«Котя, котя, продай дитя». часть 2-я. "Не мытая Россия" .

В русских и карельских волостях в конце XIX века была популярна игра «Котя, котя, продай дитя». Это была не просто детская забава в конце XIX — начале XX века на самом деле покупали и продавали.

Даже во второй половине ХХ столетия от сельских жителей можно было услышать рассказы о том, как местные купцы помимо дров, сена, дичи поставляли в Петербург и живой товар. Они собирали малолетних детей у бедняков, обремененных большими семьями и отвозили их в столицу, где детский труд был широко востребован.



Традиционно ребенок считался «готовым» к отправке в город в 10 лет. Но при возможности родители предпочитали отсрочить уход мальчика из семьи до 12—13, а девочки — 13—14 лет.



На первой неделе Великого поста сотни подвод, в каждой из которых размещалось от трех до десяти детей, тянулись по крепкому насту из Олонецкой губернии в столицу. Петербургский писатель М. А. Круковский написал цикл очерков «Маленькие люди». Один из них — «Приключение Сеньки» — рисует историю крестьянского мальчика, отданного отцом за пять рублей в Петербург. «У крестьян Олонецкого края, — писал Круковский, — во многих прионежских деревушках существует неразумный, бессердечный обычай посылать детей в Петербург и отдавать их мелким торговцам в услужение, «в обучение» как говорит народ». Именно нужда заставляла крестьянина принять непростое решение. Семья на некоторое время избавлялась от лишнего рта, надеясь в будущем получать от «бурлака» (так крестьяне называли проживающих и зарабатывающих «на стороне») денежную помощь.



Торговля детьми, скупка и доставка в Петербург дешевой рабочей силы становилась специализацией отдельных крестьян-промышленников, которых в быту именовали «извозчиками» или «рядчиками». Во второй половине ХIХ века поставкой детей в Петербург успешно занимался крестьянин Федор Тавлинец, проживавший в деревне Погост Рыпушкальской волости. За 20 лет он отправил в столицу около 300 крестьянских детей. Там он устраивал их в ремесленные заведения, заключал контракт с ремесленниками на обучение и получал вознаграждение за поставку учеников. О его деятельности властям стало известно, когда «извозчик», нарушая договоренности, попытался уклониться от передачи части вырученных денег родителям.



Мальчиков обычно просили разместить в магазины, а девочек — в модные мастерские. Они снабжали ребенка одеждой и провизией на дорогу, паспорта же вручали промышленнику. С момента увоза судьба детей всецело зависела от случая и, прежде всего, от возницы–промышленника. «Извозчику» не платили за перевоз, он получал деньги с того человека, которому отдавал в обучение ребенка.

За каждого ребенка, сданного в учение на 4—5 лет, «извозчик» получал от 5 до 10 рублей. При увеличении срока обучения цена возрастала. Она в 3—4 раза превышала сумму, отданную скупщиком родителям, и в значительной степени зависела от внешних данных, состояния здоровья и расторопности малолетнего работника. Лавочник или хозяин мастерской оформлял ребенку вид на жительство, обеспечивал его одеждой и питанием, получая взамен право всевластно им распоряжаться.



Масштабы торговли детьми в конце XIX века, по мнению современников, приобретали громадные размеры. Круковский рисовал удручающую картину, наблюдавшуюся при появлении скупщика ранней весной: «Стоны, крики, плач, иной раз — ругань слышны тогда на улицах безмолвных деревень, матери с бою отдают своих сыновей, дети не хотят ехать на неизвестную чужбину». Закон признавал необходимость обязательного согласия ребенка, отдаваемого в обучение ремеслу, или «в услужение»: «Не могут быть отданы дети родителями без собственного их согласия…». На деле же интересы детей в расчет, как правило, не принимались. Чтобы закрепить свою власть над ребенком, покупатели брали от родителей долговую расписку.



Но не только бедность заставляла крестьян расставаться со своими детьми. Воздействовали и уверения, что в городе ребенок будет определен «на хорошее место». По наблюдениям чиновников, священников, учителей каждый отец, имевший нескольких детей, мечтал отправить одного из них в столицу.



Однако не все дети могли быстро привыкнуть к новым условиям жизни в городе. Многие по разным причинам уходили от хозяев, вынуждены были скитаться. В рапорте уездного исправника Олонецкому губернатору в конце ХIХ века было зафиксировано, что отданные в учение, а по сути дела проданные в Петербург, дети «подчас почти полунагие в зимнее время, прибывают разными путями на родину».



