Прототип.

… Это походило на медленное всплытие с глубины--вверх, к теплу и свету, сквозь толщу вязкой, холодной, непроглядно-чёрной жидкости…
-Вальтер! Вы слышите меня?
Он открыл глаза. Свет… Яркий, слепящий свет… и смутная тень, контурами похожая на голову человека…
-Как вы себя чувствуете?
-Х… х…
-Хорошо? Вот и славно.
-Х… хре…
-Отнесите его в палату!

***

Эх, жизнь моя жестянка, судьба-индейка! Говорили же мне умные люди: Вальтер, не воруй; ты ведь хорошо учился--поступи в университет, найдёшь потом приличную работу… Ага… А сколько стоит обучение? У меня, между прочим, больная мать, отец-алкоголик, и шесть младших братьев и сестёр. Так что--шли б вы, умные люди, лесом. Тёмным и дремучим. С волками и медведями.
Но, как говорится--сколь верёвочка ни вейся, а совьётся она в петлю. Ну, петля мне, конечно, не грозила--я ж не душегуб какой, я простой квартирный вор, но свои пять лет каторжных работ я в итоге получил. Правда вот, махать кайлом в руднике мне пришлось меньше года…
В один счастливый (в жирных кавычках) день всех заключённых Исправительного лагеря № 5 вывели из бараков и построили в три шеренги. Подъехал, пыхтя паром, полугусеничный броневик; из него вышла тётка в форме военного врача--высокая, худая и очкастая, и обратилась к нам с речью примерно следующего содержания: ну что, дескать, господа уголовнички, шваль да рвань? Кто хочет заслужить прощение? Все? А для этого--надо немного послужить на благо престола, армии, и, само собой, науки. Желающие--шаг вперёд!
Я сделал этот шаг. Я был единственным, кто решился.
Идиот.
Если правы церковники, и есть на свете ад--я теперь точно знаю, что меня там может ждать. Нет; не банальные черти с вилами, котлы и сковородки--это всё сказочки для средневековых крестьян, это всё не страшно… Что действительно страшно--так это просыпаться после очередной операции, каждый раз ощущая, что в тебе стало ещё меньше от человека, и ещё больше от… От кого? Мне кажется, что мои мучители сами этого не знают.
… Я смотрю на себя в зеркало. Красавец… чтоб меня. Хоть сейчас на бал в Королевской Опере--я, несомненно, произведу там фурор. Нет, конечно, металлические руки и ноги надёжно скроют рукава, брюки, обувь и перчатки--главное, не переусердствовать, здороваясь за руку, и стараться ходить потише; окуляры, что нынче заменяют мне глаза, можно спрятать за тёмными очками, желательно--«консервами»… Правда, в «консервах» на бал меня вряд ли пустят--но я могу постараться убедить швейцаров, что сейчас так модно. Всё-таки язык у меня подвешен неплохо. Но вот как быть с уродливым горбом на спине, из которого, к тому же, торчит дымовая труба?
Однажды, в очередном приступе отчаяния, я даже попытался повеситься. Я проболтался в петле где-то с час, а потом ко мне в палату зашла моя главная мучительница, та самая худая очкастая тётка, и попросила не валять дурака, ведь теперь меня можно убить, только отрубив голову, да и это сделать будет весьма затруднительно, ведь та же самая конструкция в шее, что не даёт петле сдавить мне горло, сможет, наверно, спасти мою шею и от ножа паровой гильотины.
-А осиновый кол в сердце, часом, вбивать не надо?--как ни странно, я даже смог пошутить. Вот уж действительно: юмор висельника.
-Там у тебя пластина из броневой стали толщиной семь миллиметров...--она демонстративно почесала в затылке--Нет, осиновым колом её не пробить. Сам слезешь, или позвать санитаров?
Она, помнится, говорила про «прощение»… Зачем мне «прощение», заслуженное такой ценой?
Но, как бы то ни было--простите за банальность, всё на свете когда-нибудь да кончается. И хорошее--и плохое. Прошло два года, и настал-таки день, когда меня вывезли на полигон, предъявили комиссии и разъяснили, что я должен делать…
И я понял: мне кранты.

