Серка (Дохтур. Часть 10)
Глава — 1
Глава — 2
Глава — 3
Глава — 4
Глава — 5
Глава — 6
Глава — 7
Глава — 8
Глава — 9
Доктор привычно перехватил саквояж из одной руки в другую и начал спускаться по некогда мощёной серым камнем, а ныне разбитой и заросшей сорняком дорожке с холма. Правая рука сжимала толстую, обитую полосками металла (и тяжёлую даже на вид) трость. Трость не была ничем примечательна, только несколько толще обычной, да рукоять из рога богато украшена резьбой имела необычную форму то ли невиданного зверя, то ли птицы. Доктора на редких прогулках или спешащего на вызов, всегда видели с этой палкой. При том, что сам он хромотой не страдал, да и на трость почти не опирался при ходьбе. Ну может же быть у человека причуда, вот и не обращали на это внимание, тем более, что собаки, увидев трость, обходили стороной, лишь тихо рыча. Умные шавки – дворовые.
Был правда случай, когда невесть зачем забредшего в портовые склады, доктора пыталась «пощупать» местная шпана. Трое тогда остались лежать в закутке меж ящиков и бочек, а четвёртый оставшийся в живых так ничего и не сказал (и претензий не изъявил), сделавшись в одночасье заикой, да и тот через два дня съехал из города в неизвестном направлении. Ничего не добившись, участковый пристав отпустил доктора восвоясьи. Давно это было …
Высоко поднятый воротник балахона из гуттаперчи почти полностью скрывал лицо от подбородка до самых глаз. Помятый, слегка скособоченный обшарпанный цилиндр (явно знававший лучшие времена) с короткими полями, натянутый по самые уши, прикрывал внимательные серо-голубые, как подтаявший весенний лёд на реке, глаза.
Предрассветные сумерки медленно уступали неяркому хмурому рассвету.
Прошедший за ночь дождь, что прибил пыль на дороге и вымочил чахлую растительность на обочине, сменился холодным туманом. Редкие клочья тумана просачивались вверх между кустами, поднимались от речушки Серки, которая протекала под холмом.
Почему Серки? Да кто ж её знает, от чего пошло это название. То ли от вечно грязной воды с неприятным запахом ( в речку стекались нечистоты от окрестных домов и помоек, по традиции устроенных на задах огородов), то ли от того, что в ней как-то давно утопился спьяну мастеровой Сергей. Сказывали, что был он охоч до собственного мужеского полу. Что сильно настораживало и беспокоило местных мужиков, опасавшихся за своё естество. Потому, может сам утопился от безответной страсти к какому пареньку, а может предмет его вожделений со товарищами утопил ловеласа от греха подальше в этом грязном ручье. Так и предстал бедолага перед Господом со спущенными штанами и отбитыми причиндалами. Фамилию его уже никто не помнил, а вот название реки – Серка, осталось.
В общем, начиналось ещё одно хмурое, сырое, дурно пахнущее утро, коих до заморозков ещё будет предостаточно.
Споро семенящий косолапой рысцой, посыльный вдруг споткнулся и заметно сбавил темп. Остановившись у мостков через Серку, Камилька вытащил из кармана лапсердака цветастую засаленную тряпку, бывшую когда-то платком, но давно потерявшую свою изначальную расцветку и похоже никогда не стиранную. Посыльный трясущимися непослушными руками начал вытирать обильный пот с красного лица и шеи.
— Что-то случилось? – спросил доктор, чуть улыбаясь только кончиками губ. Впрочем, в голосе не было участия – скорее, констатация факта.
— Фсе нормально, уважаемый, фсё порядка! – севшим голосом прохрипел тот и сделав над собой усилие, вновь запылил по дороге заметно пошатываясь.
Вскоре сквозь сумерки низины проступили первые плетни крестьянских дворов. Запахи Серки сменились на «благоухание» навоза, обильно покрывавшего дорогу от тротуара до тротуара. Два раза в день, ранним утром и поздно вечером по улице прогоняли стада коров, на пастбище и обратно.
Никто его не убирал, потому и пройти можно было не измазавшись только по самому краю дощатого тротуара, да и то днём и внимательно смотря под ноги. Посыльный, спешаший выполнить волю Терехова и уйти от наказания, уже несколько раз поскользнулся. От падения его спасал только ходивший ходуном плетень, за который он цеплялся.
— Шайтан, сыктым оорот кунем … — шипел сквозь зубы Камилька, поминутно оглядываясь на доктора.
Доктор остановился перед «минным полем».
— Ну и где бричка, любезный? Опять купчину жадность заела? Я пешком не пойду!
— Ай уважаемый! Повозка за углом, близка-близка! Дохтуро очень просим … пажалуста просим …
Внезапно из-за поворота ближнего переулка послышался скрип тележной оси и конское всхрапывание. Через секунду показалась мотающаяся голова флегматичной лошадёнки, затем и повозка с кучером в добротном плаще с капюшоном, скрывавшем голову. Одежда «кучера» настолько диссонировала с затрапезностью брички, что доктор усмехнулся. Жаль было прежнего хозяина – упокой Бог его душу.
