Петрович вернулся в свою каюту, где застал соседа Путилова, а также Забельского, зачастившего к ним.
— Плохое начало нашей кампании, — качал головой Путилов. — Очень плохое.
— Ничего странного, — отвечал ему второй офицер. — У нас в России всё через одно место делается. И паровозы, и дорогущие танки, которые строятся только для того, чтобы пыль в глаза пустить заграничным воякам. Скажите, вы тоже удивлены?
— Я? — Кирилл сел на свою кушетку. — Скорее, раздосадован.
— И только? Тут возмущаться надо!
— Вот сходите в соседний вагон, и там повозмущайтесь. Думаю, ваше начальство хорошенько выслушает вас.
— Ага. А потом догонит и ещё раз выслушает, — хохотнул Путилов.
Забельский заметно смутился.
— Я в момент взрыва находился в купе госпожи Звенигородской, — признался Кирилл. При этом оба мужчины хитро заулыбались и закивали своим мыслям. — Мы пили чай.
— Это сейчас так называется? Раньше это называли «играть в шахматы».
— А вы сами где в это время были, Забельский?
Улыбка тут же сошла с лица офицера:
— Как же это называется… слово такое ещё… ах, вот — не ваше собачье дело!
Забельский вышел, громко хлопнув дверью.
— Вспыльчивый он у нас. Вы уж не обижайтесь на него, Барсуков. Тут он был, со мной. Всё спорил по поводу целесообразности «Тарантула».
Кирилл Петрович расспросил остальных. Оказалось, что в момент взрыва Строганов читал газету. И вот ведь совпадение — ту самую гневную статью Немировского. Остальных он не видел.
Глебский в это время курил в тамбуре вагона. А во время взрыва даже случайно уронил папиросу, отчего едва не вспыхнули занавески на окне.
Шутов же попросту спал в своём купе, пока его сосед, Глебский, курил.
— Сложно. Очень сложно — качал головой Кирилл, снова сидя напротив Звенигородской. — Мало информации. Каждый из них мог это сделать.
— Глебский говорит, что вышел в тамбур всего на пару минут, верно? — уточнила журналистка.
— Да, но Шутов ведь при этом спал, поэтому он не может подтвердить этого. Слова Строганова также никто не может подтвердить. Он едет в купе с секретарём полковника Хрустова, которому не досталось места в первом вагоне. Но секретарь в это время находился рядом с Хрустовым.
Кирилл, положив руку на столик, постукивал пальцами по столешнице, сильно нервничая. Задачка была не из лёгких. Но он решил во что бы то ни стало решить её. Ведь не может быть так, что это была случайность! Не так уж и часто взрываются котлы паровозов.
— Всё это слишком сложно, — сетовала Аполлинария. — Ведь фактически злодею надо было незаметно пройти обеденный вагон, потом первый пульмановский вагон, полный высших военных чинов, затем по тендерам с углём проникнуть к паровозу, отвлечь внимание машиниста и кочегара…
Она протянула руку и положила её на ладонь друга:
— Кирилл Петрович, может, мы с вами зря мозги паранойей забиваем? Может, котёл и правда сам взорвался?
Он пожал плечами:
— Вы правы, Полина. Слишком много неясного и непонятного. Вот в этом вы и правы.
К вечеру со стороны Вертушек подошёл паровоз с машинистом и тремя адъютантами. Сцепившись с вагонами и получив распоряжения от Хрустова, машинист принялся за работу. Не далее, как через десять минут состав, сдвинувшись с места, медленно, но верно стал набирать скорость.
Поездка продолжилась.
Зимин занял самое дальнее купе, располагавшееся ближе всех к грузовому вагону, стоящему в составе последним. В купе Кирилл его не нашёл. Зато нашёл рядом с танком. Водитель сидел на гигантской ходовой детали и любовно похлопывал по ней ладонью.
— Да вы пылинки с него сдуваете.
Мужчина заметно смутился, сначала встал на ноги, затем снова сел.
— Знаете, я в какой-то мере чувствую ответственность за то, чтобы «Тарантул» доехал до Мангышлака, — ответил он. — И это происшествие… я сам не выходил. Признаться честно, я после аварии тут же бросился в последний вагон. Елисей Михайлович предупреждал меня, что кто-нибудь, нечистый на руку, пожелает навредить аппарату. Кто-то, у кого патриотические чувства не столь сильны, как у большинства.
Кирилл Петрович присел рядом с ним.
