Первый помощник Безумной Мэг (часть 1)
История о пиратском капитане, рассказанная случайному встречному пьяным стариком в портовом лондонском кабаке.
Действие относится примерно к 1890-м годам этого альтернативного мира, а действие в рассказе пьяницы происходит на тридцать лет раньше.
Присутствуют различные элементы жестокости, — кровь, насилие и прочее, — так что осторожнее при чтении.
Конечно, сэр, Безумная Мэг давно превратилась в легенду. Страшную легенду, одну из того сонма чудовищ, которыми так богата наша страна и особенно этот город. Безумная Мэг, проклятый капитан, великий пиратский капитан прошлого. Вы и сами сотню раз слышали рассказы о ней, и сегодня вечером, должно быть, пришли в эту дыру с дрянным пойлом только для этого. Да, всего тридцать лет прошло с того момента, как она сгинула в небе вместе с кораблем и всей командой, а послушать кого — так будто триста.
В то время, о котором я говорю, Мэг была еще молода, но уже успела прославиться среди некоторых из тех отбросов, что зовут себя пиратами. Может быть, ей было чуть больше двадцати-двадцати двух лет; да, пожалуй, так оно и было, и ее именем еще не пугали детей по всем побережьям отсюда и до самой Африки, но те, кто видел ее, уже чувствовали, что здесь что-то не так, а уж те, кто ходил на ее корабле, те знали насквозь, во что они влезли, все до единого человека, и уж особенно — ее первый помощник.
Речь-то стоит, пожалуй, начать с этого самого помощника. Это был самый настоящий пират, человек жестокий и любящий легкую поживу. Лет ему тогда было не много… что-то около тридцати, думается мне. Не из ученых, но соображать иногда умел, и даже когда-то брался на адвоката учиться, да бросил почти сразу — по испорченности своей, потому что любым усилиям мысли предпочитал девчонку и добрую выпивку, а деньги на это из воздуха не брались, их еще надо было заработать. Отчего он угодил в пираты — не об этом сейчас разговор, но новая жизнь сразу пришлась ему по вкусу. Как его звали по-христиански, никому тогда интересно не было, — да и ему самому в первую очередь, — а называло его пиратское отребье Квиком; звук такой раньше был, в разрядниках-«жучинах», когда катушку перезаряжаешь — «квика-квик».
Как бы то ни было, в то время, о котором я говорю, именно Квик ходил на «Удаче», корабле Безумной Мэг, первым помощником капитана, хотя на сам корабль попал не так давно. Мэг выбрала себе помощника сама, и, хотя пираты назначают обычно старших все вместе, никто не возразил ей. Почему именно Квика он предпочла изо всей орды бесов, скачущей по ее кораблю? Пути ада скрыты от смертных, вот что я отвечу. Квик же, по своей непроходимой тупости, умудрялся поначалу гордиться этим; правда, очень скоро он хорошо понял, что такое была Безумная Мэг, и что значит ходить с ней по небу бок о бок.
Одним теплым июньским вечером «Удача» висела в дрейфе над Птичьими островами. Пираты были возбуждены — Мэг накануне сообщила команде о новом плане. В те годы ходили слухи, что на востоке Африки нашли новые богатейшие земли, и кораблей, устремившихся в те края, было немало; немало будет и возвращающихся с грузом, объявила Мэг, и тут-то нам не стоит зевать. «Удача» тогда еще не ходила дальше Атлантики, и такое большое путешествие вкупе с приятными мыслями о купании в золоте и тропической роскошной жизни воодушевило пиратов на грандиозную пьянку.
Квик выкатывал бочонок очередного пойла из укромного местечка под лодками, когда вдруг, вздрогнув, выронил его:
— Эй, помощник.
И до чего сухо и щелкающе прозвучало это в темном воздухе!
— Скажи всем держать курс на Лондон. Отправляемся сейчас же.
Понимаете, пираты — не обычные матросы. Они не будут выполнять приказы, если не сочтут нужным их выполнять. Когда капитан, или первый помощник, или квартирмейстер перестает приходиться им по душе, он летит за борт. Не в случае с Безумной Мэг, конечно. Она не могла не прийтись пиратам по душе. Она не могла не прийтись по душе кому бы то ни было — ибо тьма есть внутри даже лучших из нас, что уж говорить о шайках небесных разбойников, и тьма всегда чует тьму, всегда тянется ко тьме. Мэг не покоряла их, не принуждала, не порабощала — в этом не было нужды. Тьма проста… зло близко нашему сердцу. Была ли она и впрямь сумасшедшей? Как те лунатики с пустыми глазами, в мозгах которых что-то сломалось?
