"Песочные часы с кукушкой", Визит девятый (2)
(2)
Шварц размашисто прибавил еще один плюс.
— И все… остальное – какая погода стоит на дворе, то, что он поругался с женой утром, цены на овес, цвет волос официанта, название улицы, на которой расположено кафе – несущественно для действия, произведенного Джонсом. Он заказал-употребил-оплатил. Даже если какой-то из вышеперечисленных фактов и является существенным, его тоже можно внести в уравнение. Цены на овес? Пожалуйста: Джонс знает, что ему предстоит купить корм для лошади, а тот подорожал… опять вычисления, и Джонс заказывает лишь чай, экономя на булочках. И так далее.
Ни вздоха, ни скрипа не раздавалось в зале во время выступления Шварца. Лишь вполголоса бубнили переводчики.
— Вернемся к счетной машине Бэббиджа… Возможно ли с ее помощью создать искусственный разум? Да, отвечу я. Что мы получим в итоге? Подобие человека, способного действовать в нашем мире, принимать решения, обдумывать поступки. Без эмоций, без страстей и страхов, сожалений, психических расстройств, обид, злости, любви, авторитетов, лести, выгоды, обмана, легкомыслия, задней мысли, нерешительности… Холодный разум без человеческих недостатков, ограниченный лишь заданными параметрами, а по сути – не знающий границ в совершенствовании. И тут возникает вопрос… Существует ли такая машина? Улучшенный вариант разностной машины Бэббиджа?
Яков сделал паузу, оглядел зал.
— Есть. Я создал ее. Она в тысячи раз превосходит свою прародительницу из прошлого века. Основана она на несколько других принципах и технологии, но по сути она – венец той идеи. При доработке возможно увеличить ее мощность еще в тысячи раз. И тогда… тогда, господа, мы совершим самое великое открытие, к которому стремится человечество с тех самых пор, как был проведен первый опыт, как зародилась наука – мы сможем создать искусственный разум.
Клюев едва слышно вдохнул. Пальцы его, вцепившиеся в стол, побелели. Его посетило странное чувство – он вдруг вспомнил механизм, игрушку, сделанную для него отцом, давным-давно. Маленький металлический шарик катился по желобку, сваливался в специальные отверстия, двигал уравновешенные детали, стремясь по спирали к следующему желобку – падал и снова катился… И, хотя можно было протянуть руку и снять шарик, прервать его путешествие, Карл так и не решался – его завораживало это целенаправленное, просчитанное движение. Завораживала неизбежность движения шарика, который всегда достигал конечной точки. Нечто подобное он ощущал сейчас.
«Яков, Яков, что ты делаешь?», — хотел выкрикнуть Карл Поликарпович, но не смог.
Шварц медленно стер свои каракули с доски и повернулся к зрителям. Внезапно, словно гром в сухую погоду, на зал обрушился оглушительный шум аплодисментов. Яков поклонился, пряча на губах улыбку.
Зажегся верхний свет, не особо яркий, но после полной темноты на несколько мгновений ослепивший Карла Поликарповича. Он прикрыл глаза и постарался угомонить расшалившееся сердце. «Отчего я так волнуюсь?», — подумал он удивленно. Открыв глаза, он увидел, что присутствующие начали расходиться. Желая поскорее переговорить с Яковом, он приподнялся, но Жак, ухватив его за рукав, весьма грубо потянул назад, на скамью.
— Куда вы? – Прошипел француз. – Сядьте! Еще не все…
Сил для спора Клюев в себе не нашел, потому просто сел обратно, и принялся наблюдать, как присутствующие один за другим покидают лекционный зал. Жак оказался прав – уходили не все. Члены Совета, по крайней мере бОльшая их часть, остались на своих местах, вполголоса переговариваясь.
Снова появился Яков – теперь уже не на «арене». Он прошел ближе к первому ряду скамей, стал перед Советом, опершись спиной о бортик невысокого ограждения и скрестив руки на груди.