— Мне он такого не говорил, но я тоже уверен в том, что среди нас есть люди, желающие того, чтобы испытания танка и его демонстрация полностью провалились. Правда, я дошёл до этого своим умом.
«А также своей паранойей и извечной подозрительностью». Кирилл сцепил пальцы и крепко сжал их.
— Мне рассказали, что паровоз взорвался.
— Кто рассказывал?
Кирилл Петрович напрягся. Ведь Зимин говорил, что с самого происшествия никуда не выходил.
— Забельский приходил. Всё жаловался, что дорога для «Тарантула» плохо началась, и также плохо закончится. От судьбы, говорит, не уйти.
— Он и мне все уши прожужжал своими пессимистичными мыслями.
— Потом ещё Глебский приходил. Он сначала удивился, что я оказался тут, в грузовом вагоне. Говорит, беспокоился, чтобы с аппаратом чего дурного не случилось. Как-никак, они приставлены к нему, как офицеры охраны. И если с танком что случится, то в первую очередь полетят их головы.
— Справедливое беспокойство.
— Теперь вот вы пришли.
— Елисей Михайлович мой близкий друг, — признался Кирилл. — Поэтому я всегда готов поддержать его. И его проекты. Оттого я волнуюсь за его изобретения столь же сильно, как и он сам. Вы знаете, что мы с ним приехали сюда из городка в самом центре Сибири? И даже дружили, будучи сопляками. Правда, я бегал по дворовым улицам, а он вырос среди книг в монастыре, который возвышался над нашей деревней. — Кирилл покачал головой. — Нет, наверняка он не рассказывал. Да и я о большем умолчу, так как нам не дозволяется говорить об этом.
— Он мне говорил. У вас какая-то мудрёная должность. — Зимин прищурился, напрягая память. — Чиновник по особо важным поручениям?
— Да, и теперь он попросил меня выполнить вот это…, — Кирилл Петрович похлопал стальной бок кабины, — … это вот особо важное поручение. Боится, что с танком что-нибудь случится. А после этой аварии теперь и я побаиваюсь, как бы с «Тарантулом» чего не случилось.
Кирилл встал и зашёл к танку спереди, оглядев его кабину, «ноги» и основной корпус. Листы стали, обильно покрытые заклёпками. Обзорное окно кабины, состоящее из множества квадратных стёкол — видимо, сделано это было для того, чтобы водителя не ранило во время боя крупными осколками. Каждая «нога» ходовой части была толщиной с толстую сосну. Да, даже в сложенном состоянии аппарат производил неизгладимое впечатление. Каково же будет впечатление на русских генералов, и уж тем более на хивинцев, когда этот танк полностью распрямится и пойдёт на стены их столицы.
— Удивительно, не правда ли? До чего только наши инженеры не додумаются.
— Вы в полной мере умеете управлять этой махиной?
— Елисей Михайлович мне двухсот страничную инструкцию поручил проштудировать, — ответил Зимин, достав откуда-то из-под ног толстую стопку листов, скреплённых верёвочками. — И даже сейчас, в поездке, я иногда её перечитываю. Боюсь что-нибудь забыть и оплошать на полигоне Мангышлака. Опозорюсь перед генералами.
— Не опозоритесь. Вы только не волнуйтесь слишком сильно.
— Я так понимаю, что наше прибытие задержится?
— Из-за аварии? Да, но ненамного. Время у вас ещё есть. Можете ещё немного почитать инструкцию.
— Да ну её. Надоела, хуже пареной репы.
— Вы позволите? — Кирилл взял у него из рук стопку листов и одним пальцем пролистал, иногда задерживая взгляд на рисунках-схемах. — Узнаю Елисея. Всё подробно и досконально.
Он не заметил, как глаз зацепился за абзац текста, и он принялся читать содержимое. Вот, тут как раз описывается подача ядер в ствол пушки…
— Если хотите, можете поучить.
— О, простите. — Кирилл закрыл инструкцию и протянул Зимину.
— Нет-нет, если вам интересно… к тому же, сам Елисей Михайлович говорил мне, что если вы проявите интерес, то лучшим будет поделиться с вами информацией. Он говорил, будет даже лучше, если по прибытии в Мангышлак у «Тарантула» будет не один, а два человека, способных управлять им. И лучше будет, если это будете вы. Мало ли, что может случиться со мной.
Кирилл неожиданно поднял голову и посмотрел в лицо водителя. А ведь верно. Для того, чтобы нейтрализовать танк, достаточно устранить самого водителя. Убить? Очень даже может быть. Или просто изранить ему руки. Тогда для чего же злодей сначала взорвал паровоз? Если этот злодей действительно существует. И если он действительно устроил аварию. Снова этот план показался ему слишком сложным.