Постояв несколько секунд перед повозкой, доктор поднялся на сиденье, затем произнёс хмыкнув …
— Трогай!
Не издав ни звука, кучер дёрнул поводья. Бричка тронулась …
-Мине падажди, — Позади повозки, мешком оседал Камиль. Его руки продолжали держаться за трещащий под весом человека плетень, но сознание уже покинуло пахнущее потом и дрянной махоркой тело. Состав, вколотый доктором, наконец успокоил посыльного. Если не ввести антидот до обеда, прозектор сможет лишь констатировать факт отравления некачественным алкоголем или сердечный приступ … что придёт ему в голову.
Ехать было довольно долго – минут сорок. Почему они не взяли его в поместье? Побоялись, охранных систем? Перестраховались и перехватят по дороге? Тогда проще было это сделать ещё у реки. Пока бричка дотащится до дома Терехова – совсем рассветёт. Городишко проснётся, зачем ордену лишние свидетели? Значит городок полностью блокирован. А может у него самого сдали нервы – вот и мерещатся братья-оперативники? Может позабыли о нём все давно и все его подозрения – плод больного воображения? Но чувство опасности, не раз спасавшее его до этого короткими звоночками – сейчас просто заходилось в громовом набате. Вопросы пронеслись хороводом в мозгу, так и не получив ответа.
Стараясь не производить резких движений, доктор внимательно огляделся по сторонам. Мелькания теней, подозрительных личностей, да и просто людей он не обнаружил. Городок ещё спал, досматривая свои самые сладкие сны. Только петухи вновь начали свою шумную перекличку.
— Как дела в Ордене. Преподобный Агриппа всё еще наставник при гауляйт-наместнике или ушёл на покой ?- доктор задал вопрос ровным, лишённым интонаций голосом.
Спина возничьего напряглась — это было видно даже под мешковатым плащом …
Глава — 2
Глава — 3
Глава — 4
Глава — 5
Глава — 6
Глава — 7
Глава — 8
Глава — 9
Доктор привычно перехватил саквояж из одной руки в другую и начал спускаться по некогда мощёной серым камнем, а ныне разбитой и заросшей сорняком дорожке с холма. Правая рука сжимала толстую, обитую полосками металла (и тяжёлую даже на вид) трость. Трость не была ничем примечательна, только несколько толще обычной, да рукоять из рога богато украшена резьбой имела необычную форму то ли невиданного зверя, то ли птицы. Доктора на редких прогулках или спешащего на вызов, всегда видели с этой палкой. При том, что сам он хромотой не страдал, да и на трость почти не опирался при ходьбе. Ну может же быть у человека причуда, вот и не обращали на это внимание, тем более, что собаки, увидев трость, обходили стороной, лишь тихо рыча. Умные шавки – дворовые.
Был правда случай, когда невесть зачем забредшего в портовые склады, доктора пыталась «пощупать» местная шпана. Трое тогда остались лежать в закутке меж ящиков и бочек, а четвёртый оставшийся в живых так ничего и не сказал (и претензий не изъявил), сделавшись в одночасье заикой, да и тот через два дня съехал из города в неизвестном направлении. Ничего не добившись, участковый пристав отпустил доктора восвоясьи. Давно это было …
Высоко поднятый воротник балахона из гуттаперчи почти полностью скрывал лицо от подбородка до самых глаз. Помятый, слегка скособоченный обшарпанный цилиндр (явно знававший лучшие времена) с короткими полями, натянутый по самые уши, прикрывал внимательные серо-голубые, как подтаявший весенний лёд на реке, глаза.
Предрассветные сумерки медленно уступали неяркому хмурому рассвету.
Прошедший за ночь дождь, что прибил пыль на дороге и вымочил чахлую растительность на обочине, сменился холодным туманом. Редкие клочья тумана просачивались вверх между кустами, поднимались от речушки Серки, которая протекала под холмом.
Почему Серки? Да кто ж её знает, от чего пошло это название. То ли от вечно грязной воды с неприятным запахом ( в речку стекались нечистоты от окрестных домов и помоек, по традиции устроенных на задах огородов), то ли от того, что в ней как-то давно утопился спьяну мастеровой Сергей. Сказывали, что был он охоч до собственного мужеского полу. Что сильно настораживало и беспокоило местных мужиков, опасавшихся за своё естество. Потому, может сам утопился от безответной страсти к какому пареньку, а может предмет его вожделений со товарищами утопил ловеласа от греха подальше в этом грязном ручье. Так и предстал бедолага перед Господом со спущенными штанами и отбитыми причиндалами. Фамилию его уже никто не помнил, а вот название реки – Серка, осталось.