— Мистьер Шварс, мои постравльения. – Снова послышался этот голос, но в этот раз Карл Поликарпович догадался, кому он принадлежит. Высокий, худой старик с кустистыми бровями чуть наклонился вперед, к Якову. Сэр Пол Картрайт, вспомнил Клюев, представитель английской науки, Председатель Совета.
Яков сдержанно поклонился. А Жак, нагнувшись ближе к Клюеву, прошептал в самое ухо:
— Сейчас начнется самое интересное… — Тут Председатель перешел на английский, и Жак желчно прибавил: — Только вы ничегошеньки не поймете.
Клюев буквально заставил себя проглотить вертевшийся на языке ответ. Мол, накоси-выкуси. Но кукиш пальцами под столом, не удержавшись, все же скрутил. Стараясь сохранять на лице лишь легкую заинтересованность и обиду, он откинулся на спинку скамьи.
Председатель начал свою речь с того, что поблагодарил Якова за столь выдающееся открытие. Затем сказал:
— Это именно то изобретение, которого, как вы утверждали, не хватало нашему проекту?
— Да, — подтвердил Яков. – Как я уже говорил, недостаточно просто создать совершенное оружие. К нему еще должен прилагаться совершенный солдат. Идеальный воин, рыцарь без страха и упрека, если угодно. Тот, кто беспрекословно выполняет приказы и идет в атаку даже перед превосходящим огнем противника.
— Надо ли было выносить это открытие, — задал вопрос голландец, Ван Меер, — я имею в виду искусственный разум, на всеобщее обозрение? Не лучше ли было обсудить его на закрытом заседании?
— Создание «Бриарея» потребует мощности всего Острова, — покачал головой Шварц. – И помощи ученых самых разных направлений. Без объявления столь трудоемкой цели мы не смогли бы использовать ресурсы других стран – каждая из которых, внеся свой посильный вклад, получит в результате конечный «продукт».
— Да, люди стали бы задавать вопросы, — поддержал Якова Председатель. – Почему это простому русскому ученому… — тут он издал сухой смешок, который подхватили представители Франции и Германии. Яков же криво улыбнулся. – …выдается карт-бланш на одно-единственное изобретение… Однако я бы посоветовал все же максимально разнести создание «Бриарея» как механизма и создание его внутренней сущности.
— Естественно, — согласился Шварц. – Я предлагаю в новом строящемся районе на острове Св. Мартина расположить фабрику для производства наиболее громоздких частей, а «начинку для мозга» я смогу сделать и у себя в лаборатории.
— К вопросу об энергетической составляющей, — вмешался мсье Арно. – На чем он будет работать? На угле?
— Не только. – Ответил Яков. – Я планирую построить несколько блоков, взаимозаменяющих, подстраховывающих друг друга. Уголь, электричество, давление жидкостей. Потом…
Тут разговор оброс терминами и ушел в дебри, неподвластные знаниям Карла Поликарповича в английском языке. Тем более что почти все свои душевные силы он тратил на то, чтобы удерживать на лице скучающе-вежливую улыбку человека, который только и ждет, когда прекратится непонятная болтовня и можно будет идти домой, пить чай.
«Это не металлический шарик движется к цели… — мысли горячечно метались в голове Клюева. – Это не шарик… Это бикфордов шнур, и он зажжен, и огонь подползает к взрывчатке… оружие, Матерь Божья, оружие!».
Он повернул голову, взгляд его наткнулся на Жака, сидевшего рядом. Карл Поликарпович дернулся, как от удара, но Жак, по счастью, ничего не заметил. А Клюев судорожно притянул к себе стакан, и отпил воды, благодаря всех святых, что наполнил его заранее, иначе сейчас выдал бы себя стуком горлышка графина о стекло, так дрожала у него рука. Жак в этот момент был похож на… на Дьявола, да. Клюев никогда не был суеверным, да и особо религиозным его назвать было нельзя… Но француз сидел, не сводя глаз с Якова, подавшись вперед, и профиль его четко выделялся на свету: крючковатый нос, горящие глаза, какая-то почти сладострастная кривизна рта – и такое у него на лице было жадное, воспаленное предвкушение, напряженность, сродни той, какую можно увидеть у наркомана, тянущегося к опиуму, что сердце у Карла Поликарповича захолонуло который раз.