Квик выпрямился и осторожно переспросил:
— Капитан?
Безумная Мэг молчала — темная фигура на площадке бака.
— Капитан, вы уверены, что это… это необходимо? Ведь Африка…
— Квик. Скажи мне, у тебя есть семья?
— Может, и есть пара-другая, да только я про то не знаю, — хмыкнул он, стараясь говорить бодрее.
— Нет. Семья. Мать, отец?
Обманывать ее было опасно, но Квик достаточно терся среди приставленных к горлу ножей, чтобы чувствовать, когда стоит соврать.
— Я сирота, капитан.
— У меня есть сестра, — ответила Мэг. — Она живет в Лондоне. Я очень люблю ее… она мне как мать.
Квик растерялся — капитан не была склонна к сентиментальности даже напившись до того состояния, в котором любой другой человек мог бы самовозгореться; сейчас же ее голос казался совсем трезвым. Трезвым и тихим.
В сердце человека много тайн, подумал бы Квик, если бы не ленился думать, но даже лень не могла отнять чутье зверя — и зверь чуял, что что-то здесь не так. И радовался, в глубине черной души радовался злу, которое таилось в позднем вечере, отзвуках беспутной пьянки, тихом печальном голосе капитана, никогда не бывавшей печальной.
— Африка так далеко, — прибавила капитан. — А рано или поздно «Удача» перестанет быть удачливой.
— Хорошо, — ответил Квик коротко. Он пришел к выводу, что мало знает своего капитана, но не узнавал сам себя, когда пошел к товарищам, и, употребив все уловки и приемы, заставил почти безропотно принять мысль о заходе в Лондон.
Спустить в Лондоне пиратский корабль — безрассудная затея и сейчас, и тогда, особенно корабль, о котором уже хоть сколько-нибудь наслышаны. А они даже не закрасили имени «Удачи», выбитой на ее борту, придя в порт поздним вечером. «Корабль отправится на рассвете», — сказала команде Мэг. — «До тех пор можете делать, что вам вздумается».
Джентльмены с «Удачи» сошли на берег шумно и весело — продолжить попойку, прибавив к ней девчонок, им казалось весьма разумным. Уже упившиеся до икоты, с кружащейся от дерзости головой, скрашивающие речь бравадой и богохульствами, они позвали с собой и капитана, и Мэг вдруг, к вящему удивлению Квика и восторгу остальных, согласилась.
— Но ваша сестра, капитан, — вполголоса сказал Квик.
— Сейчас все равно слишком поздно, — пожала плечами Мэг. — Она спит и просыпается перед рассветом. Не хочу ее будить.
И они — всемером, прочие уже успели найти свои пути для порока, — направились в лучшую дыру из всех грязных дыр в Восточном порту.
Квик беспокоился. Ему было хорошо известно, что Мэг не принадлежит к людям, ищущим развлечения в портовых борделях; никогда раньше она не сходила на берег за этим.
В обычной ситуации такое равнодушие капитана непременно вызвало бы среди команды разные толки, но о Мэг ничего не говорили. И, хотя команда «Удачи» в то время состояла исключительно из мужчин, сильных и крупных, и даже не самых гнилых на вид по пиратским меркам, никто не пытался заявиться к невысокой, слабосильной внешне, слишком молодой женщине-капитану с парой-другой сомнительных комплиментов, и никаких шуток на этот счет не ходило. Пираты огибали эту тему стороной, как прибрежные рифы, предпочитая расписать достоинства и недостатки последнего десятка девчонок, с которыми проводили время на том или другом берегу. Но дело было далеко не во внешности Мэг, — хотя ее, конечно, нельзя было назвать красивой.