***

«Жизнь моя жестянка, судьба-индейка». Так говорит мой подопытный. Я могу его только процитировать.
Эх, госпожа майор медицинской службы… О том ли ты мечтала не так уж, если подумать, и давно? Ты думала, что будешь спасать раненых, а тебе пришлось выполнять приказы господ генералов--приказы, дурость которых очевидна даже для самого последнего рядового из службы тылового обеспечения…
Вот, полюбуйтесь. Господа генералы нынче изволят желать иметь в армии механизированных пехотинцев--сверхсолдат, представляющих собой гибрид человека и машины. Точнее--этого изволит желать наш король, милый юноша шестнадцати лет от роду, в детстве так и не наигравшийся в солдатики, а господа генералы просто ему поддакивают. Идея, в принципе, интересная, но…
А вот и «но», дамы и господа: я на досуге немного посидела за арифмометром--и вышло, что в этого несчастного воришку Вальтера мы вложили стоимость производства десяти тяжёлых танков класса «Паладин» и жалование их экипажей за три года. А ведь он--всего лишь прототип…
Все мои предки были военными. Точнее, не все, конечно--женщин на службу стали брать только в последние сто лет, но это не имеет значения. Честное слово: я очень люблю нашу славную армию. Я желаю ей всяческих благ. Мне очень не хочется видеть, как наши средства идут непойми на что.
Как мне поступить, чтобы добиться закрытия этой дурацкой программы? Сознательно схалтурить? Или, может, прибегнуть к открытому саботажу? Извините-с--не так воспитана. Да и про вероятность попадания под трибунал забывать не следует. Так что я честно выполню приказ и сделаю свою работу. Будет вам, господа генералы, прототип солдата будущего: с паровой силовой установкой, подкожной бронёй, механическими конечностями, и прочими причиндалами.
А дальше?
А дальше--будут полевые испытания. Их программу, кстати, поручено составить мне…
Прототип по цене сопоставим с десятком танков? Так пусть он попытается справиться хоть с одним. Дуэль: новое против старого, человек-машина против машины, управляемой людьми. Всё честно.
Прости меня, Вальтер. Ты замечательно держался эти два года. Ты сохранил даже чувство юмора. Наверно, ты хороший человек--просто тебе не повезло.
Извини, но я верю в изделия нашей танковой промышленности…

***

К вечеру северный ветер пригнал с моря настоящую эскадру серых туч, и начался дождь--мерзкий, холодный осенний дождь…
Впрочем--бетонный колпак, прикрывавший наблюдательный пункт, был рассчитан на удары бронебойных снарядов. Что ему какой-то там дождь?
Бородатый толстяк в расшитом золотом генеральском мундире опустил бинокль, отошёл от амбразуры и выдал длинную, заковыристую фразу, заставившую покраснеть двух его ординарцев, стоявших чуть поодаль.
-Совершенно с вами согласна, господин генерал--поправив очки, потрясённо произнесла высокая, худощавая женщина в форме майора медицинской службы. Лицо её было совершенно бледным.
В полутора километрах от наблюдательного пункта, слегка пошатываясь и прихрамывая, бесцельно бродил среди хаотично разбросанных по полю металлических обломков одетый в порядком изорванную и местами обгоревшую больничную пижаму худощавый человек с уродливым горбом на спине. Обломки ещё каких-то полчаса назад были тяжёлым танком Р 40 «Паладин»: сорок тонн массы, паровая машина мощностью в тысячу лошадиных сил, стомиллиметровое орудие, четыре крупнокалиберных пулемёта, восемь человек экипажа (в отдалении виднелись спины улепётывающих танкистов)… А горбун был человеком по имени Вальтер Дункель--бывшим домушником, а теперь--живым прототипом нового оружия.
-Н-да, Ирен… то есть, простите, госпожа майор.--толстый генерал покачал головой.--Не ожидал.
-Я сама этого не ожидала.
-Порвать гусеницу голыми руками… Выбить люк силового силового отделения… А как он перемещается! Скорость--не особо впечатляет, но подвижность и координация движений просто невероятная!--генерал в порыве чувств хлопнул себя рукой по бедру.--Эх! Вы создали настоящего монстра! Я попрошу представить вас к награде, и присвоить вам очередное звание.
-Вы… Вы хотите сказать, что… порекомендуете продолжить работу?--медленно, словно ощупывая языком каждое слово, произнесла Ирен.
-Вы создали монстра,--повторил генерал, и, повернув голову, взглянул женщине прямо в глаза.--Вы понимаете? Этот ваш прототип только что, на наших глазах, справился с танком…
Он снова подошёл к амбразуре и поднёс к глазам бинокль.
-Как он там?
-Идёт сюда, госпожа майор. Медленно--но идёт. А ведь ему было приказано после окончания испытания оставаться на месте, чтоб ваши люди потом не бегали за ним по всему полю… Я правильно помню?
-Так точно, господин генерал.
-Как вы думаете, что ему может быть нужно?
Майор улыбнулась, и, увидев эту улыбку, генеральские ординарцы, не сговариваясь, синхронно икнули.
-Я думаю, господин генерал, что мой подопечный не испытывает особо тёплых чувств ни ко мне, ни к вам, моему командиру--утрированно-вежливо произнесла она.--Я думаю, что он, победивший в дуэли с танком, теперь считает, что наблюдательный пункт ему тем более по зубам. Сейчас он подойдёт, выломает дверь, потом…
-Отставить разговоры! Как его остановить?
-Выстрелом из пушки прямой наводкой, мой генерал. У танкистов было мало времени, чтобы навести орудие…
-Издеваться изволите?! Он перешёл на бег!
Улыбка исчезла с лица Ирен так же быстро, как и появилась.
-В него вмонтирована мина, со взрывателем, приводимым в действие при помощи радиоволн,--быстро проговорила она.--Синий рычаг слева от амбразуры. Поверните его.
-Спасибо… госпожа подполковник,--сказал генерал, и повернул рычаг.