Рассказ
Здравствуйте. Решила представить на конкурс свой скромный рассказ, но больше всего хотелось бы услышать мнение сообщества. Любая критика приветствуется))))
Про театр.
Бартоломью Джонс проснулся от сильной боли в затылке. На первый взгляд показалось, что кто-то с силой ударил его по голове. Молодой человек с трудом разлепил веки и ничего не увидел, а затылок ныл нестерпимо, он сделал глубокий вдох, со стоном выдохнул и закрыл глаза, в голове мгновенно вспыхнули разноцветные круги.
Требовалось сориентироваться в пространстве и его сознание обратилось к правой руке. Рука слабо шевельнулась, попыталась безрезультатно сжаться в кулак и, наконец, прикоснулась к лицу, щекам, глазам, носу и лбу, затем ощупала грудь, живот и правое бедро. Тело было покрыто тонкой тканью, под которой, судя по всему, совсем не было одежды. Молодой человек снова открыл глаза и снова ничего не увидел. Рука легла на свое место вдоль тела и попыталась определить границы занимаемой поверхности. Вскоре был обнаружен край, а это означало, что все же не на земле очнулся. Тем не менее, было очень холодно, и затылок болел, скорее всего, из-за долгого прикосновения к твердой и холодной поверхности. Молодой человек попытался вспомнить, как он мог оказаться в подобном месте, да еще и в столь не подобающем виде, но внутри головы была такая же непроглядная темнота, как и снаружи ее. Бартоломью попытался перевернуться на бок, но деревянное тело только слегка покачнулось, да и голову невозможно было даже приподнять. Он снова глубоко вздохнул и с трудом просунул правую руку под затылок, чтобы хоть немного уменьшить влияние холода на мозг. Студент третьего курса, факультета хирургии и протезостроения, Университета Прикладной Изобретательности прекрасно знал, как пагубно влияют подобные процедуры на умственную активность. Глаза стали различать еле заметное свечение, но его источник оставался загадкой, да и доверять своим глазам в подобном состоянии не представлялось возможным.
Бартоломью снова напряг память, кое-что уже начало всплывать в его застывшем сознании. Он вспомнил как выходил ранним утром из комнаты своего студенческого общежития, вспомнил, что на улице была чудесная погода, что новые кожаные ботинки ему немного жали, накрахмаленный воротничок врезался в шею, а пиджак, идеально подобранный к жилету и брюками, был непривычно застегнут на все пуговицы, да и руки были заняты, в одной был легкий плащ, на случай ухудшения погоды, а такое могло произойти в любую минуту, в другой же — щегольской саквояж, привезенный из Германии и бывший предметом особой гордости студента-третьекурсника. Он, вроде бы, встретил своего друга Хенка, и они оба пошли…Куда? Ах, да! Экзамен! Они спешили на экзамен, в этом и была причина воротничка-изувера и новых башмаков. Экзамен проходил во втором корпусе Университета, на кафедре анатомии и физиологии. Из общежития можно было доехать туда на омнибусе, регулярно ходившем по всему необъятному студенческому городку, но друзья не боялись опоздать, да и пешая прогулка весенним утром проясняла голову перед нелегким испытанием. Мимо них промчался Дэвид Сикорски на своем новеньком бицикле, и Бартоломью с другом поспорили, хватит ли тому наглости прийти в своей клепаной куртке и кожаном кепи с латунными гогглами на экзамен. Бартоломью был уверен, что хватит, бунтарь Сикорски был на весь Университет известен своей «прикладной изобретательностью». Дэвид умчался, увлекая за собой клубы белого пара, а друзья продолжали свой путь уже в полном молчании. О чем думал Хенк, сказать сложно, а вот мысли Бартоломью были относительно ясны, молодой человек, будучи не особенно прилежным студентом, до зубовного скрежета боялся предстоящего экзамена. И его можно было понять, ведь профессор Джеймс Каллгори был хорошо известен своей строгостью и бескомпромиссностью, да и от результатов сегодняшнего испытания зависело дальнейшее положение молодого человека в Университете. С чувством досады на самого себя, Бартоломью направлялся на кафедру анатомии, стараясь держать спину прямо, а голову высоко. Впрочем, это ему совсем не помогло, и экзамена он не сдал. Профессор разрешил ему прийти через два дня на переэкзаменовку, чем несказанно обрадовал нерадивого студента и тот твердо решил выучить все, что полагается, но завтра, а вечером отправился в заведение мадам Жоржено, известное на всю округу и за ее пределами.