Члены Совета еще раз поблагодарили Шварца и откланялись. Яков бодрой рысцой преодолел ступеньки, отделявшие его от Жака с Клюевым.
— Ну, как тебе мой перформанс, Карлуша? – Засмеялся он. – Можешь не отвечать, вижу, что впечатлен. Жак?
— Все как по маслу. – Довольный француз поднялся с места. – Теперь домой?
— Да. Только захвачу пальто, оно там в задней комнате валяется. – Ответил Яков. – Карл, встретимся у бокового выхода, там мой мобиль стоит, поедем на Николаевскую, выпьем по такому случаю, ты же не против? Вот и чудесно. Жак, ты со мной, надо кое-что обсудить.
Карл Поликарпович, выдавив смущенную улыбку, направился к выходу из зала. Получил у лакея свое пальто с каракулевым воротником, оделся, лишь с третьей попытки попав в рукава. Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежий, холодный воздух, который тут же прочистил голову, и прислонился к колонне, держа руку на груди. Мысли в голове беспорядочно скакали, будто бесенята в канун Рождества, когда гуляет нечистая сила. На небе высыпали звезды, крупные, яркие, настоящие. Глядя вверх, Клюев вспомнил бюст Ломоносова, стоящий одиноко среди всех этих иноземцев. «Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне – дна», промелькнуло в голове у Клюева. И эти искусственные созвездия в лектории… Ненастоящие… как и то, что собрался создать Яков. И ради чего? Господства над миром держав, и так уже расползшихся по континентам, словно какая зараза, от которой не существует вакцины? И Жак… он как будто бы больше Якова волновался…
Подошли, тихо переговариваясь, Шварц с помощником. Яков шел с непокрытой головой, и в свете газового фонаря, стоящего одиноко у угла здания, его волосы словно бы горели и искрились. Жак полез в мобиль, загружать и растапливать двигатель, а Яков, притоптывая от холода, стал рядом с Клюевым.
— Вот в такие минуты жалею, что не курю, — с хитрой улыбкой сказал Шварц, пару раз дыхнув, от чего в воздухе тут же образовалось облачко плотного пара. – Сейчас самое время, ожидая, пока разгорится, постоять с сигареткой… Что хмурый такой, Карл? Не понравилась моя задумка?
— Понравилась. – Коротко ответил Карл Поликарпович. – Только…
— Что только? Ну, не томи. Начал, так заканчивай, а то обижусь на такую скрытность.
— Только вот… зачем все это, Яков? – Страдальчески изгибая брови, Клюев взглянул в лицо друга. – Это же… Ради войны? Смертей, потерь близких, устрашения – ради чего?
— Э-э-э, Карлуша, а ты тот еще фрукт. – Медленно сказал Яков, прекратив приплясывать. – И давно ты по-английски стал разуметь?
— Недавно, — буркнул Карл Поликарпович, всеми силами стараясь загнать досаду поглубже – вот ведь, не сдержался, выдал себя. – Ты не ответил, Яков. Это ведь… оружие.
Он произнес последнее слово, вложив в него все презрение, что мог.
— Оружие. – Повторил Яков с легкой, словно бы даже печальной улыбкой. – А чего ты насупился? Обвиняешь меня в чем-то? Сам-то, поди, когда приехал на Остров, не погнушался контракт заключить о новом механизме для винтовки.