Получается, Аполлинария была права? Может ли быть так, что паровоз сам взорвался, по недосмотру кочегара? Вполне. Так может, именно так всё и произошло? А сам он только понапрасну грешит на офицеров охраны.
— Вы правы. Будет лучше, если я буду уметь управлять танком.
Вдвоём они вошли в основной корпус, протиснулись по узкому коридорчику и залезли в переднюю кабину. Зимин любезно уступил ему место в кресле.
— Сам я последние недели две вовсе не вылезал из него, так что теперь ваша очередь.
Кирилл сел в кресло. Очень удобно. Оно и правильно, водителя во время боя ничто не должно отвлекать. Он оглядел множество рычагов, полукругом окруживших его сиденье.
— Пугает, не правда ли? — улыбнулся водитель. — Я тоже поначалу боялся этого «леса». А потом пообвык. Тут главное запомнить, что вот эти дальние управляют пушкой.
Он указывал на рычаги, обводя их ладонью:
— Вот эти слева приводят в движение левую стопу.
— А справа — правую?
— Верно, но есть небольшие нюансы. Например, если одновременно с этим потянуть вот этот…
Кирилл Петрович стал проводить много времени в грузовом вагоне. Пока он вместе с Зиминым корпел над инструкцией, и водитель объяснял ему некоторые вопросы касательно управления, за окнами купе заснеженные леса центральной России сменились голыми полями Поволжья. Поезд продолжал двигаться на юг, и воздух стало заметно теплее. Снег, осевший на крышах поезда ещё в Петербурге, растаял. Вскоре они увидели на одиноких деревцах зелёные листочки. Здесь, на юге снега уже вовсе не было, а сквозь жёлтую траву пробивалась редкая свежая зелень. Офицерские шинели были благополучно убраны в заплечные мешки.
К тому моменту, как состав прибыл на конечную станцию, на полуостров Мангышлак, Кирилл Петрович в теории умел управлять танком ничуть не хуже самого Зимина, коим фактом сам водитель несказанно гордился.
— Что случилось?
— Да кто ж знает то? Вот, встали.
— На колее что? Телега застряла?
— Да не должно. Там что-то другое.
Кирилл Петрович сообразил, что следовало взять шинель, так как в одной гимнастёрке он начинал замерзать. Отсюда он видел только, как дымит паровоз, из которого торчат листы разорванной стали.
Генералы сидели в своих купе, и даже носа не казали из окон. Со всем справлялись их секретари и адъютанты. Они спешно выбегали на мороз и присоединялись к Кириллу.
— Кажется, котёл взорвался.
— Паровоз-то бронированный. С чего ему взрываться?
Подойдя к голове поезда, они, наконец, увидели, в каком катастрофическом состоянии находится паровоз. Большого цилиндрического котла почитай вовсе не было. Вместо него болтались смятые листы металла, которыми также был усеян снег вокруг них. Из жерла котла торчало множество разорванных тонких трубочек — конвективный пучок, который теперь не подлежал восстановлению.
— Что с машинистом? — спросил адъютант у пассажиров, которые прибежали раньше них.
— И машинист, и кочегар… э-эх! — махнул рукой мужчина.
— На небеса прямиком полетели с котлом, — невпопад пошутил один из офицеров. Затем смекнув, что сморозил глупость, добавил, — Царствие им небесное.
Кирилл был в смятении. Неужели это именно то, о чём они пять минут назад беседовали с Полиной? Неужели и правда среди пассажиров находится диверсант, которому приказали действовать против общих интересов?
Пальцы начали замерзать. Он засунул ладони под мышки и продолжил осматривать паровоз. Сложно. Очень сложно думать о чём-либо, стоя на морозе. Оба свидетеля погибли. По общему осмотру взорванного аппарата практически невозможно сказать, от чего именно произошёл взрыв. Ясным было то, что взрыв произошёл изнутри. Но подобный эффект происходит не только от того, если в топку бросить бомбу. Обычный перегрев ведёт к ровно таким же разрушениям.
Час спустя он вернулся в каюту Аполлинарии.
— Живо садитесь и пейте чай, — приказала она тоном, не терпящим возражений. — Чайник уже два раза остывал.
— Даже странно, Полина, — хмыкнул Кирилл. — Вы должны были быть одной из первых, кто побежит к месту происшествия.