В общем, начиналось ещё одно хмурое, сырое, дурно пахнущее утро, коих до заморозков ещё будет предостаточно.
Споро семенящий косолапой рысцой, посыльный вдруг споткнулся и заметно сбавил темп. Остановившись у мостков через Серку, Камилька вытащил из кармана лапсердака цветастую засаленную тряпку, бывшую когда-то платком, но давно потерявшую свою изначальную расцветку и похоже никогда не стиранную. Посыльный трясущимися непослушными руками начал вытирать обильный пот с красного лица и шеи.
— Что-то случилось? – спросил доктор, чуть улыбаясь только кончиками губ. Впрочем, в голосе не было участия – скорее, констатация факта.
— Фсе нормально, уважаемый, фсё порядка! – севшим голосом прохрипел тот и сделав над собой усилие, вновь запылил по дороге заметно пошатываясь.
Вскоре сквозь сумерки низины проступили первые плетни крестьянских дворов. Запахи Серки сменились на «благоухание» навоза, обильно покрывавшего дорогу от тротуара до тротуара. Два раза в день, ранним утром и поздно вечером по улице прогоняли стада коров, на пастбище и обратно.
Никто его не убирал, потому и пройти можно было не измазавшись только по самому краю дощатого тротуара, да и то днём и внимательно смотря под ноги. Посыльный, спешаший выполнить волю Терехова и уйти от наказания, уже несколько раз поскользнулся. От падения его спасал только ходивший ходуном плетень, за который он цеплялся.
— Шайтан, сыктым оорот кунем … — шипел сквозь зубы Камилька, поминутно оглядываясь на доктора.
Доктор остановился перед «минным полем».
— Ну и где бричка, любезный? Опять купчину жадность заела? Я пешком не пойду!
— Ай уважаемый! Повозка за углом, близка-близка! Дохтуро очень просим … пажалуста просим …
Внезапно из-за поворота ближнего переулка послышался скрип тележной оси и конское всхрапывание. Через секунду показалась мотающаяся голова флегматичной лошадёнки, затем и повозка с кучером в добротном плаще с капюшоном, скрывавшем голову. Одежда «кучера» настолько диссонировала с затрапезностью брички, что доктор усмехнулся. Жаль было прежнего хозяина – упокой Бог его душу.
Постояв несколько секунд перед повозкой, доктор поднялся на сиденье, затем произнёс хмыкнув …
— Трогай!
Не издав ни звука, кучер дёрнул поводья. Бричка тронулась …
-Мине падажди, — Позади повозки, мешком оседал Камиль. Его руки продолжали держаться за трещащий под весом человека плетень, но сознание уже покинуло пахнущее потом и дрянной махоркой тело. Состав, вколотый доктором, наконец успокоил посыльного. Если не ввести антидот до обеда, прозектор сможет лишь констатировать факт отравления некачественным алкоголем или сердечный приступ … что придёт ему в голову.
Ехать было довольно долго – минут сорок. Почему они не взяли его в поместье? Побоялись, охранных систем? Перестраховались и перехватят по дороге? Тогда проще было это сделать ещё у реки. Пока бричка дотащится до дома Терехова – совсем рассветёт. Городишко проснётся, зачем ордену лишние свидетели? Значит городок полностью блокирован. А может у него самого сдали нервы – вот и мерещатся братья-оперативники? Может позабыли о нём все давно и все его подозрения – плод больного воображения? Но чувство опасности, не раз спасавшее его до этого короткими звоночками – сейчас просто заходилось в громовом набате. Вопросы пронеслись хороводом в мозгу, так и не получив ответа.
Стараясь не производить резких движений, доктор внимательно огляделся по сторонам. Мелькания теней, подозрительных личностей, да и просто людей он не обнаружил. Городок ещё спал, досматривая свои самые сладкие сны. Только петухи вновь начали свою шумную перекличку.
— Как дела в Ордене. Преподобный Агриппа всё еще наставник при гауляйт-наместнике или ушёл на покой ?- доктор задал вопрос ровным, лишённым интонаций голосом.
Спина возничьего напряглась — это было видно даже под мешковатым плащом …
13 комментариев
Та самая трость! В действии. :)
Понравилось описание «Серки», в моем ареале встречался такой водоем :(, но на радость самоосушился...:))
Участковый( в земской полиции — становой) пристав — начальник полицейской части. Чин, как правило, равный капитану.
Околоток — окружающая местность, окрестность (в разговорном языке).
Возможно, происходит от колотить, то есть «участок, охраняемый, „околачиваемый“ сторожем с колотушкой». По другой версии, восходит к общеславянскому коло (круг), то есть «округа, окрестность».
В Российской империи околотком назывался район города, представляющий собой минимальное территориальное подразделение внутри городского полицейского участка. Во второй половине XIX в. околоток насчитывал 3-4 тыс. жителей и был подведомствен особому должностному лицу полиции — околоточному надзирателю (иначе называемому просто околоточный).
Доктор задира? :)