Карл Поликарпович задохнулся, хватив ртом слишком много морозного воздуха. Откуда Яков прознал? Ведь никто, кроме самого Клюева, да тогдашнего Председателя Совета, Ипполита Ивановича, об этом не знал…
— Но я… я отказался! – С трудом выдохнув, вскинулся фабрикант. – Отказался!
— Не по своей воле ведь, верно, Карл? Просто заказ так и не оформили, потом затянулось, потом и вовсе правление Острова сменилось… А не сменилось бы, точили бы сейчас твои мастера на фабрике курки, винты для приклада, спусковые крючки и скобы, фиксаторы да пружины… — Шварц перечислил именно те части винтовки, на производство которых три года назад чуть было не подписался Карл Поликарпович. – Так что не надо мне тут сплевывать «оружие», будто ты чист, как первый снег, а я, исчадие какое, душу продал за три тысячи рублей.
Когда Яков назвал детали, Клюев вздрогнул. Теперь, услышав от друга точную сумму первого контракта, он покачнулся.
— Давай, Карлуша, не делать поспешных выводов. – Спокойно, без злобы, сказал Яков. – Тут ведь в чем штука, дорогой мой друг… Человек – существо слабое, но агрессивное. И, хоть как ты его воспитай, сколько ни влей в уши слов о добре и справедливости для всех, все равно будет хвататься за оружие. Каменный топор, меч, ружье, пушку… Людей не переделать. Но если самые сильные державы, которые войны и начинают, будут иметь сверхмощное оружие – каждая, Карлуша, каждая страна! – то и войн никаких не будет.
— Как это? – обретя дар речи, выдохнул Клюев.
— А так. У тебя ружье, у соседа, скажем, меч. Отчего бы не захватить его огород, пока он ворон считает? Пока добежит до тебя со своей железякой, ты его раз – и пристрелишь. – Яков говорил медленно, простыми словами, будто объяснял ребенку. – А вот иначе… У тебя ружье и у соседа ружье. И ты знаешь, что если на него дуло наставишь, то и он тебя на прицел возьмет. И поляжете, в случае чего, оба. А если это ружье еще и само на войну ходит, то даже если случится конфликт, оба оружия друг друга уничтожат, а люди живы останутся. Смекаешь?
Клюев медленно кивнул, поворачивая идею Якова в голове так и эдак. Вроде выходило, что прав его друг. Карл Поликарпович кивнул еще раз, уже уверенно.
Открылась дверца мобиля и оттуда высунулся Жак.
— Задубели там небось совсем? Залезайте, растопилось. Поедем домой, у меня коньяк тридцатилетний припасен, согреетесь.
— Ну, Карл, давай, не топчись… — Яков потрепал друга по плечу, подталкивая к мобилю. – И не серчай, что тайну твою я разузнал, и от тебя скрывал. Ты тоже, вон, мне про английский ни слова не сказал. Как успехи, кстати?
— Very well, thanks for asking. — От недавних потрясений, не иначе, Клюев пробурчал это почти без акцента.
— О-о-о, Жак, слыхал? – Радостно присвистнул Яков, садясь в машину.
— Слыхал, — едко отозвался француз. – Вы, Карл Поликарпович, по-итальянски тоже глаголите, али как? Или мне, на всякий случай, стоит вспомнить навыки в китайском, чтобы вы ненароком что не подслушали?
— Хватит, Жак, — со смехом прервал его Яков и повернулся к Клюеву, устроившемуся на заднем сиденье. – Карлуша, не обращай внимания на этого «fool». Я так даже рад, в конечном счете, что ты язык изучаешь. Это развивает голову и не дает мышлению застояться. А нам с тобой, Карл, предстоят такие дела, такие дела…
— Эй, пошли, залетные! – Закричал зычным голосом Жак, дергая ручку на панели мобиля.
— Ты ведь со мной? – Перегнувшись через спинку переднего сидения, Яков пронзительно глянул на Карла Поликарповича, словно бы в душу заглядывал.
— Куда я денусь, — проворчал Клюев. – С тобой, Яков.