— А зачем? Снаружи холодно. Да и вы от меня ничего не утаите, если я вас обо всём расспрошу.
Мужчина залпом выпил крепкого чая, осушив чашку. Тепло сразу стало расходиться от желудка к замёрзшим членам. Журналистка поспешила ему долить.
— Итак? — она замерла в нетерпении.
— Итак. Котёл паровоза взорван. Восстановлению не подлежит.
— Поездка отменяется?
— Ничуть! На собрании в обеденном вагоне начальство решило послать трёх адъютантов в посёлок Вертушки, который мы должны были проезжать через полчаса, чтобы послать оттуда весть по телеграфу. Нам должны будут прислать другой паровоз.
— А что с первым?
— Сейчас все мужчины соберутся, и мы начнём сталкивать его с колеи. Сосен срубим в лесу, подсунем под паровоз и опрокинем с колеи. Всё равно это теперь уже ненужный кусок металла, он только мешать будет.
— Но вы успели внимательно осмотреть этот кусок металла? — переспросила Аполлинария.
— Я понимаю вас. Нет, ничего подозрительного я не обнаружил. Кочегар и машинист погибли, поэтому расспросить их не получится.
— И мы так и не узнаем, взорвался ли паровоз сам.
— Нет, не узнаем, — согласился мужчина, подняв на давнюю подругу глаза, — Но мы можем хотя бы сузить круг подозреваемых.
— Каким образом?
— Расспросить ваших подозрительных офицеров. Кто чем занимался во время перед взрывом. Если кто-то в этот момент оставался один, берём его, как вы говорите, на кончик карандаша и следим за ним.
— Но мы не можем быть уверены, что это кто-то из офицеров охраны. А если это кто-то из секретарей? Адъютантов? Или сам генерал?
— Высшие чины руки марать не будут. Они пошлют помощников. Но вы правы, тут мы тыкаем пальцем в небо. — На миг он задумался, проведя рукой по волосам. — Но побеседовать с ними всё-таки стоит. Кто знает, возможно, один из них пронёс в заплечном мешке бомбу. И теперь его багаж существенно полегчал.
К полудню чуть потеплело. Как и было сказано, пассажиры, используя стволы деревьев, срубленных в ближайшем лесу, скинули обломки с дороги и поспешили вернуться в тёплые вагоны. Оставалось дождаться адъютантов с новым паровозом.
Кирилл Петрович вернулся в свою каюту, где застал соседа Путилова, а также Забельского, зачастившего к ним.
— Плохое начало нашей кампании, — качал головой Путилов. — Очень плохое.
— Ничего странного, — отвечал ему второй офицер. — У нас в России всё через одно место делается. И паровозы, и дорогущие танки, которые строятся только для того, чтобы пыль в глаза пустить заграничным воякам. Скажите, вы тоже удивлены?
— Я? — Кирилл сел на свою кушетку. — Скорее, раздосадован.
— И только? Тут возмущаться надо!
— Вот сходите в соседний вагон, и там повозмущайтесь. Думаю, ваше начальство хорошенько выслушает вас.
— Ага. А потом догонит и ещё раз выслушает, — хохотнул Путилов.
Забельский заметно смутился.
— Я в момент взрыва находился в купе госпожи Звенигородской, — признался Кирилл. При этом оба мужчины хитро заулыбались и закивали своим мыслям. — Мы пили чай.
— Это сейчас так называется? Раньше это называли «играть в шахматы».
— А вы сами где в это время были, Забельский?
Улыбка тут же сошла с лица офицера:
— Как же это называется… слово такое ещё… ах, вот — не ваше собачье дело!
Забельский вышел, громко хлопнув дверью.
— Вспыльчивый он у нас. Вы уж не обижайтесь на него, Барсуков. Тут он был, со мной. Всё спорил по поводу целесообразности «Тарантула».
Кирилл Петрович расспросил остальных. Оказалось, что в момент взрыва Строганов читал газету. И вот ведь совпадение — ту самую гневную статью Немировского. Остальных он не видел.
Глебский в это время курил в тамбуре вагона. А во время взрыва даже случайно уронил папиросу, отчего едва не вспыхнули занавески на окне.
Шутов же попросту спал в своём купе, пока его сосед, Глебский, курил.
— Сложно. Очень сложно — качал головой Кирилл, снова сидя напротив Звенигородской. — Мало информации. Каждый из них мог это сделать.
— Глебский говорит, что вышел в тамбур всего на пару минут, верно? — уточнила журналистка.
