Дохтур. Дыба.

Бум! Бум!!! Бум!!! Невыносимо громкий звук бился в уши, то чуть стихая, то усиливаясь до болевого порога. Будто треснувший колокол заходился в неистовом набате, пытаясь перекричать шум разноголосой толпы базарных торговок в воскресный день. Боль разлившаяся по телу как расплавленный металл, застилала красной пеленой глаза, веки слиплись и стали свинцовыми. Малейшая попытка хотя бы приподнять ресницы походила на подвиг Сизифа, что толкал в гору неподьёмный кусок скалы. Шум тока крови в ушах и стук сердца, что воспринимался как колокольный звон поднялись волной как девятый вал, захлёстывая сознание. Крик, рвавшийся из голосовых связок, тихим булькающим шипением сошёл с разбитых губ. Струйки крови из рассечённого лба и бровей заполнили глазницы, склеив веки.

Редкие промежутки, когда пульсирующая боль немного отступала, заполнялись зыбкими картинками детства, где образы почти стёрлись, а краски приглушило время.
Вот лицо, склонившееся над умирающим ребёнком, хмурые кустистые брови сошлись в неодобрении на высоком, прорезанном морщинами лбе. То же лицо в промежутках между забытьём бесчисленных операций, боль, сводившая судорогой детское тело. Бесконечные уколы, когда уже приходилось искать хоть какой то участок кожи, не истыканный иглами. Непонятные аппараты вокруг, пугающие разрядами искр, срывавшихся с латунных шаров на металлических стойках. Отвратительный вкус препаратов, вливаемых в горло почти насильно. Первое осознание себя, как человека, первые слова подростка с трудом сложившиеся из бессвязного мычания. «Дыба»- имя, оставшееся навсегда и заменившее то, что было дано при рождении и никогда не сказанное окружающими. Именно это слово произнесли непослушные губы, пытавшиеся сказать первую фразу: «Д-д-д-добрый б-б-барин…». И всё то же лицо, вытеснившее образы давно умерших родителей. Его молчаливый Бог и отец наконец улыбнулся ему…

Толстая ножка, выломанная от дубового стола, рассекая воздух, опустилась на голову. Ржавый гранёный шип на её конце, с хрустом ломая кость на виске вошёл на всю длину в мозг. Яркая вспышка затопила пространство, выжигая ослепительно-белым светом зыбкие тени в самых дальних уголках сознания, постепенно сменяясь могильной тьмой. Тело выгнулось в последней судороге до треска сухожилий, бакелитовая рукоятка, зажатая в ладони раскрошилась, словно была сделана из трухлявого сухого дерева. Наконец наступило благословенное забвение вечного сна. Дыба умер… маленький уродливый мальчик шёл по сверкающей дороге, держась за руку доброго молчаливого Бога …

Немного подрагивающая рука в кожаной перчатке аккуратно вытащила клинок из-под левой грудной мышцы, видневшейся под разорванной рубахой. Кровь толчками выплеснулась из небольшой раны, оставленной узким лезвием. Человек в плаще с капюшоном устало огляделся вокруг. Хаос, царивший в комнате, волнами расходился от тела Дыбы, застывшего на полу. Обломки мебели и посуды, бумаги, разметавшиеся по углам, чёрное выжженное пятно на месте стенного сейфа. Обои вокруг дверцы тихо тлели, скручиваясь обугленными лоскутками. Чуть в стороне два тела в плащах. Одно – неподвижное как тряпичная кукла с неестественно вывернутой шеей. Второе – слабо шевелилось, пытаясь одновременно зажимать рваную рану щеки и придерживать сломанную руку с торчащей наружу костью. Да и сам стоящий был изрядно потрёпан. Несколько порезов рассекали плащ и куртку под ним.

