Первая лекция.

Рассказ. С него начался «Университет Прикладной Изобретательности».



-Кто из нас не любит вспоминать студенческие годы?! В жизни было много счастливых и радостных моментов, но именно это время осталось в памяти, как светлый и чудный сон, в котором каждый из нас был по-своему велик и гениален, в котором признание наших заслуг было делом нескольких лет. Это потом, когда мы вышли из своей альма-матер, вооруженные знаниями и амбициями, оказалось, что в мире очень много людей умнее и талантливее нас, и приходилось отстаивать свое имя, бороться за свое творение…
Такими словами неизменно начиналась ознакомительная лекция в Королевском Университете Прикладной Изобретательности. Мы, тогда еще молодые и зеленые студенты, раздувшиеся от собственной важности (шутка ли, поступить в самый престижное учебное заведение империи), только что прибывшие из самых дальних уголков земного шара, с тайным замиранием сердца разглядывали аудиторию. Столы темного дерева стояли полукругом к трибуне, возвышаясь на добрый десяток секторов над ней, образовывая амфитеатр. Монументальные колонны поддерживали круглый свод, состоящий из нескольких секторов. Это потом мы узнали, что на занятиях по вселенской философии, которые проводят именно по ночам, свод раздвигается и взорам слушателей открывается звездное небо, «для лучшей интеграции вселенской философии в сознание студентов». На стенах висели портреты великих изобретателей, врачей, химиков, писателей, художников, протезистов, механиков, инженеров.…Всех тех, кто сумел расширить возможности человека, подарить новую жизнь или окрасить ее свежими красками, тех, кем по праву гордиться каждый, живущий на Земле. И глядя на неподвижные и строгие лица, каждый из нас как бы обращался к ним «Господа, можете положиться на нас, уж мы-то оправдаем оказанное доверие, не подведем!», а главное, искренне верили в эти мысли.
Ознакомительную лекцию неизменно проводил профессор Джеймс Каллгори. Небольшого роста мужчина с седыми висками и тяжелым взглядом из-под кустистых бровей. Он производил впечатление человека, не бросающего слов на ветер, а его застегнутый на все пуговицы профессорский жилет, наводил на мысль о крайней аккуратности. Речь его была ровной и спокойной, через полчаса я перестал вслушиваться, и обратил свое внимание на сектор амфитеатра, традиционно занимаемый красивой половиной человечества. Проще говоря, стал разглядывать свежие личики девушек-первокурсниц. И тут в аудитории повисла тишина, а сосед толкнул меня локтем. Оказалось, профессор уже закончил говорить и ждал вопросов от студентов. Лично у меня вопросов не было, вернее их было столько, что и спрашивать не хотелось. Но тут поднялась одинокая рука, и коренастый парень в кожаной куртке с металлическими клепками спросил, не пытался ли кто-нибудь, при всем уважении к великим людям, чьи портреты смотрят на нас со стен аудитории, изобрести машину времени. Возле парня, на столе, лежало кожаное кепи и массивные гогглы, видимо это его стимцикл стоял у входа.
— Я полагаю, вы бы хотели заняться этим вопросом? – спросил профессор. Студент не ответил, а лишь пожал плечами и ухмыльнулся.
