По следам пропавшей экспедиции. Глава 10 и 11

Добрый день, дамы и господа! Безумно рад всех вас снова приветствовать! В нашем краю нынче неспокойно, и совершенно непонятно, будет ли возможность и дальше публиковать свои труды, поэтому, я постараюсь ускориться, чтобы не оставить вас без концовки. Текст я постараюсь не резать, а вот рисунки, уж не обессудьте, только по возможности.

Глава 10. Пассажир
– Ого! – не удержался от возгласа Полежаев, когда «Охотник» подлетел к хижине немного поближе.

Дело в том, что абориген, к этому моменту прекративший свою бешеную пляску оказался слегка подкопчённым европейцем, да ещё и женщиной, к тому же.

– М-м-да, – многозначительно промычал капитан. – Оставить её здесь мы, к сожалению, не имеем права.

Серафим Иванович в задумчивости поддакнул, и, оторвавшись от бинокля, с удивлением посмотрел на Белова.

Тот закашлялся, и, покосившись на Полежаева, сказал:

– Вахтенный, снизиться, и подобрать!

Встречать пропахшую дымом, и перепачканную сажей спасённую собрался почти весь экипаж. Первым к ней подошёл капитан.

– Добрый день, – сказал он совершенно бесстрастно, – рад приветствовать вас на борту нашего корабля. Я капитан этого судна. Что с вами произошло? Крушение? Ещё выжившие есть?

– О, ви ест русские? Замечателно! Нихт, нет крушение. Я – баронесса Элоиза фон Глаубе. Два год назад, э-э, ехаль экспедиция Норденшёльд. Этот подлец, свинья, оставил меня на берег, за то, что я не… как это? Не ответил взаимность…

Она горько зарыдала, размазывая по щекам сажу.

Серафим Иванович заметил, как Сорока хмыкнула, и потихоньку выбралась из толпы. А ещё он заметил, как вытянулось от удивления лицо Марьяппуу.

– Что с вами, – спросил он паровика.

– Как меняются люди, – потрясённо ответил тот. – Я знал Норденшёльда, он всегда был бунтарём, но такого я от него не ожидал.

– Давно вы его видели?

– Последний раз – лет десять назад… – ответил Марьяппуу, и о чём-то задумался.

Капитан, слышавший этот диалог, в задумчивости потёр переносицу, и тихо сказал:

– Что же нам с вами делать? Боюсь, курьерский пароход нам уже не догнать. Придётся, всё-таки, взять вас с собой… Так, голубчик, – он выдернул из-за спины пассажирки матроса, державшего в одной руке внушительных размеров чемодан, покрытый грязью, а в другой ружьё.

– Отведи её в каюту Рыжова, пусть пока там поживёт. Накормите, и дайте возможность умыться. А ружьё в арсенал. Оно ей здесь незачем.

– Есть, – вытянулся матрос, и покосился на пассажирку. – Пойдёмте, сударыня.

– Я провожу, – протиснулась вперёд Голованова, и Серафим Иванович с облегчением отметил, что всё её внимание сосредоточено на женщине в шкурах.

– Всем остальным я рекомендую заняться своими делами, – громко заявил капитан.

Появление Элоизы фон Глаубе в кают-компании вызвало настоящий фурор. С помощью Головановой она привела себя в порядок, и вышла к ужину в роскошном, хоть и немного устаревшем вечернем наряде. Под шкурами и слоем грязи ждала своего часа довольно красивая блондинка, с роскошной фигурой, и правильными чертами лица. Разве что подбородок, выдававший в ней уроженку северной Европы, несколько портил впечатление. Впрочем, мужская часть экспедиции на такую мелочь внимания не обратила и засыпала женщину вопросами о её участии в экспедиции Норденшёльда, и о том, как ей удалось выживать все эти два года.

Элоиза на ломаном русском живописала о своих злоключениях, то и дело, срывая с губ особо впечатлительных мужчин удивлённые возгласы. Только пятеро сотрапезников наблюдали за ней несколько отстранённо, даже настороженно: Белов, Полежаев, Марьяппуу, Климов, и Сорока. Ирина Васильевна не выдержала первой. Во время рассказа о странных пристрастиях Норденшёльда, она потихоньку встала из-за стола, и покинула кают-компанию. Марьяппуу во время рассказа подрастерял свою непроницаемость, и весь его вид теперь выражала крайнюю степень удивления, смешанную с недоверием. Климов был спокоен, как сфинкс, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Белов изображал расслабленность: он откинулся на спинку стула, и наблюдал за гостьей из-под полуприкрытых век. Серафим Иванович внимательно слушал, стараясь разобраться в причинах всё усиливавшейся антипатии к спасённой.

– Скажите, капитан, – закончив свой рассказ, спросила Элоиза, – где вы планировать меня доставить?