Всем известно, как она выглядела: среднего роста костлявая женщина, коротко, как старуха или тяжело больная, стригущая темные волосы, все время во врачебном сюртуке темно-синей ткани, снятом с убитого судового хирурга. Сейчас и волосы все носят как хотят, и одежду, но в те времена нацепить врачебный сюртук, не будучи врачом, даже пирату не пришло бы в голову. А тот бедняга-хирург был к тому же грузным малым, и сюртук вечно болтался на мертвецки тощей Мэг, как на рее. Голенища сапог она тоже ремнями затягивала, не то спадали с ног… если она сидела неподвижно, как тогда, вечером перед Квиком, ее едва можно было вообще принять за человека. Но видели бы вы, как эта живая скелетина преображалась, когда подходило время атаки! Ее подбрасывало изнутри, как огонь в корабельной топке от доброй лопаты угля. Видели вы когда-нибудь огонь, черный, как гнев Господень? Нет? И слава Богу.
Квик-то часто его видел. Он научился различать, как это пламя тлеет в капитане — иногда ярче, иногда тише, — и мог поклясться, что даже в самой темной ночи ее силуэт всегда темнее неба. Он чуял его, когда Безумная Мэг, как паук, взлетела на чужой корабль по абордажным снастям «Удачи»; когда она выводила корабль из немыслимых переделок, обдуривая любого «охотника» и возвращаясь, чтобы его добить; когда она сжигала ограбленные корабли со всей командой и пассажирами; когда она важно расхаживала по палубе чумного «купца», покусывая вынутое из руки у трупа яблоко, и разговаривала с умирающей командой, — и те, падая и шатаясь, несли свое больное золото к борту пиратского брига, к «Удаче» Безумной Мэг. Он чуял его, когда стоял рядом, а капитан водила кинжалом по карте, показывая немыслимый, дьявольский курс, загораясь идеями даже для пиратов чудовищных преступлений, и зверь внутри выл от восторга, которому нельзя противиться, потому что он часть тебя.
Все остальные тоже чувствовали этот огонь, смрадный и тяжелый, и видели себя в нем, как в зеркале, ночь простоявшем в комнате мертвеца. И потому не боялись ничего рядом с ней, кроме нее самой, и молчали перед своим капитаном.
В ту ночь в Лондоне Квик решил про себя, что не сведет с капитана глаз, — беда висела в воздухе, — но, окунувшись в чад и духоту борделя, наполненную его любимыми пороками, позабыл о ней. Некоторое время спустя, влив в себя пару стаканов и примостив на коленях белобрысую голую девчонку, он наткнулся вдруг взглядом на Сьюзи, подходившую к клиенту.
Сьюзи была хорошо известна тогда в Восточном порту — она славилась своей отчаянностью. Ее легко можно было узнать по пестрому шелковому шарфу, длинно и глухо, под горло, намотанному поверх плеч. Сьюзи брала себе клиентов, которых не хотел брать никто другой, — им доставляло удовольствие причинять девушкам боль, и от этого на коже оставались заметные отметины. Особенно страдали грудь и шея, и Сьюзи на людях прикрывала их платком; но всякий знал, что каждая отметина на ней хорошо оплачена, а для тех, кто переборщил поверх договора, всегда наготове короткий, но острый нож.
В свои шестнадцать Сьюзи не отступала ни перед чем — ни перед чем вообще, ни на земле, ни в аду, где все они уже жили. Теперь же Квик понял, почему он остановил на ней взгляд — Сьюзи шла странно и медленно, ее шаги были настороженны, как у неопытного охотника. Она уклонялась то вправо, то влево, сужая круг, словно привлеченная неведомой, но необходимой целью, — шажок за шажком.
Она подошла к капитану. Квик не мог слышать их разговор, он и пискотню девчонки на своих коленях с трудом слышал сквозь алкоголь в ушах и мыслях, но старался не дергать головой, чтобы картинка была четче: капитан глядит на Сьюзи с любопытством, не открывая рта; Сьюзи говорит и говорит; капитан улыбается странной, страшной гримасой, и тьма полыхает в пропитанном грязью воздухе. Вот лицо Сьюзи переменилось; она решительно тряхнула своими рыжими патлами.
Квик тупо глядел, как капитан выгребает из карманов полные горсти золота, — с веселым недоумением на лице, возникшем вдруг из ниоткуда, — и обе они направляются к лестнице. Он моргнул, и изображение расплылось перед ним в цветные пятна.