Бартоломью с силой выдернул руку из-под затылка, и та больно стукнулась о твердую поверхность. Сколько же он здесь пролежал? Не обращая внимания на холод, молодой человек шарил по своему животу, но, как и следовало ожидать, ни жилетного кармана, а значит и ни новенького хронографа в нем, он не обнаружил. И тут молодой человек услышал голоса. Они становились все громче, и Бартоломью обуял ужас. Послышался скрежет металла, по всей видимости, замка, и студент не придумал ничего лучше, чем закрыть глаза и притвориться обездвиженным. В помещение вошли двое, они негромко переговаривались и вслушиваясь в их разговор, Бартоломью понял где находится. Это был морг. Морг Университета, при кафедре анатомии и физиологии. Пришедшие были санитарами, они взяли каталку с молодым человеком и покатили его по длинному коридору. Через некоторое время они оказались в экзаменационном зале анатомического театра кафедры. Студенту Джонсу был хорошо известен этот зал, но с такого ракурса видеть его ему не приходилось. Над каталкой возвышался амфитеатр со студентами и раздался внушительный голос профессора Каллгори.
— Перед вами, господа студенты, молодой человек, доставленный нам из полицейского участка, погибший в результате токсического отравления. – профессор внимательно посмотрел на тело, ему показалось, что по нему пробежала дрожь, — В его крови мы обнаружили вещество, позволившее нам говорить об отравлении метанолом. О каком веществе идет речь, господа переэкзаменовщики? – спросил профессор, иронично обращаясь к студентам.
Повисла тишина.
— Ну? – строго спросил Каллгори, — Может кто-нибудь знает?
Ни звука не раздавалось в ответ. Сознание Бартоломью отказывалось верить в реальность происходивших вокруг событий. В его разрушенном действительностью мозгу, который еще не осознавал до конца, чем может кончиться для него эта переэкзаменовка, мысли проносились настолько стремительно, что не представлялось возможным понять хоть одну из них.
— Зачем, черт побери, вы вообще сюда пришли, — начал горячиться профессор, — если не можете ответить даже на элементарный вопрос? Какое вещество в крови говорит о пищевом отравлении метанолом? – профессор побагровел. – Высший балл тому, кто ответит!
Бартоломью вспомнил. Он даже распахнул глаза от удивления на самого себя.
— Формальдегид! – препарат трупа поднял голову и посмотрел на мертвенно бледного профессора Каллгори, — Это формальдегид!
Профессор Каллгори рухнул, увлекая за собой трибуну. Занавес.
Про театр.
Бартоломью Джонс проснулся от сильной боли в затылке. На первый взгляд показалось, что кто-то с силой ударил его по голове. Молодой человек с трудом разлепил веки и ничего не увидел, а затылок ныл нестерпимо, он сделал глубокий вдох, со стоном выдохнул и закрыл глаза, в голове мгновенно вспыхнули разноцветные круги.
