Дохтур. "Прокоп". Глава-13.

Глава — 1
Глава — 2
Глава — 3
Глава — 4
Глава — 5
Глава — 6
Глава — 7
Глава — 8
Глава — 9
Глава — 10
Глава — 11
Глава — 12
Прокоп привычно крутил педали, восторженно цокая языком. Всё ему нравилось в этот осенний солнечный день. Причина тому – новенький трицикл, что наконец прислали из города в ответ на многочисленные слёзные прошения, регулярно отправляемые им несколько лет подряд. Он уж и не чаял, что откликнется станционное начальство, но есть Бог на свете! И радость его не могли омрачить несколько царапин на чугунной раме и три погнутые спицы на маленьком дополнительном колёсике, державшем велосипед на рельсах. Ласково пригревало осеннее солнышко, дарившее последнее тепло пожухшей траве. Пламенели осины в перемешку с ярко-жёлтыми пятнами берёз по краям высокой насыпи. Пригревшиеся птицы весело щебетали, затевая возню в кустах. Ухо ласкал звук поскрипывания ступиц и размеренный перестук жестяного обода на стыках рельс.

Сидор – гадёныш, успел цигаркой подпалить кожаное сидение, из зависти конечно … но в ответ получил такую взбучку, что уже с неделю не появлялся на вечерние «холостяцкие посиделки», а проще говоря – пьянки. Ничего! Кожу он замазал гуталином, а Сидор наверняка уже нагнал «первача». Вот отойдет от «душевной травмы» и припрётся вечером «тёпленький» с бутылью под мышкой. Самогон, по правде сказать, Сидор гнал поганенький, никогда не дожидался, чтобы очистить его и перегнать по второму разу – не хватало терпения, но в глухомани, когда до ближайшей крупной станции с магазином «пилить» полдня, и этот шёл за милую душу. Так, занятый приятными мыслями, он не заметил, что участок давно закончился и его трицикл проскочил знак запрещавший проезд и углубился в незнакомую тайгу, оставив позади покосившуюся табличку с грозным предупреждением на нескольких языках. Резкий окрик рывком вырвал Прокопа из благостного состояния. Внезапно перед ним оказался опущенный шлагбаум, за которым поперёк путей стояли «козлы» опутанные колючей проволокой. Резко затормозивший велосипед пронесло ещё несколько метров по рельсам с рвущим душу скрежетом и скрипом. Трицикл остановился в шаге от шлагбаума и Прокоп, качнувшись вперёд, чуть не приложился носом в раскрашенное красными полосками, плохо оструганное бревно.
— Чёрт! Как же это я? – Обходчик закрутил головой.
Со стороны неприметной сторожки, взбирался на насыпь коротышка в плащ-палатке, с берданкой в руках. Ещё двое выглядывали из-за кустов по краям дороги, через прицелы ружей.
— Мужики, я же это … я же свой! Вот!
Прокоп суетливо потянулся в карман, чтобы достать замусоленное удостоверение станционного обходчика, завёрнутое в тряпицу, стараясь нащупать ремень берданки, что болталась за плечом.
— Руки! – удар прикладом по почкам вышиб дух, заставив его скрючиться, хватая судорожными глотками воздух. Ещё один, незаметно подошедший сзади, вновь замахнулся ружьём. Прокопа стащили с высокого сиденья на гравий насыпи. Резкий запах креозота забил нос, прижатый к шпале. Кто-то уже сноровисто выкручивал руки, навалившись коленкой ему на спину. Затем его рывком подняли и потащили с насыпи, попутно отшвырнув носком сапога так и не раскрытое удостоверение. Последнее, что он услышал – грохот опрокидываемого трицикла, сброшенного с рельсов. Сердце сжалось от скрежета железа по гравию.
Протащив через лесополосу метров 50, Прокопа тычками подвели к телеге и заставили забраться, перевалили как мешок картошки, на последок угостив ещё одним ударом по почкам. Станционный обходчик лежал на деревянном настиле, уткнувшись головой в пахнущий рыбой мешок.
— А как же коза Машка? Я же её на привязи оставил – сдохнет ещё!
Эта дурацкая мысль почему-то пришла в его голову.
Грунтовка довольно быстро сменилась, выложенной бетонными плитами, дорогой и трясти стало гораздо меньше. Два угрюмых мужика, что сидели рядом в телеге, не давали поднять голову и Прокопу сквозь щель в деревянном настиле были видны только нижние ветки разлапистых елей, проплывающие по сторонам и отрывистые полоски бетонки кое где покрытые пятнами утренней изморози.

Били долго, размеренно, с характерными «Хек»-аниями в конце замаха. Потом, облив водой из ведра, нудно расспрашивали, не понравившиеся ответы тут же вызывали град новых ударов и зуботычин. Прокоп периодически проваливался в беспамятство, но его возвращали обратно и снова били.