— Ну что ж, — Каллгори на секунду задумался, — Двадцать пять, или около того, лет назад в этом Университете преподавал профессор Макколлинз. Сферой его деятельности была энтомология. Профессор был человеком светлого ума, не склонный ввязываться в какие-либо авантюры и жил бы себе спокойно до конца своих лет, пока однажды на его лекции один студент не сыграл с ним дерзкую шутку. Этот затейник заменил мертвого жука на столе профессора, на живого, прямо во время лекции. Подробности этой истории уже трудно вспомнить, но данное происшествие произвело на Макколлинза очень странное впечатление. Профессор стал замкнут и тревожен. Его одолевала мысль о постройке машины времени, он не выходил из библиотеки, читая труды Микеланджело, Авиценны, Ньютона и прочих. Он пытался разговаривать на эту тему с другими сотрудниками университета. Преподаватель по клокворку только разводил руками, математики смотрели на него как на сумасшедшего, а главный инженер, мистер Дуглас, вы с ним еще познакомитесь, даже изготовил ему кресло, по его же чертежам. Впоследствии Дуглас утверждал, что это было простое деревянное кресло, с многочисленными держателями по бокам, но для чего они, профессор не уточнял. А через два месяца, после той злосчастной шутки, в Университет явился сотрудник полиции и потребовал немедленной аудиенции с ректором Стивенсоном. Затем вызвали весь преподавательский состав и объявили, что профессор Макколлинз исчез. Он уже два месяца собирал в подвале своего дома какую-то машину. Ни жена, ни слуги не знали, чем он занимается, и не решались войти в подвал без его разрешения. Накануне вечером Макколлинз заперся, как обычно, в подвале и попросил не беспокоить его. Ближе к полуночи из подвала потянуло едким дымом. Жена со слугами звали профессора, стучала в дверь, но без толку. Тогда было принято решение выломать дверь. Ворвавшись в подвал, все с ужасом обнаружили, что профессор исчез, и немедленно послали за полисменом. Страж порядка, обходивший улицу неподалеку, немедленно явился и как следует, осмотрел дом, дверь в подвал, печную трубу и собственно подвал. Посередине комнаты стояло деревянное кресло, в центре нарисованной на полу пентаграммы. В кресло был вмонтирован небольшой паровой котел, генератор, колбы, содержимое которых испарилось, и стеклянный жбан с препаратом мозга в формалине, — на этих словах часть студентов поежилась, — но самым удивительным было не это. В кресле, в естественной для человека позе сидел…костюм профессора Макколлинза и от него шел легкий дымок. Прибывшая через два часа комиссия следователей постановила, что дверь в подвал была наглухо заперта изнутри, была версия, что профессор вылез через печную трубу, но та тоже была закрыта изнутри на задвижку. Тогда следователи обратили свое пристальное внимание на машину, а на утро явились в Университет и предъявили ее преподавательскому составу. Костюм тоже отправили на экспертизу, и нашли в нем следы опаленных волос. Мы же пытались разобраться с машиной. Кое-кто вспомнил, что Макколлинз последние два месяца носил с собой толстую тетрадь, и мы даже замечали, что он туда что-то писал. Однажды кое-кто из студентов даже получил выговор, заглянув через плечо профессора и случайно пролив метилен на исписанные страницы его тетради. В подвале тетрадь нашли, но все страницы были абсолютно чистые, а на одной из них обнаружилось пятно метилена. Мы все чаще ловили себя на мысли, что готовы поверить, в то, что МакКоллинзу удался его эксперимент. Начали вспоминать его разговоры о времени, как о четвертом измерении, как о плоскости, к которой можно применить те же действия, что и к листу бумаги. – Каллгори встал и подошел к окну, он посмотрел, как на лужайке перед зданием группа студентов запускает небольшой летательный аппарат, потрогал мясистые листья цветка на подоконнике, поправит шланг саморегулирующейся системы подачи воды в горшок. Мы терпеливо ждали, история захватила нас.
— И что вы думаете! – Воскликнул профессор, резко повернувшись к нам, — этот пройдоха, Макколлинз, два месяца планировал свое бегство. Напускал туман, запирался в подвале, сконструировал кресло, с одной лишь целью, сбежать от своей вздорной и сварливой жены. Он сговорился с полисменом и в день побега разложил на кресле свой костюм, сунул в него пучок тлеющих волос, запустил котел и нагрел колбы, не помню, что там было, да это и не важно, бросил на пол чистую тетрадь, предварительно капнув на нужную страницу метиленом. Затем влез в трубу и так и замер там, на заранее приготовленных распорках. Войдя, полисмен, сделал вид, что проверяет трубу, а сам задвинул заслонку, создав впечатление загадочного исчезновения. – Каллгори с удовольствием смотрел на наши вытянувшиеся лица, — Профессора нашли через полтора года, его жена наняла целую армию частных сыщиков. Он жил на одном из средиземноморских островов, с некой молодой дамой, представившейся его женой. Так что, дерзайте, молодой человек, — обратился профессор к парню в кожаной куртке, — может вас, ожидает большая удача.