Требовалось сориентироваться в пространстве и его сознание обратилось к правой руке. Рука слабо шевельнулась, попыталась безрезультатно сжаться в кулак и, наконец, прикоснулась к лицу, щекам, глазам, носу и лбу, затем ощупала грудь, живот и правое бедро. Тело было покрыто тонкой тканью, под которой, судя по всему, совсем не было одежды. Молодой человек снова открыл глаза и снова ничего не увидел. Рука легла на свое место вдоль тела и попыталась определить границы занимаемой поверхности. Вскоре был обнаружен край, а это означало, что все же не на земле очнулся. Тем не менее, было очень холодно, и затылок болел, скорее всего, из-за долгого прикосновения к твердой и холодной поверхности. Молодой человек попытался вспомнить, как он мог оказаться в подобном месте, да еще и в столь не подобающем виде, но внутри головы была такая же непроглядная темнота, как и снаружи ее. Бартоломью попытался перевернуться на бок, но деревянное тело только слегка покачнулось, да и голову невозможно было даже приподнять. Он снова глубоко вздохнул и с трудом просунул правую руку под затылок, чтобы хоть немного уменьшить влияние холода на мозг. Студент третьего курса, факультета хирургии и протезостроения, Университета Прикладной Изобретательности прекрасно знал, как пагубно влияют подобные процедуры на умственную активность. Глаза стали различать еле заметное свечение, но его источник оставался загадкой, да и доверять своим глазам в подобном состоянии не представлялось возможным.
Бартоломью снова напряг память, кое-что уже начало всплывать в его застывшем сознании. Он вспомнил как выходил ранним утром из комнаты своего студенческого общежития, вспомнил, что на улице была чудесная погода, что новые кожаные ботинки ему немного жали, накрахмаленный воротничок врезался в шею, а пиджак, идеально подобранный к жилету и брюками, был непривычно застегнут на все пуговицы, да и руки были заняты, в одной был легкий плащ, на случай ухудшения погоды, а такое могло произойти в любую минуту, в другой же — щегольской саквояж, привезенный из Германии и бывший предметом особой гордости студента-третьекурсника. Он, вроде бы, встретил своего друга Хенка, и они оба пошли…Куда? Ах, да! Экзамен! Они спешили на экзамен, в этом и была причина воротничка-изувера и новых башмаков. Экзамен проходил во втором корпусе Университета, на кафедре анатомии и физиологии. Из общежития можно было доехать туда на омнибусе, регулярно ходившем по всему необъятному студенческому городку, но друзья не боялись опоздать, да и пешая прогулка весенним утром проясняла голову перед нелегким испытанием. Мимо них промчался Дэвид Сикорски на своем новеньком бицикле, и Бартоломью с другом поспорили, хватит ли тому наглости прийти в своей клепаной куртке и кожаном кепи с латунными гогглами на экзамен. Бартоломью был уверен, что хватит, бунтарь Сикорски был на весь Университет известен своей «прикладной изобретательностью». Дэвид умчался, увлекая за собой клубы белого пара, а друзья продолжали свой путь уже в полном молчании. О чем думал Хенк, сказать сложно, а вот мысли Бартоломью были относительно ясны, молодой человек, будучи не особенно прилежным студентом, до зубовного скрежета боялся предстоящего экзамена. И его можно было понять, ведь профессор Джеймс Каллгори был хорошо известен своей строгостью и бескомпромиссностью, да и от результатов сегодняшнего испытания зависело дальнейшее положение молодого человека в Университете. С чувством досады на самого себя, Бартоломью направлялся на кафедру анатомии, стараясь держать спину прямо, а голову высоко. Впрочем, это ему совсем не помогло, и экзамена он не сдал. Профессор разрешил ему прийти через два дня на переэкзаменовку, чем несказанно обрадовал нерадивого студента и тот твердо решил выучить все, что полагается, но завтра, а вечером отправился в заведение мадам Жоржено, известное на всю округу и за ее пределами.