***
Визит десятый
Шварц размашисто прибавил еще один плюс.
— И все… остальное – какая погода стоит на дворе, то, что он поругался с женой утром, цены на овес, цвет волос официанта, название улицы, на которой расположено кафе – несущественно для действия, произведенного Джонсом. Он заказал-употребил-оплатил. Даже если какой-то из вышеперечисленных фактов и является существенным, его тоже можно внести в уравнение. Цены на овес? Пожалуйста: Джонс знает, что ему предстоит купить корм для лошади, а тот подорожал… опять вычисления, и Джонс заказывает лишь чай, экономя на булочках. И так далее.
Ни вздоха, ни скрипа не раздавалось в зале во время выступления Шварца. Лишь вполголоса бубнили переводчики.
— Вернемся к счетной машине Бэббиджа… Возможно ли с ее помощью создать искусственный разум? Да, отвечу я. Что мы получим в итоге? Подобие человека, способного действовать в нашем мире, принимать решения, обдумывать поступки. Без эмоций, без страстей и страхов, сожалений, психических расстройств, обид, злости, любви, авторитетов, лести, выгоды, обмана, легкомыслия, задней мысли, нерешительности… Холодный разум без человеческих недостатков, ограниченный лишь заданными параметрами, а по сути – не знающий границ в совершенствовании. И тут возникает вопрос… Существует ли такая машина? Улучшенный вариант разностной машины Бэббиджа?
Яков сделал паузу, оглядел зал.
— Есть. Я создал ее. Она в тысячи раз превосходит свою прародительницу из прошлого века. Основана она на несколько других принципах и технологии, но по сути она – венец той идеи. При доработке возможно увеличить ее мощность еще в тысячи раз. И тогда… тогда, господа, мы совершим самое великое открытие, к которому стремится человечество с тех самых пор, как был проведен первый опыт, как зародилась наука – мы сможем создать искусственный разум.
Клюев едва слышно вдохнул. Пальцы его, вцепившиеся в стол, побелели. Его посетило странное чувство – он вдруг вспомнил механизм, игрушку, сделанную для него отцом, давным-давно. Маленький металлический шарик катился по желобку, сваливался в специальные отверстия, двигал уравновешенные детали, стремясь по спирали к следующему желобку – падал и снова катился… И, хотя можно было протянуть руку и снять шарик, прервать его путешествие, Карл так и не решался – его завораживало это целенаправленное, просчитанное движение. Завораживала неизбежность движения шарика, который всегда достигал конечной точки. Нечто подобное он ощущал сейчас.
«Яков, Яков, что ты делаешь?», — хотел выкрикнуть Карл Поликарпович, но не смог.
Шварц медленно стер свои каракули с доски и повернулся к зрителям. Внезапно, словно гром в сухую погоду, на зал обрушился оглушительный шум аплодисментов. Яков поклонился, пряча на губах улыбку.
Зажегся верхний свет, не особо яркий, но после полной темноты на несколько мгновений ослепивший Карла Поликарповича. Он прикрыл глаза и постарался угомонить расшалившееся сердце. «Отчего я так волнуюсь?», — подумал он удивленно. Открыв глаза, он увидел, что присутствующие начали расходиться. Желая поскорее переговорить с Яковом, он приподнялся, но Жак, ухватив его за рукав, весьма грубо потянул назад, на скамью.
— Куда вы? – Прошипел француз. – Сядьте! Еще не все…
Сил для спора Клюев в себе не нашел, потому просто сел обратно, и принялся наблюдать, как присутствующие один за другим покидают лекционный зал. Жак оказался прав – уходили не все. Члены Совета, по крайней мере бОльшая их часть, остались на своих местах, вполголоса переговариваясь.
Снова появился Яков – теперь уже не на «арене». Он прошел ближе к первому ряду скамей, стал перед Советом, опершись спиной о бортик невысокого ограждения и скрестив руки на груди.