— Да, но Шутов ведь при этом спал, поэтому он не может подтвердить этого. Слова Строганова также никто не может подтвердить. Он едет в купе с секретарём полковника Хрустова, которому не досталось места в первом вагоне. Но секретарь в это время находился рядом с Хрустовым.
Кирилл, положив руку на столик, постукивал пальцами по столешнице, сильно нервничая. Задачка была не из лёгких. Но он решил во что бы то ни стало решить её. Ведь не может быть так, что это была случайность! Не так уж и часто взрываются котлы паровозов.
— Всё это слишком сложно, — сетовала Аполлинария. — Ведь фактически злодею надо было незаметно пройти обеденный вагон, потом первый пульмановский вагон, полный высших военных чинов, затем по тендерам с углём проникнуть к паровозу, отвлечь внимание машиниста и кочегара…
Она протянула руку и положила её на ладонь друга:
— Кирилл Петрович, может, мы с вами зря мозги паранойей забиваем? Может, котёл и правда сам взорвался?
Он пожал плечами:
— Вы правы, Полина. Слишком много неясного и непонятного. Вот в этом вы и правы.
К вечеру со стороны Вертушек подошёл паровоз с машинистом и тремя адъютантами. Сцепившись с вагонами и получив распоряжения от Хрустова, машинист принялся за работу. Не далее, как через десять минут состав, сдвинувшись с места, медленно, но верно стал набирать скорость.
Поездка продолжилась.
Зимин занял самое дальнее купе, располагавшееся ближе всех к грузовому вагону, стоящему в составе последним. В купе Кирилл его не нашёл. Зато нашёл рядом с танком. Водитель сидел на гигантской ходовой детали и любовно похлопывал по ней ладонью.
— Да вы пылинки с него сдуваете.
Мужчина заметно смутился, сначала встал на ноги, затем снова сел.
— Знаете, я в какой-то мере чувствую ответственность за то, чтобы «Тарантул» доехал до Мангышлака, — ответил он. — И это происшествие… я сам не выходил. Признаться честно, я после аварии тут же бросился в последний вагон. Елисей Михайлович предупреждал меня, что кто-нибудь, нечистый на руку, пожелает навредить аппарату. Кто-то, у кого патриотические чувства не столь сильны, как у большинства.
Кирилл Петрович присел рядом с ним.
— Мне он такого не говорил, но я тоже уверен в том, что среди нас есть люди, желающие того, чтобы испытания танка и его демонстрация полностью провалились. Правда, я дошёл до этого своим умом.
«А также своей паранойей и извечной подозрительностью». Кирилл сцепил пальцы и крепко сжал их.
— Мне рассказали, что паровоз взорвался.
— Кто рассказывал?
Кирилл Петрович напрягся. Ведь Зимин говорил, что с самого происшествия никуда не выходил.
— Забельский приходил. Всё жаловался, что дорога для «Тарантула» плохо началась, и также плохо закончится. От судьбы, говорит, не уйти.
— Он и мне все уши прожужжал своими пессимистичными мыслями.
— Потом ещё Глебский приходил. Он сначала удивился, что я оказался тут, в грузовом вагоне. Говорит, беспокоился, чтобы с аппаратом чего дурного не случилось. Как-никак, они приставлены к нему, как офицеры охраны. И если с танком что случится, то в первую очередь полетят их головы.
— Справедливое беспокойство.
— Теперь вот вы пришли.
— Елисей Михайлович мой близкий друг, — признался Кирилл. — Поэтому я всегда готов поддержать его. И его проекты. Оттого я волнуюсь за его изобретения столь же сильно, как и он сам. Вы знаете, что мы с ним приехали сюда из городка в самом центре Сибири? И даже дружили, будучи сопляками. Правда, я бегал по дворовым улицам, а он вырос среди книг в монастыре, который возвышался над нашей деревней. — Кирилл покачал головой. — Нет, наверняка он не рассказывал. Да и я о большем умолчу, так как нам не дозволяется говорить об этом.
— Он мне говорил. У вас какая-то мудрёная должность. — Зимин прищурился, напрягая память. — Чиновник по особо важным поручениям?
— Да, и теперь он попросил меня выполнить вот это…, — Кирилл Петрович похлопал стальной бок кабины, — … это вот особо важное поручение. Боится, что с танком что-нибудь случится. А после этой аварии теперь и я побаиваюсь, как бы с «Тарантулом» чего не случилось.