Бартоломью с силой выдернул руку из-под затылка, и та больно стукнулась о твердую поверхность. Сколько же он здесь пролежал? Не обращая внимания на холод, молодой человек шарил по своему животу, но, как и следовало ожидать, ни жилетного кармана, а значит и ни новенького хронографа в нем, он не обнаружил. И тут молодой человек услышал голоса. Они становились все громче, и Бартоломью обуял ужас. Послышался скрежет металла, по всей видимости, замка, и студент не придумал ничего лучше, чем закрыть глаза и притвориться обездвиженным. В помещение вошли двое, они негромко переговаривались и вслушиваясь в их разговор, Бартоломью понял где находится. Это был морг. Морг Университета, при кафедре анатомии и физиологии. Пришедшие были санитарами, они взяли каталку с молодым человеком и покатили его по длинному коридору. Через некоторое время они оказались в экзаменационном зале анатомического театра кафедры. Студенту Джонсу был хорошо известен этот зал, но с такого ракурса видеть его ему не приходилось. Над каталкой возвышался амфитеатр со студентами и раздался внушительный голос профессора Каллгори.
— Перед вами, господа студенты, молодой человек, доставленный нам из полицейского участка, погибший в результате токсического отравления. – профессор внимательно посмотрел на тело, ему показалось, что по нему пробежала дрожь, — В его крови мы обнаружили вещество, позволившее нам говорить об отравлении метанолом. О каком веществе идет речь, господа переэкзаменовщики? – спросил профессор, иронично обращаясь к студентам.
Повисла тишина.
— Ну? – строго спросил Каллгори, — Может кто-нибудь знает?
Ни звука не раздавалось в ответ. Сознание Бартоломью отказывалось верить в реальность происходивших вокруг событий. В его разрушенном действительностью мозгу, который еще не осознавал до конца, чем может кончиться для него эта переэкзаменовка, мысли проносились настолько стремительно, что не представлялось возможным понять хоть одну из них.
— Зачем, черт побери, вы вообще сюда пришли, — начал горячиться профессор, — если не можете ответить даже на элементарный вопрос? Какое вещество в крови говорит о пищевом отравлении метанолом? – профессор побагровел. – Высший балл тому, кто ответит!
Бартоломью вспомнил. Он даже распахнул глаза от удивления на самого себя.
— Формальдегид! – препарат трупа поднял голову и посмотрел на мертвенно бледного профессора Каллгори, — Это формальдегид!
Профессор Каллгори рухнул, увлекая за собой трибуну. Занавес.
65 комментариев
Непонравился «стимцикл»: скорее всего так и называли бы как сейчас — «мотоцикл». Или на крайний случай «бицикл». И «увлекал за собой клубы черного дыма» какой-нибудь дизель, а в данном случае — «умчался в клубах белого пара».
P.S.(название топика измените)
Хотя «Переэкзаменовка», имхо, было бы лучше. )
Почему другую? Как-то не очень вяжется надежда на переэкзаменовку
с самоубийством (не для удовольствия же он употребил формальдегид. А если для кайфа, то каким образом — неужели пил формалин? :).
Концовка интересная, но неубедительная! В целом же мне рассказ понравился! +
Я высказал свои ощущения от прочитанного.
Приятно читать. Единственное, что в первой части теста как-то много встречается имя «Бартоломью» и слова «он», «ему», глаза «цепляются».
Мне кажется, это предложение несложно изменить без имени героя, будет «читабельнее».
Здесь тоже для уменьшения слов, обозначающих героя, тоже можно спокойно выбросить «ему».
Н.Гоголь был мастер длинных описаний, у него стоит «позаимствовать» построение речи.
Вот приблизительный сюжет: В результате падения профессор ударился головой, и через пару дней сам оказался на анатомическом столе. его нерадивые студенты во главе с Бартоломью не смогли распознать кому, в которой находился их учитель. Б., которому доверили резать тело, почувствовал, что оно живое, когда начал вырезать сердце. Приняв решение «додавить» скальпель, наш герой решил напиться и… дальше не придумал ) додумайте сами ). Добавив описания окружающей обстановки, холодильных машин и прочих приборов, переживания главного героя(и чуть-чуть «дома терпимости»- для «перчика»)можно написать уже повесть.
Удачи Вам!