— Мистьер Шварс, мои постравльения. – Снова послышался этот голос, но в этот раз Карл Поликарпович догадался, кому он принадлежит. Высокий, худой старик с кустистыми бровями чуть наклонился вперед, к Якову. Сэр Пол Картрайт, вспомнил Клюев, представитель английской науки, Председатель Совета.
Яков сдержанно поклонился. А Жак, нагнувшись ближе к Клюеву, прошептал в самое ухо:
— Сейчас начнется самое интересное… — Тут Председатель перешел на английский, и Жак желчно прибавил: — Только вы ничегошеньки не поймете.
Клюев буквально заставил себя проглотить вертевшийся на языке ответ. Мол, накоси-выкуси. Но кукиш пальцами под столом, не удержавшись, все же скрутил. Стараясь сохранять на лице лишь легкую заинтересованность и обиду, он откинулся на спинку скамьи.
Председатель начал свою речь с того, что поблагодарил Якова за столь выдающееся открытие. Затем сказал:
— Это именно то изобретение, которого, как вы утверждали, не хватало нашему проекту?
— Да, — подтвердил Яков. – Как я уже говорил, недостаточно просто создать совершенное оружие. К нему еще должен прилагаться совершенный солдат. Идеальный воин, рыцарь без страха и упрека, если угодно. Тот, кто беспрекословно выполняет приказы и идет в атаку даже перед превосходящим огнем противника.
— Надо ли было выносить это открытие, — задал вопрос голландец, Ван Меер, — я имею в виду искусственный разум, на всеобщее обозрение? Не лучше ли было обсудить его на закрытом заседании?
— Создание «Бриарея» потребует мощности всего Острова, — покачал головой Шварц. – И помощи ученых самых разных направлений. Без объявления столь трудоемкой цели мы не смогли бы использовать ресурсы других стран – каждая из которых, внеся свой посильный вклад, получит в результате конечный «продукт».
— Да, люди стали бы задавать вопросы, — поддержал Якова Председатель. – Почему это простому русскому ученому… — тут он издал сухой смешок, который подхватили представители Франции и Германии. Яков же криво улыбнулся. – …выдается карт-бланш на одно-единственное изобретение… Однако я бы посоветовал все же максимально разнести создание «Бриарея» как механизма и создание его внутренней сущности.
— Естественно, — согласился Шварц. – Я предлагаю в новом строящемся районе на острове Св. Мартина расположить фабрику для производства наиболее громоздких частей, а «начинку для мозга» я смогу сделать и у себя в лаборатории.
— К вопросу об энергетической составляющей, — вмешался мсье Арно. – На чем он будет работать? На угле?
— Не только. – Ответил Яков. – Я планирую построить несколько блоков, взаимозаменяющих, подстраховывающих друг друга. Уголь, электричество, давление жидкостей. Потом…
Тут разговор оброс терминами и ушел в дебри, неподвластные знаниям Карла Поликарповича в английском языке. Тем более что почти все свои душевные силы он тратил на то, чтобы удерживать на лице скучающе-вежливую улыбку человека, который только и ждет, когда прекратится непонятная болтовня и можно будет идти домой, пить чай.
«Это не металлический шарик движется к цели… — мысли горячечно метались в голове Клюева. – Это не шарик… Это бикфордов шнур, и он зажжен, и огонь подползает к взрывчатке… оружие, Матерь Божья, оружие!».
Он повернул голову, взгляд его наткнулся на Жака, сидевшего рядом. Карл Поликарпович дернулся, как от удара, но Жак, по счастью, ничего не заметил. А Клюев судорожно притянул к себе стакан, и отпил воды, благодаря всех святых, что наполнил его заранее, иначе сейчас выдал бы себя стуком горлышка графина о стекло, так дрожала у него рука. Жак в этот момент был похож на… на Дьявола, да. Клюев никогда не был суеверным, да и особо религиозным его назвать было нельзя… Но француз сидел, не сводя глаз с Якова, подавшись вперед, и профиль его четко выделялся на свету: крючковатый нос, горящие глаза, какая-то почти сладострастная кривизна рта – и такое у него на лице было жадное, воспаленное предвкушение, напряженность, сродни той, какую можно увидеть у наркомана, тянущегося к опиуму, что сердце у Карла Поликарповича захолонуло который раз.