– Куда? – поправил Белов. – Думаю, мы высадим вас в Иркутске.

Элоиза на мгновение замерла, словно человек, попавший в неловкое положение, но затем, видимо представив на карте место, о котором говорят, с улыбкой заявила:

– О, Иркутск! Говорят, это есть столица Сибирь!

– Восточной Сибири. Правда, сейчас Иркутск не тот, что два года назад. Он пережил большой пожар, уничтоживший значительную часть города. Но жители там те же. Думаю, вам понравится. Да, ветер крепчает, так что, мы будем там уже очень скоро.

Серафим Иванович выглянул в окно и заметил, что «Охотник» действительно заметно ускорился. Горы выросли, и, несмотря на свои размеры, стремительно проплывали мимо.

Белов встал из-за стола, и, сославшись на усталость, откланялся. Элоиза, вполне натурально зевнула, и последовала его примеру. Любовь Сергеевна бросила на Полежаева непонятный взгляд, и тоже покинула кают-компанию. Через несколько минут за столом остались только Полежаев и Климов.

– Я смотрю, – заметил Серафим Иванович, – вы уже избавились от демофобии?

– Ну, что вы, – ухмыльнулся Климов, – наоборот она только усилилась. Я всего лишь пытаюсь, так сказать, клин клином… А кроме шуток… Я здесь с единственной целью: будьте внимательны, мне не нравится эта немка.

– Боитесь, что она защекочет капитана своим боа?

– Да хоть бы и так. В любом случае, думаю, вы меня правильно поняли.

За завтраком Климова уже не было. Элоиза засыпала присутствующих расспросами о политических событиях, произошедших за два года, о новостях науки, и в частности, о самом «Ночном охотнике». И если по первым двум пунктам она получила уйму исчерпывающих ответов, то на последний Сорока угрюмо ответила:

– Обычный дирижабль. Это всё, что вам нужно знать.



Атмосфера весёлой легкомысленности, царившая за столом, как-то быстро улетучилась.

– Ну, зачем вы так, Ирина Васильевна, – укоризненно пробормотал мичман Степаньков, разглаживая свои по-юношески мягкие усики, – человек два года был в отрыве от цивилизации, а вы так грубо…

Зато капитан весело улыбнулся, подмигнул Сороке, и заметил:

– Думаю, Ирина Васильевна права: не стоит нагружать человека таким обилием информации. Так ведь можно и до мигрени довести.

Он собирался сказать ещё что-то, но кают-компания наполнилась рёвом сирены.

– По боевым постам! – рявкнул Белов, в мгновение ока очутившийся в дверном проёме.

Глава 11. Перевал


Маленький дирижабль, судя по всему, ждал «Ночного охотника» в засаде. Он завис под прикрытием большой скалы на заснеженном перевале, и открыл огонь, едва «Охотник» достиг той же высоты. Серафим Иванович не успел перешагнуть порог рубки, как палуба содрогнулась и накренилась влево.

– Максимальный подъём, – проорал в слуховую трубу капитан, одновременно дёргая ручку телеграфа, – верхняя палуба пли, нижняя палуба товсь!



Серафим Иванович увидел, как дирижабль противника, ещё раз плюнул огнём, и рухнул на снег. Разорванная ткань заполоскалась на ветру.

– Ага, попался, – раздался довольный возглас Климова.

Серафим Иванович обернулся и увидел, что тот стоит в самом углу, опираясь на свою тросточку.

– Капитан, этого нужно взять живым, – торопливо сказал Климов, – если вы не против, я сам им займусь.

– Хорошо, – согласился Белов, – только одного я вас не пущу. Выделю для вас пятерых человек. Дал бы больше, но остальные уже заняты ремонтом – самурай всё-таки зацепил нас.

– Я тоже пойду, – заявил Серафим Иванович, – медицинская помощь может оказаться совсем не лишней.

– Хорошо, только для начала, подойдём поближе.

«Ночной охотник» завис в десятке саженей от поверженного противника. Первым на снег спустился Климов, за ним Серафим Иванович, и четыре матроса, возглавляемые мичманом Степаньковым. Сбитый дирижабль не подавал признаков жизни. Поначалу не подавал. Едва команда «Охотника» приблизилась к нему, за выбитыми стёклами гондолы что-то задвигалось, загорелись огоньки, и с противоположной стороны выскочил человек в чёрной одежде. Не оглядываясь, он кинулся прочь от своего корабля.

Климов, проявляя неожиданную для своего возраста резвость, бросился за ним.

– Вот зачем мне это? – пробормотал Серафим Иванович, и побежал вдогонку. Следом потрусил Степаньков с матросами, но этот равномерный бег был прерван мощнейшим взрывом.