Охрана детского труда законодательно распространялась лишь на крупное производство, где надзор за исполнением законов осуществляла фабричная инспекция. Ремесленные и торговые заведения оказывались вне этой сферы. Законодательно возраст вступления в ученичество не оговаривался. На практике обычно не соблюдалось и установленные «Уставом о промышленности» ограничения продолжительности рабочего дня учеников — с 6 утра до 6 вечера. Условия жизни, в которых оказывались подростки, толкали их на преступления. Треть всех правонарушений, совершаемых малолетними в начале ХХ века (а это были в основном кражи, вызванные недоеданием), приходилась на учеников ремесленных мастерских.
Многие из оказавшихся в столице детей вскоре оказывались «на дне» петербургской жизни. О них инспектор народных училищ С. Лосев писал: «В то же время, когда Великим постом в Петербург направляются из Олонецкой губернии подводы с живым товаром, из Петербурга бредут по деревням и селам пешком, побираясь Христовым именем, оборванные, с испитыми лицами и горящими глазами, нередко пьяные, смиренные при просьбе милостыни и нахальные в случае отказа в ней, молодые парни и зрелые мужчины, изведавшие петербургское «ученье» в мастерских, петербургскую жизнь…».
То же происходило в Москве.
Временную работу найти было не просто. Человек в лохмотьях, истощенный, без документов, но желающий честно трудиться, практически не имел шансов на получение места. Это ломало людей нравственно и физически. Они попадали на Хитров рынок, где становились профессиональными «стрелками». Вновь приучить таких людей трудиться, вернуть их обществу было непростой задачей.
С детства оторванные от крестьянского труда, эти люди разлагающе воздействовали на односельчан.



Впрочем, немало было молодых людей, которые «удержались на плаву», адаптировались к городской жизни. Подростки стремились вернуться в деревню в «городском» костюме, вызывавшем почет и уважение сверстников. Как правило, первым делом подросток покупал галоши, которые по возвращении в деревню независимо от погоды одевал по праздникам и на беседы. Затем, если позволяли средства, приобретались лакированные сапоги, часы, пиджак, яркий шарф…

Наиболее удачливые и предприимчивые «выученики Петербурга», сумевшие разбогатеть и даже стать хозяевами собственных заведений, были, конечно, не многочисленны. Их визитной карточкой на родине становился большой красивый дом, в котором жили родственники и куда время от времени наезжал хозяин. Слава и капиталы этих людей являлись веским аргументом для крестьянина, отправлявшего своего ребенка в столицу.



В 1894 году [в Томске] была запущена фабрика братьев Кухтериных — известных и удачливых томских купцов
Рабочий класс немедленно встал в очередь на новую фабрику — даже пристроить сюда ребятишек на набивку коробков родители считали великим счастьем, хотя… детский труд здесь был официально запрещен
На фабрике Кухтериных работало около 400 рабочих: мужчины, женщины и дети. Многие дети начинали работать в 7-8 лет.
Дети набивали коробки спичками. Набивать надо было так, чтобы ни одна спичка не упала. За каждую упавшую спичку платили штраф, за плохое отношение к машинам, станкам, инструментам платили штраф от 15 коп. до 1 руб. В то время коробка спичек стоила 9 копеек. Работали по 12-14 часов с перерывом на обед и чай / полдник/.
Норма для детей 400 коробков.

Из архивных источников известно, что весной с началом таяния снега у симских рабочих забирали детей в возрасте от 12 до 16 лет и отправляли на Бакальские рудники. Там их селили в казармах и заставляли дробить руду. Каждому ребенку давали урок — за день надробить и свезти на склад 50 пудов и получали они всего по 3 коп. в день.



Вот как пишет об этом первый гидрограф Ладоги, полковник корпуса флотских штурманов А.П.Андреев в своем труде «Ладожское озеро»:
«Во всем руднике не только что песни, но и голоса не слышно: стук молотка какой-то глухой, все мертвенно-могильно!… Ночник маслянный и висит на палке, воткнутой в щель стены; подле него висит маленькая берестяная котомка с каким-то съедобным запасом. Под ногами валяются доски, поленья, куски руды — обстановка незавидная!.. подле этой шахты есть здание, где множество мальчиков разбивают на мелкие куски вынутую из шахты руду и ее сортируют ...»



Перепись 1864 г. зафиксировала применение и детского труда — 23% детей до 14 лет имели какое-либо занятие: 0,1% были заняты в государственной службе (были писцами); 1,5% в торговле (торговали, либо состояли купеческими приказчиками, конторщиками); 3,3% занимались различными ремеслами (больше всего было портных, сапожников, столяров, плотников, папиросников, скорняков, маляров, но были и мясники, каменщики, печники, прядильщики и др.); домашней прислугой, поденщиками и чернорабочими числилось 8,3% подростков до 14 лет; и больше всего — 9,8% были заняты домашним хозяйством, огородничеством и т.п.