Члены Совета еще раз поблагодарили Шварца и откланялись. Яков бодрой рысцой преодолел ступеньки, отделявшие его от Жака с Клюевым.
— Ну, как тебе мой перформанс, Карлуша? – Засмеялся он. – Можешь не отвечать, вижу, что впечатлен. Жак?
— Все как по маслу. – Довольный француз поднялся с места. – Теперь домой?
— Да. Только захвачу пальто, оно там в задней комнате валяется. – Ответил Яков. – Карл, встретимся у бокового выхода, там мой мобиль стоит, поедем на Николаевскую, выпьем по такому случаю, ты же не против? Вот и чудесно. Жак, ты со мной, надо кое-что обсудить.
Карл Поликарпович, выдавив смущенную улыбку, направился к выходу из зала. Получил у лакея свое пальто с каракулевым воротником, оделся, лишь с третьей попытки попав в рукава. Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежий, холодный воздух, который тут же прочистил голову, и прислонился к колонне, держа руку на груди. Мысли в голове беспорядочно скакали, будто бесенята в канун Рождества, когда гуляет нечистая сила. На небе высыпали звезды, крупные, яркие, настоящие. Глядя вверх, Клюев вспомнил бюст Ломоносова, стоящий одиноко среди всех этих иноземцев. «Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне – дна», промелькнуло в голове у Клюева. И эти искусственные созвездия в лектории… Ненастоящие… как и то, что собрался создать Яков. И ради чего? Господства над миром держав, и так уже расползшихся по континентам, словно какая зараза, от которой не существует вакцины? И Жак… он как будто бы больше Якова волновался…
Подошли, тихо переговариваясь, Шварц с помощником. Яков шел с непокрытой головой, и в свете газового фонаря, стоящего одиноко у угла здания, его волосы словно бы горели и искрились. Жак полез в мобиль, загружать и растапливать двигатель, а Яков, притоптывая от холода, стал рядом с Клюевым.
— Вот в такие минуты жалею, что не курю, — с хитрой улыбкой сказал Шварц, пару раз дыхнув, от чего в воздухе тут же образовалось облачко плотного пара. – Сейчас самое время, ожидая, пока разгорится, постоять с сигареткой… Что хмурый такой, Карл? Не понравилась моя задумка?
— Понравилась. – Коротко ответил Карл Поликарпович. – Только…
— Что только? Ну, не томи. Начал, так заканчивай, а то обижусь на такую скрытность.
— Только вот… зачем все это, Яков? – Страдальчески изгибая брови, Клюев взглянул в лицо друга. – Это же… Ради войны? Смертей, потерь близких, устрашения – ради чего?
— Э-э-э, Карлуша, а ты тот еще фрукт. – Медленно сказал Яков, прекратив приплясывать. – И давно ты по-английски стал разуметь?
— Недавно, — буркнул Карл Поликарпович, всеми силами стараясь загнать досаду поглубже – вот ведь, не сдержался, выдал себя. – Ты не ответил, Яков. Это ведь… оружие.
Он произнес последнее слово, вложив в него все презрение, что мог.
— Оружие. – Повторил Яков с легкой, словно бы даже печальной улыбкой. – А чего ты насупился? Обвиняешь меня в чем-то? Сам-то, поди, когда приехал на Остров, не погнушался контракт заключить о новом механизме для винтовки.
Карл Поликарпович задохнулся, хватив ртом слишком много морозного воздуха. Откуда Яков прознал? Ведь никто, кроме самого Клюева, да тогдашнего Председателя Совета, Ипполита Ивановича, об этом не знал…
— Но я… я отказался! – С трудом выдохнув, вскинулся фабрикант. – Отказался!