Кто бы мог подумать, что им придётся встретиться с таким ожесточённым сопротивлением? Тройка орденских послушников, тренированных и обученных с детства, прошедших через многие задания, неизменно блестяще выполняемых, чуть не спасовала перед этим безродным уродливым существом. Первая часть задания прошла гладко как обычно, на сколько это возможно в этой варварской стране. Специально обозначив своё присутствие, чтобы «обьект» был предупреждён о неминуемой каре: следы на дороге, мельтешение на виду и другие приметы, ничего не говорящие непосвящённым людям. Немного дольше обычного пришлось повозиться с проникновением в дом. Хозяином дома должны были заняться другие, тройке нужно было только забрать бумаги и установку, если это не представлялось возможным – уничтожить всё. Всё равно, нужные сведения будут получены у «обьекта». В ордене имелись «виртуозы», способные заставить говорить любого.

Но вот потом начался настоящий кошмар. Уродливый слуга набросился на них с яростью бешеного зверя. Тренированные бойцы с трудом успевали отбиваться от этого рычащего демона смерти. Реакция и скорость его движений были просто феноменальной. Пусть он и не знал приёмов единоборств, но всё же сумел убить одного и сильно покалечить второго послушника. Многочисленные раны, оставленные на его теле, казалось просто не были им замечены. Так дерутся дворовые шайки, не признавая правил и стараясь использовать любой предмет как оружие. Но при этом то как он двигался, выходило далеко за рамки реакции и силы обычного человека. Только удар стилетом в сердце немного затормозил санитара. Движения, похожие на дёрганый танец смерти последователей культа Кали, замедлились, что и позволило оглушить электрическим искромётом, а потом и окончательно добить этого «демона преисподней». Но и за этот удар послушник поплатился открытым переломом плеча и трещинами нескольких рёбер.

Дыба всё-же успел активировать установку, сломав рывком рубильник на нижней площадке лестницы так, что толстые медные полосы электропроводящих шин изогнулись штопором, намертво переплетаясь на замкнутых контактах. Рукоятка рубильника так и осталась зажатой в огромной лапе санитара. В подвале что-то грохнуло и лязг стальных стержней возвестил, что дверь в дальнем углу подвала намертво заклинена в косяках. Теперь её можно было открыть только взорвав. Тяжёлый желтоватый газ с шипением вырвался из форсунок одного из аппаратов, стоящих в подвале, быстро заполнил лабораторию и колыхался уже у нижних ступеней лестницы.
Помогая подняться покалеченному, мельком ощупав убитого, старший «тройки» взвалил его на плечи и ещё раз оглянулся. Взгляд наткнулся на лицо Дыбы и человек в плаще вздрогнул. Глаза санитара в упор смотрели на него пустыми зрачками. Дыба улыбался.
Послушники торопились покинуть дом. К усадьбе спешили какие то люди, размахивая факелами.
Тройка ордена отступила к лесочку, почти вплотную примыкавшему к запущенному саду именья, чтобы потом раствориться навсегда никем не замечеными.

Холм, на котором стояла усадьба, вздрогнул, подземный толчок глухо вздохнув, как спящий великан, выпустил несколько невысоких столбов пыли, по углам здания, затем на секунду «задумавшись», строение осело, погребая под своими стенами, провалившейся крышей следы недавнего боя и тело Дыбы, придавленное потолочной балкой.

Искажённые злобой лица крестьян, разгладились. Злость сменилась недоумением, досадой и страхом. В руины полетели факелы, деревянная кровля нехотя занялась чадящим пламенем. Толпа стояла молча, не решаясь подойти и тупо смотрела на пожар. Многие из стоящих здесь, были обязаны здоровьем, а то и жизнью доктору. Но сейчас это не имело никакого значения. Люди были недовольны тем, что всё совершилось без них. Вездесущие мальчишки испуганной стайкой собравшиеся немного в стороне от взрослых, шёпотом обсуждали, кто были те фигуры, закутанные с ног до головы, что скрылись в лесу. То ли черти из ада, пришедшие по душу доктора, то ли это всё им показалось.

Никто не расслышал еле уловимый гул, доносившийся из-под развалин и толщи холма…