Серафим Иванович выронил свой чемоданчик и больно ударился ладонями о спрессованный снег. Проехав на руках несколько саженей, он остановился, и попытался подняться. Ладони горели, словно обожжённые, а во рту чувствовалась едкая горечь. Он тряхнул головой и осмотрелся: на месте японского дирижабля дымилась бесформенная куча искорёженных останков, а «Ночной охотник» как-то странно накренился и теперь по его наружным лестницам, словно потревоженные муравьи, сновали ремонтники; мичман Степаньков висел на самом краю открывшейся ледовой трещины, и матросы осторожно пытались его вытащить (один из них, правда, лежал без сознания); а Климов… Климову приходилось туго. Японец, каким-то образом оставшийся без мечей, дубасил его напропалую. Алексей Павлович отражал, правда, большую часть ударов, но самурай всё-таки был моложе и проворнее. Единственное, что спасало жандарма – довольно скользкий снег, на котором японец то и дело терял равновесие. Серафим Иванович вспомнил, как в юности ходил стенка на стенку с деревенскими на замёрзшую реку, вздохнул, поднялся, и в два прыжка оказался возле дерущихся. Японец в этот момент ловко крутнулся и так засадил пяткой в грудь Климову, что тот отлетел на добрую сажень. Самурай, правда, и сам, поскользнувшись, упал, но тут же взвился, словно чёрт из коробочки. Серафим Иванович не стал ждать более подходящего момента, и по-молодецки эхнув, двинул японца в ухо. Тот клацнул зубами, и свалился, словно мешок с мукой. Полежаев автоматически пощупал его пульс – японец был жив.

– Ох, спасибо, Серафим Иванович, – прокряхтел Климов, потирая грудь. – Вы меня спасли. А теперь, дайте-ка я этого голубчика обездвижу.

Он нанёс несколько быстрых ударов по плечам, затем хитро скрутил пальцы правой руки, и, вцепившись левой рукой в шею, вдавил их куда-то в область солнечного сплетения.

– Ф-фу, – он сел на снег, и расстегнул ворот рубашки. – Ещё немного, и он бы меня уложил. Н-да, старею, наверное. Ну, где вы там? Давайте верёвку!

Последняя фраза, была адресована матросам, вытащившим Степанькова, и теперь вразвалку ковылявшим на помощь Климову.

– Опять верёвки? – возмутился Степаньков. – Возьмите лучше вот, наручники. Из этих точно не вырвется.

– Х-ха! – весело осклабился Алексей Павлович. – Да из таких даже я выскочу. Хотите пари?

– Прекрасно! – согласился мичман. – Если избавитесь от них, с меня бутылка Клико.

– Меня, конечно, больше устроила бы бутылка Шустовского, но Клико тоже подойдёт. Надевайте!

Он повернулся спиной к Степанькову, и дал защёлкнуть замки. Затем развернулся, и сказал, глядя в глаза мичману:

– Считайте до десяти.

– Ра-аз, два-а, три-и…

Степаньков, видимо, был уверен в своей победе, поэтому считал медленно, с улыбкой. На счёте «восемь» что-то хрустнуло, и наручники защёлкнулись на сложенных у живота руках мичмана.

Он ошалело пробормотал «девять», и недоумённо уставился на Климова:

– Десять, да как же это?

– А вот так, давайте верёвку, теперь завяжу так, что не сбежит. Да, и Клико не забудьте.

Он действительно скрутил японца так, что тот и пошевелиться не смог бы. Да ещё узлы вязал такие мудрёные, что даже матросы чесали затылки. Затем Климов, словно массажист прошёлся кулаками по груди самурая, и тот, доселе неподвижный, как статуя, изогнулся и захрипел, жадно хватая воздух.

Серафим Иванович озадаченно присвистнул.

– Это как же у вас так получилось?

– О, – ухмыльнулся Климов, – у меня был хороший учитель! Я как-то на своей шкуре этот приём опробовал. Такое ощущение, будто тебя мельничным жерновом придавили: ни вздохнуть, ни пошевелиться. Зато потом воздух сладкий, как коврижка… Ладно, давайте, тащите его на борт, а то вон уже вестового за нами послали.

К ним, действительно, крупной рысью мчался вестовой, что-то выкрикивая на бегу.

– Идём, идём, голубчик, – крикнул ему Алексей Павлович.

– Быстрее, – переводя дух выпалил вестовой, – ветер крепчает, а у нас управление испорчено… Не успеем подняться на борт, останемся здесь!

После этих слов резвости у матросов заметно прибавилось. Даже тот, что пару минут назад валялся без сознания, теперь бежал, как молодой олень. На борт успели погрузиться как раз с первыми порывами ураганного ветра, сорвавшими «Охотника» с якоря, и едва не расколовшими его корпус о скалу. Белов ждал до последнего, и отдал команду на экстренный подъём только когда последний матрос перебрался через комингс входного люка.