— Не по своей воле ведь, верно, Карл? Просто заказ так и не оформили, потом затянулось, потом и вовсе правление Острова сменилось… А не сменилось бы, точили бы сейчас твои мастера на фабрике курки, винты для приклада, спусковые крючки и скобы, фиксаторы да пружины… — Шварц перечислил именно те части винтовки, на производство которых три года назад чуть было не подписался Карл Поликарпович. – Так что не надо мне тут сплевывать «оружие», будто ты чист, как первый снег, а я, исчадие какое, душу продал за три тысячи рублей.
Когда Яков назвал детали, Клюев вздрогнул. Теперь, услышав от друга точную сумму первого контракта, он покачнулся.
— Давай, Карлуша, не делать поспешных выводов. – Спокойно, без злобы, сказал Яков. – Тут ведь в чем штука, дорогой мой друг… Человек – существо слабое, но агрессивное. И, хоть как ты его воспитай, сколько ни влей в уши слов о добре и справедливости для всех, все равно будет хвататься за оружие. Каменный топор, меч, ружье, пушку… Людей не переделать. Но если самые сильные державы, которые войны и начинают, будут иметь сверхмощное оружие – каждая, Карлуша, каждая страна! – то и войн никаких не будет.
— Как это? – обретя дар речи, выдохнул Клюев.
— А так. У тебя ружье, у соседа, скажем, меч. Отчего бы не захватить его огород, пока он ворон считает? Пока добежит до тебя со своей железякой, ты его раз – и пристрелишь. – Яков говорил медленно, простыми словами, будто объяснял ребенку. – А вот иначе… У тебя ружье и у соседа ружье. И ты знаешь, что если на него дуло наставишь, то и он тебя на прицел возьмет. И поляжете, в случае чего, оба. А если это ружье еще и само на войну ходит, то даже если случится конфликт, оба оружия друг друга уничтожат, а люди живы останутся. Смекаешь?
Клюев медленно кивнул, поворачивая идею Якова в голове так и эдак. Вроде выходило, что прав его друг. Карл Поликарпович кивнул еще раз, уже уверенно.
Открылась дверца мобиля и оттуда высунулся Жак.
— Задубели там небось совсем? Залезайте, растопилось. Поедем домой, у меня коньяк тридцатилетний припасен, согреетесь.
— Ну, Карл, давай, не топчись… — Яков потрепал друга по плечу, подталкивая к мобилю. – И не серчай, что тайну твою я разузнал, и от тебя скрывал. Ты тоже, вон, мне про английский ни слова не сказал. Как успехи, кстати?
— Very well, thanks for asking. — От недавних потрясений, не иначе, Клюев пробурчал это почти без акцента.
— О-о-о, Жак, слыхал? – Радостно присвистнул Яков, садясь в машину.
— Слыхал, — едко отозвался француз. – Вы, Карл Поликарпович, по-итальянски тоже глаголите, али как? Или мне, на всякий случай, стоит вспомнить навыки в китайском, чтобы вы ненароком что не подслушали?
— Хватит, Жак, — со смехом прервал его Яков и повернулся к Клюеву, устроившемуся на заднем сиденье. – Карлуша, не обращай внимания на этого «fool». Я так даже рад, в конечном счете, что ты язык изучаешь. Это развивает голову и не дает мышлению застояться. А нам с тобой, Карл, предстоят такие дела, такие дела…
— Эй, пошли, залетные! – Закричал зычным голосом Жак, дергая ручку на панели мобиля.
— Ты ведь со мной? – Перегнувшись через спинку переднего сидения, Яков пронзительно глянул на Карла Поликарповича, словно бы в душу заглядывал.
— Куда я денусь, — проворчал Клюев. – С тобой, Яков.
***
Визит десятый
4 комментария