Он не мог сказать потом, спустя сколько он очнулся; просто эти пятна прорезали вдруг женский визг и мужские крики.
Действие относится примерно к 1890-м годам этого альтернативного мира, а действие в рассказе пьяницы происходит на тридцать лет раньше.
Присутствуют различные элементы жестокости, — кровь, насилие и прочее, — так что осторожнее при чтении.
Конечно, сэр, Безумная Мэг давно превратилась в легенду. Страшную легенду, одну из того сонма чудовищ, которыми так богата наша страна и особенно этот город. Безумная Мэг, проклятый капитан, великий пиратский капитан прошлого. Вы и сами сотню раз слышали рассказы о ней, и сегодня вечером, должно быть, пришли в эту дыру с дрянным пойлом только для этого. Да, всего тридцать лет прошло с того момента, как она сгинула в небе вместе с кораблем и всей командой, а послушать кого — так будто триста.
В то время, о котором я говорю, Мэг была еще молода, но уже успела прославиться среди некоторых из тех отбросов, что зовут себя пиратами. Может быть, ей было чуть больше двадцати-двадцати двух лет; да, пожалуй, так оно и было, и ее именем еще не пугали детей по всем побережьям отсюда и до самой Африки, но те, кто видел ее, уже чувствовали, что здесь что-то не так, а уж те, кто ходил на ее корабле, те знали насквозь, во что они влезли, все до единого человека, и уж особенно — ее первый помощник.
Речь-то стоит, пожалуй, начать с этого самого помощника. Это был самый настоящий пират, человек жестокий и любящий легкую поживу. Лет ему тогда было не много… что-то около тридцати, думается мне. Не из ученых, но соображать иногда умел, и даже когда-то брался на адвоката учиться, да бросил почти сразу — по испорченности своей, потому что любым усилиям мысли предпочитал девчонку и добрую выпивку, а деньги на это из воздуха не брались, их еще надо было заработать. Отчего он угодил в пираты — не об этом сейчас разговор, но новая жизнь сразу пришлась ему по вкусу. Как его звали по-христиански, никому тогда интересно не было, — да и ему самому в первую очередь, — а называло его пиратское отребье Квиком; звук такой раньше был, в разрядниках-«жучинах», когда катушку перезаряжаешь — «квика-квик».
Как бы то ни было, в то время, о котором я говорю, именно Квик ходил на «Удаче», корабле Безумной Мэг, первым помощником капитана, хотя на сам корабль попал не так давно. Мэг выбрала себе помощника сама, и, хотя пираты назначают обычно старших все вместе, никто не возразил ей. Почему именно Квика он предпочла изо всей орды бесов, скачущей по ее кораблю? Пути ада скрыты от смертных, вот что я отвечу. Квик же, по своей непроходимой тупости, умудрялся поначалу гордиться этим; правда, очень скоро он хорошо понял, что такое была Безумная Мэг, и что значит ходить с ней по небу бок о бок.
Одним теплым июньским вечером «Удача» висела в дрейфе над Птичьими островами. Пираты были возбуждены — Мэг накануне сообщила команде о новом плане. В те годы ходили слухи, что на востоке Африки нашли новые богатейшие земли, и кораблей, устремившихся в те края, было немало; немало будет и возвращающихся с грузом, объявила Мэг, и тут-то нам не стоит зевать. «Удача» тогда еще не ходила дальше Атлантики, и такое большое путешествие вкупе с приятными мыслями о купании в золоте и тропической роскошной жизни воодушевило пиратов на грандиозную пьянку.
Квик выкатывал бочонок очередного пойла из укромного местечка под лодками, когда вдруг, вздрогнув, выронил его:
— Эй, помощник.
И до чего сухо и щелкающе прозвучало это в темном воздухе!
— Скажи всем держать курс на Лондон. Отправляемся сейчас же.
Понимаете, пираты — не обычные матросы. Они не будут выполнять приказы, если не сочтут нужным их выполнять. Когда капитан, или первый помощник, или квартирмейстер перестает приходиться им по душе, он летит за борт. Не в случае с Безумной Мэг, конечно. Она не могла не прийтись пиратам по душе. Она не могла не прийтись по душе кому бы то ни было — ибо тьма есть внутри даже лучших из нас, что уж говорить о шайках небесных разбойников, и тьма всегда чует тьму, всегда тянется ко тьме. Мэг не покоряла их, не принуждала, не порабощала — в этом не было нужды. Тьма проста… зло близко нашему сердцу. Была ли она и впрямь сумасшедшей? Как те лунатики с пустыми глазами, в мозгах которых что-то сломалось?