Кирилл встал и зашёл к танку спереди, оглядев его кабину, «ноги» и основной корпус. Листы стали, обильно покрытые заклёпками. Обзорное окно кабины, состоящее из множества квадратных стёкол — видимо, сделано это было для того, чтобы водителя не ранило во время боя крупными осколками. Каждая «нога» ходовой части была толщиной с толстую сосну. Да, даже в сложенном состоянии аппарат производил неизгладимое впечатление. Каково же будет впечатление на русских генералов, и уж тем более на хивинцев, когда этот танк полностью распрямится и пойдёт на стены их столицы.
— Удивительно, не правда ли? До чего только наши инженеры не додумаются.
— Вы в полной мере умеете управлять этой махиной?
— Елисей Михайлович мне двухсот страничную инструкцию поручил проштудировать, — ответил Зимин, достав откуда-то из-под ног толстую стопку листов, скреплённых верёвочками. — И даже сейчас, в поездке, я иногда её перечитываю. Боюсь что-нибудь забыть и оплошать на полигоне Мангышлака. Опозорюсь перед генералами.
— Не опозоритесь. Вы только не волнуйтесь слишком сильно.
— Я так понимаю, что наше прибытие задержится?
— Из-за аварии? Да, но ненамного. Время у вас ещё есть. Можете ещё немного почитать инструкцию.
— Да ну её. Надоела, хуже пареной репы.
— Вы позволите? — Кирилл взял у него из рук стопку листов и одним пальцем пролистал, иногда задерживая взгляд на рисунках-схемах. — Узнаю Елисея. Всё подробно и досконально.
Он не заметил, как глаз зацепился за абзац текста, и он принялся читать содержимое. Вот, тут как раз описывается подача ядер в ствол пушки…
— Если хотите, можете поучить.
— О, простите. — Кирилл закрыл инструкцию и протянул Зимину.
— Нет-нет, если вам интересно… к тому же, сам Елисей Михайлович говорил мне, что если вы проявите интерес, то лучшим будет поделиться с вами информацией. Он говорил, будет даже лучше, если по прибытии в Мангышлак у «Тарантула» будет не один, а два человека, способных управлять им. И лучше будет, если это будете вы. Мало ли, что может случиться со мной.
Кирилл неожиданно поднял голову и посмотрел в лицо водителя. А ведь верно. Для того, чтобы нейтрализовать танк, достаточно устранить самого водителя. Убить? Очень даже может быть. Или просто изранить ему руки. Тогда для чего же злодей сначала взорвал паровоз? Если этот злодей действительно существует. И если он действительно устроил аварию. Снова этот план показался ему слишком сложным.
Получается, Аполлинария была права? Может ли быть так, что паровоз сам взорвался, по недосмотру кочегара? Вполне. Так может, именно так всё и произошло? А сам он только понапрасну грешит на офицеров охраны.
— Вы правы. Будет лучше, если я буду уметь управлять танком.
Вдвоём они вошли в основной корпус, протиснулись по узкому коридорчику и залезли в переднюю кабину. Зимин любезно уступил ему место в кресле.
— Сам я последние недели две вовсе не вылезал из него, так что теперь ваша очередь.
Кирилл сел в кресло. Очень удобно. Оно и правильно, водителя во время боя ничто не должно отвлекать. Он оглядел множество рычагов, полукругом окруживших его сиденье.
— Пугает, не правда ли? — улыбнулся водитель. — Я тоже поначалу боялся этого «леса». А потом пообвык. Тут главное запомнить, что вот эти дальние управляют пушкой.
Он указывал на рычаги, обводя их ладонью:
— Вот эти слева приводят в движение левую стопу.
— А справа — правую?
— Верно, но есть небольшие нюансы. Например, если одновременно с этим потянуть вот этот…
Кирилл Петрович стал проводить много времени в грузовом вагоне. Пока он вместе с Зиминым корпел над инструкцией, и водитель объяснял ему некоторые вопросы касательно управления, за окнами купе заснеженные леса центральной России сменились голыми полями Поволжья. Поезд продолжал двигаться на юг, и воздух стало заметно теплее. Снег, осевший на крышах поезда ещё в Петербурге, растаял. Вскоре они увидели на одиноких деревцах зелёные листочки. Здесь, на юге снега уже вовсе не было, а сквозь жёлтую траву пробивалась редкая свежая зелень. Офицерские шинели были благополучно убраны в заплечные мешки.
К тому моменту, как состав прибыл на конечную станцию, на полуостров Мангышлак, Кирилл Петрович в теории умел управлять танком ничуть не хуже самого Зимина, коим фактом сам водитель несказанно гордился.
0 комментариев