И пришёл "Чёрный Властелииинн"!
Это как поимаю продолжение истории про чернокожую девочку. :))))))
У даже завертелось в голове… Синие ремни могут быть подвесной системой парашюта.
По принципу: — Обычного человека больше всего интересуют три вещи: чужая смерть, чужие деньги и чужая постель)).
Но это относится к бульварным статьям, а не к рассказу. Рассказ и по прошедствии многих лет должен читаться с интересом, как Ваш!
Спасибо за терпение.
Добавлю же и восточную «мудрость», которая звучит приблизительно как «3 мяса»: Богат тот человек, который может позволить себе есть «мясо», ездить на «мясе», и спать с «мясом».
Сорри, совсем «отъехал» от темы, прямо как профессиональный троль ).
Не совсем понятно, так он помер, перепивши метанолу, или газовый хроматограф у них поржавел, и никакого формальдегида там не было? А если был, то то как он мог такие умопостроения заключать, да затылок свой лелеять, будучи хладным трупом?
Но самое главное, представляется весьма сомнительным, чтоб студент-медик не знал симптомов отравления метанолом, и не знал того, что нам даже химичка в школе вдалбливала: «Эй, вы, охламоны, сующие свой нос во всякую дрянь и лакающие без разбору всё-шо-горит! Зарубайте себе на ваших курносых носах: при отравлении метанолом антидотом является этанол, который вводится внутривенно в форме 10% раствора капельно или 30—40% раствора перорально из расчёта 1—2 грамма раствора на 1 кг веса в сутки. Полезный эффект в этом случае обеспечивается отвлечением АДГ I на окисление экзогенного этанола! Карочи — стакан настоящей водяры и вы спасены от прозектора!»
Мировой медицинской практике известны случаи, когда различные токсические отравления ошибочно принимали за смертельные, такое случалось и десять-двадцать лет назад, а уж в параллельной вселенной, технологии, которой, застыли на уровне парового двигателя, думаю, тоже могло произойти.
Студент был не очень прилежным, да и отличник употребив большое колличество алкоголя, не сразу определит у себя симптомы отравления.
Относительно шероховатостей, затем и публикую, чтобы лучше их увидеть)))
Спасибо за мнение, а химичка у вас зачетная была)))
А про те пероральные изыски я на википедии нашёл и откопипастил, чтоб не переврать мнение официальной науки
positime.ru/thumb/r/800x-/2010/11/hugh_laurie_house_md.jpg
До неё может и фотографировали так, но не на таком уровне.
А я про фото, частная коллекция нравится. Кстати, съёмки там реальные. Фотошоп? наверно есть, не задумывался.
Выложили бы сюда хотя бы повесть… заинтриговали :)+
Хорошо ли плохо ли, я не разбираюсь, но почему нельзя писать и публиковать больше, раз читают… интересно же… мастерство придёт, да и подправят если надо кто умеет.
Скорее всего это и есть первоисточник.
И резануло глаз А так — слог, на мой взгляд, неплохой, рассказ плюса заслуживает.
Хотя мне не очень понравился. Эту тему (живой человек на столе для вскрытия) Кинг хорошо раскрыл в рассказе «Секционнный зал номер четыре». Уж не знаю, первым он был, или нет, но пришел в голову именно он. И стим-антуража практически нет, хотя время действия угадывается хорошо.
Впрочем, концовка неожиданная, не в смысле поворота сюжета — хэппи-энд напрашивался, а в смысле резкого окончания повествования. Может, это и хорошо.
Короче — от меня плюс, и пожелание успехов в творчестве.
Надоели уже кровожадные дибилы «а ля Джек» и путаны, стреляющие от бедра.И обязательно летящие в тартарары на полудохлом дирежбомбеле :)
В повседневности стимпанка — поле непаханное разных тем, которые можно раскрыть со вкусом и юмором.
Студент переэкзаменовку прошёл :) И автору плюс :))