В России закон 1 июня 1882 г. устанавливал запрет на работу детей до 12 лет, для детей 12-15 лет ограничивал время работы 8 часами в день (притом не более 4 часов без перерыва) и запрещал ночную (от 9 часов вечера до 5 часов утра) и воскресную работу, а также запрещал применение детского труда во вредных производствах.
Владельцы предприятий должны были «предоставлять возможность» детям, не имевшим свидетельства об окончании по меньшей мере одноклассного народного училища или приравниваемого к нему учебного заведения, посещать школы не менее 3 часов в день или 18 часов неделю.

Сначала была введена оговорка о том, что его действие будет ограничено лишь фабриками,.
Затем отсрочили его ввод на год ( до 1 мая 1884 г)., причем еще два года по разрешению министра финансов допускались «в случае надобности» работа детей 10-12 лет и ночная работа (не более 4 часов) детей 12-15 лет.
Законы 1882 и 1885 гг. имели значение временных правил с последующей доработкой.
Но в 1890 г. Законопроект, внесённый в 1890 г. уже ослаблял значение первоначальных законов.
Малолетних рабочих отныне могли, «когда по роду производств это окажется необходимым», привлекать к работе 9 часов в две смены по 4,5 часа. В стеклянном производстве разрешалось даже ставить малолетних на 6 часов ночной работы.

Законодательно определенное ночное время в определенных случаях было сокращено до промежутка с 10 часов вечера до 4 часов утра. Этот закон («Об изменении постановлений о работе малолетних, подростков и лиц женского пола на фабриках, заводах и мануфактурах и о распространении правил о работе и обучении малолетних на ремесленные заведения») был принят Государственным советом и высочайше утверждён 24 апреля 1890 г.

«Человек, пришедший в лохмотьях искать работу, неспособен более к самостоятельному труду… Для такого индивидуума единственным спасением была бы рабочая колония вдали от города». Человеку же, лишившемуся работы недавно, вполне мог помочь городской дом трудолюбия.

Практически все дома трудолюбия состояли на дотации у государства или частных благотворителей. Средняя доплата для покрытия расходов Дома составляла 20-26 копеек в день на человека. Приходили в основном люди неквалифицированные, их труд был низкооплачиваемым: щипание пеньки, изготовление бумажных мешков, конвертов, тюфяков из мочал и волоса, трепание пакли. Некоторые из домов трудолюбия, как уже сказано, превращались попросту в дома призрения. Заработок чернорабочего в мастерских составлял от 5 до 15 копеек в день. Работы по уборке улиц и на свалках нечистот оплачивались дороже, но таких заказов на всех призреваемых не хватало.

Существовали дома трудолюбия и для детей — в Херсоне, Ярославле, Яренске. Херсонское Общество вообще считало, что подобные учреждения необходимы в первую очередь именно «для подрастающего поколения, чтобы дать ему правильное воспитание с самого детства и искоренить развившееся в городе нищенство и попрошайничество детей. » В Ярославле в 1891 году местный Комитет призрения неимущих открыл картонажно-переплетную мастерскую для беднейших детей, чтобы отвлечь их от нищенства. При ней была дешевая столовая. За работу дети получали 5 — 8 копеек в день. Оставаться в Доме они могли от одного месяца до года. К 1898 году в России было уже 130 домов трудолюбия.

В Московском работном доме были и доставленные полицией дети и подростки, которых в 1913 году перевели в заведение, получившее название приюта имени доктора Гааза. В детском отделении приюта воспитывались беспризорники в возрасте до 10 лет. Были здесь и ясли для детей рабочих дома трудолюбия и работного дома.

В праздничные и воскресные дни большая часть призреваемых отдыхала. В свободное от работы время желающие могли пользоваться библиотекой и брать книги в спальню, где неграмотным читали вслух. Желающие могли участвовать в драматических постановках.

К работному дому, кроме отбывающих наказание по приговору городского присутствия, были приписаны призреваемые детского отделения и отделения для подростков, неспособных к труду, а также хроники. Это улучшило быт и упростило процедуру приема добровольцев.

Меры, предпринимаемые благотворительными обществами и правительством, были весьма продуманными и носили целенаправленный характер. Однако проблему нищеты и безработицы в целом они не решили.

www.istrodina.com/
ricolor.org/history/rt/blg/rd/
badnews.org.ru/ И т.д и т.п.