Квик выпрямился и осторожно переспросил:
— Капитан?
Безумная Мэг молчала — темная фигура на площадке бака.
— Капитан, вы уверены, что это… это необходимо? Ведь Африка…
— Квик. Скажи мне, у тебя есть семья?
— Может, и есть пара-другая, да только я про то не знаю, — хмыкнул он, стараясь говорить бодрее.
— Нет. Семья. Мать, отец?
Обманывать ее было опасно, но Квик достаточно терся среди приставленных к горлу ножей, чтобы чувствовать, когда стоит соврать.
— Я сирота, капитан.
— У меня есть сестра, — ответила Мэг. — Она живет в Лондоне. Я очень люблю ее… она мне как мать.
Квик растерялся — капитан не была склонна к сентиментальности даже напившись до того состояния, в котором любой другой человек мог бы самовозгореться; сейчас же ее голос казался совсем трезвым. Трезвым и тихим.
В сердце человека много тайн, подумал бы Квик, если бы не ленился думать, но даже лень не могла отнять чутье зверя — и зверь чуял, что что-то здесь не так. И радовался, в глубине черной души радовался злу, которое таилось в позднем вечере, отзвуках беспутной пьянки, тихом печальном голосе капитана, никогда не бывавшей печальной.
— Африка так далеко, — прибавила капитан. — А рано или поздно «Удача» перестанет быть удачливой.
— Хорошо, — ответил Квик коротко. Он пришел к выводу, что мало знает своего капитана, но не узнавал сам себя, когда пошел к товарищам, и, употребив все уловки и приемы, заставил почти безропотно принять мысль о заходе в Лондон.
Спустить в Лондоне пиратский корабль — безрассудная затея и сейчас, и тогда, особенно корабль, о котором уже хоть сколько-нибудь наслышаны. А они даже не закрасили имени «Удачи», выбитой на ее борту, придя в порт поздним вечером. «Корабль отправится на рассвете», — сказала команде Мэг. — «До тех пор можете делать, что вам вздумается».
Джентльмены с «Удачи» сошли на берег шумно и весело — продолжить попойку, прибавив к ней девчонок, им казалось весьма разумным. Уже упившиеся до икоты, с кружащейся от дерзости головой, скрашивающие речь бравадой и богохульствами, они позвали с собой и капитана, и Мэг вдруг, к вящему удивлению Квика и восторгу остальных, согласилась.
— Но ваша сестра, капитан, — вполголоса сказал Квик.
— Сейчас все равно слишком поздно, — пожала плечами Мэг. — Она спит и просыпается перед рассветом. Не хочу ее будить.
И они — всемером, прочие уже успели найти свои пути для порока, — направились в лучшую дыру из всех грязных дыр в Восточном порту.
Квик беспокоился. Ему было хорошо известно, что Мэг не принадлежит к людям, ищущим развлечения в портовых борделях; никогда раньше она не сходила на берег за этим.
В обычной ситуации такое равнодушие капитана непременно вызвало бы среди команды разные толки, но о Мэг ничего не говорили. И, хотя команда «Удачи» в то время состояла исключительно из мужчин, сильных и крупных, и даже не самых гнилых на вид по пиратским меркам, никто не пытался заявиться к невысокой, слабосильной внешне, слишком молодой женщине-капитану с парой-другой сомнительных комплиментов, и никаких шуток на этот счет не ходило. Пираты огибали эту тему стороной, как прибрежные рифы, предпочитая расписать достоинства и недостатки последнего десятка девчонок, с которыми проводили время на том или другом берегу. Но дело было далеко не во внешности Мэг, — хотя ее, конечно, нельзя было назвать красивой.
Всем известно, как она выглядела: среднего роста костлявая женщина, коротко, как старуха или тяжело больная, стригущая темные волосы, все время во врачебном сюртуке темно-синей ткани, снятом с убитого судового хирурга. Сейчас и волосы все носят как хотят, и одежду, но в те времена нацепить врачебный сюртук, не будучи врачом, даже пирату не пришло бы в голову. А тот бедняга-хирург был к тому же грузным малым, и сюртук вечно болтался на мертвецки тощей Мэг, как на рее. Голенища сапог она тоже ремнями затягивала, не то спадали с ног… если она сидела неподвижно, как тогда, вечером перед Квиком, ее едва можно было вообще принять за человека. Но видели бы вы, как эта живая скелетина преображалась, когда подходило время атаки! Ее подбрасывало изнутри, как огонь в корабельной топке от доброй лопаты угля. Видели вы когда-нибудь огонь, черный, как гнев Господень? Нет? И слава Богу.
Квик-то часто его видел. Он научился различать, как это пламя тлеет в капитане — иногда ярче, иногда тише, — и мог поклясться, что даже в самой темной ночи ее силуэт всегда темнее неба. Он чуял его, когда Безумная Мэг, как паук, взлетела на чужой корабль по абордажным снастям «Удачи»; когда она выводила корабль из немыслимых переделок, обдуривая любого «охотника» и возвращаясь, чтобы его добить; когда она сжигала ограбленные корабли со всей командой и пассажирами; когда она важно расхаживала по палубе чумного «купца», покусывая вынутое из руки у трупа яблоко, и разговаривала с умирающей командой, — и те, падая и шатаясь, несли свое больное золото к борту пиратского брига, к «Удаче» Безумной Мэг. Он чуял его, когда стоял рядом, а капитан водила кинжалом по карте, показывая немыслимый, дьявольский курс, загораясь идеями даже для пиратов чудовищных преступлений, и зверь внутри выл от восторга, которому нельзя противиться, потому что он часть тебя.
Все остальные тоже чувствовали этот огонь, смрадный и тяжелый, и видели себя в нем, как в зеркале, ночь простоявшем в комнате мертвеца. И потому не боялись ничего рядом с ней, кроме нее самой, и молчали перед своим капитаном.
В ту ночь в Лондоне Квик решил про себя, что не сведет с капитана глаз, — беда висела в воздухе, — но, окунувшись в чад и духоту борделя, наполненную его любимыми пороками, позабыл о ней. Некоторое время спустя, влив в себя пару стаканов и примостив на коленях белобрысую голую девчонку, он наткнулся вдруг взглядом на Сьюзи, подходившую к клиенту.
Сьюзи была хорошо известна тогда в Восточном порту — она славилась своей отчаянностью. Ее легко можно было узнать по пестрому шелковому шарфу, длинно и глухо, под горло, намотанному поверх плеч. Сьюзи брала себе клиентов, которых не хотел брать никто другой, — им доставляло удовольствие причинять девушкам боль, и от этого на коже оставались заметные отметины. Особенно страдали грудь и шея, и Сьюзи на людях прикрывала их платком; но всякий знал, что каждая отметина на ней хорошо оплачена, а для тех, кто переборщил поверх договора, всегда наготове короткий, но острый нож.
В свои шестнадцать Сьюзи не отступала ни перед чем — ни перед чем вообще, ни на земле, ни в аду, где все они уже жили. Теперь же Квик понял, почему он остановил на ней взгляд — Сьюзи шла странно и медленно, ее шаги были настороженны, как у неопытного охотника. Она уклонялась то вправо, то влево, сужая круг, словно привлеченная неведомой, но необходимой целью, — шажок за шажком.
Она подошла к капитану. Квик не мог слышать их разговор, он и пискотню девчонки на своих коленях с трудом слышал сквозь алкоголь в ушах и мыслях, но старался не дергать головой, чтобы картинка была четче: капитан глядит на Сьюзи с любопытством, не открывая рта; Сьюзи говорит и говорит; капитан улыбается странной, страшной гримасой, и тьма полыхает в пропитанном грязью воздухе. Вот лицо Сьюзи переменилось; она решительно тряхнула своими рыжими патлами.
Квик тупо глядел, как капитан выгребает из карманов полные горсти золота, — с веселым недоумением на лице, возникшем вдруг из ниоткуда, — и обе они направляются к лестнице. Он моргнул, и изображение расплылось перед ним в цветные пятна.
Он не мог сказать потом, спустя сколько он очнулся; просто эти пятна прорезали вдруг женский визг и мужские крики.
0 комментариев