— Ну ты и шельма, Арсений! – сидящий напротив конопатый мужик, с прищуром уставился в лицо собеседника.
— Говорили мне в 6-ом отряде, что с тобой лучше не связываться – слишком часто в карты «везёт»!
— Ты на что намекаешь, Янёк ?! – и без того красное лицо с большим ноздреватым носом, выдававшее многолетнюю любовь к алкоголю, побагровело, от чего мелкой сеткой проступили синюшно-малиновые капилляры. Рука потянулась к голенищу, но потом вернулась обратно к картам.
— Ну повезло чуток, так и тебе фартило не раз, — Арсений, сделав над собой усилие, откинулся на табуретке и начал тасовать колоду, — непременно отыграешься!
— Да? На что играть? Получку на полгода вытянул, Сапоги с полушубком опять же … Не на ружьё же?
— Не! На ружьё нельзя, тебе за ружьё Крест живо башку скрутит … нельзя … О! Давай «на интерес»!
— И какой тебе от меня «интерес» нужен? – Янёк засопел, но было видно, что азарт и желание отыграться уже искрами заплясали у него в глазах.
— На бабу!
-Какую бабу? – не понял Янёк.
-На Маринку твою, повариху! Поделишься?
— Да ты ?!?
— Ну ладно, ладно! – Арсений пошарил глазами по полупустому помещению и упёрся в висящего на стене человека, — Вот!
— А давай! – осклабился Янёк, махнув рукой.
Уже через 2 минуты он подошёл к окровавленному Прокопу, что был привязан запястьями к скобам, вбитым в бревенчатую стену «дежурки».
— Не повезло мне … — тебе, мужик …
— На двор стащи, а то всё мозгами своими загадит! – Арсений высунулся из-за плеча Янька, протягивая револьвер.
— Сам знаю! Не маленький …
Сутулый, он приподнялся на цыпочки, чтобы достать до скобы и начал развязывать сильно затянутый узел.
Прокоп, очнувшись, попытался разлепить заплывший глаз на разбитом до неузнаваемости лице.
— Ты гляди, весёлый какой – он тебе ещё и подмигивает! – заржал Арсений.

В этот момент, по доскам крыльца забухали чьи-то сапоги и в комнату ввалилась группа в странной пятнистой серо-зелёной одежде. Прокоп уставился на них единственным открытым глазом.
Среди вошедших, особенно выделялся здоровенный мужик с глубоким крестообразным шрамом на щеке. Рубец, проходивший от угла глаза до нижней челюсти, оттягивал нижнее веко, от чего казалось, что зрачок вот-вот выкатится на пол. Это и был, по всей видимости, Крест – начальник охраны.
Отскочившие от Прокопа, Янёк и Арсений, вытянулись, глядя на начальство, словно школьники, застуканные за непотребным занятием.
Первым сориентировался Арсений и затараторил в потолок,
— Проводим следственные мероп…проп … допрос лазутчика!
— Осьмой за месяц …- зачем-то добавил Янёк и тут же заткнулся под взглядом Креста.
— Придурки, это обходчик с 97-го участка, каблограмма по запросу пришла, не могли на месте разобраться?
Прокоп попытался мотнуть головой в подтверждение своей невиновности, но от чего-то дёрнулся всем телом и затих.
Из-за спины начальника охраны вышел человек в сером балахоне, с зигзагообразной нашивкой на правом плече.
— И ради этого, вы вызвали меня сюда? – бесцветным голосом спросил он.
— Так положено …- Крест украдкой показал подчинённым кулак размером с голову ребёнка. Те съёжились, стараясь стать меньше и незаметнее.
— Видел много, может в расход?
— Зачем же? В 9-ый карьер отправьте …
Монах, в окружении вооружённых людей, покинул дежурку.
Арсений, выдохнул с шумом воздух, зло уставившись на товарища.
— Слышал? Отвязывай! И про бабу не забудь … на месяц забираю!

Прокопа опять тащили, опять взвалили на телегу и долго куда-то везли. Место, куда его привезли, было на столько необычным, что от удивления, казалось даже утихла боль в поломанных рёбрах и отбитых внутренностях. Посреди леса, на высокой насыпи, были проложены рельсы, на расстоянии не менее 3-х метров друг-от-друга. На рельсах стояла конструкция с колёсами почти с человеческий рост в диаметре, тянул платформу обычный паровоз «кукушка» с неестественно расставленными в стороны осями колёс. Прокопа сдали под охрану раскосому плосколицому тунгусу, который молча (для порядка) в очередной раз врезал прикладом винтовки, в прочем — не очень сильно, по и так уже поломанным рёбрам, запихивая «лазутчика» между какими-то ящиками.
Когда Прокоп смог восстановить дыхание от острой боли в груди, платформа уже двигалась, мерно покачиваясь, в глубь материка.
Напротив него сидел тунгус, уставившись не мигающим безразличным взглядом в угол позади стоящего ящика.

Платформа несколько раз останавливалась, пятнистые вооруженные люди (Прокоп вспомнил, как называется такая одежда – камуфляж ) заглядывали в его закуток и увидев в руках охранника пропуск, молча уходили. В вечернем небе разливались, не видимые днём, всполохи северного сияния. Небо беззвучно взрывалось разрядами сине-зелёных языков пламени.
Солнце почти село, оставшись только кирпично-красной полосой заката и Прокоп не сразу заметил ЭТО. Когда же заметил – рот его, с обломками выбитых зубов, открылся сам-собой от удивления. Поредевшая тайга разом оборвалась и на сколько хватало глаз, вокруг потянулись огромные пакгаузы и ангары. Между ними сновали люди и не понятные механизмы. В распахнутых воротах одного из ангаров, виднелась часть локомотива огромных размеров. Судя по фигуркам, копошащимся вокруг него — не менее 5-и метров высоты. Чуть поодаль, в нескольких километрах, возвышались затейливые ажурные стальные башни, подсвеченные мощными дуговыми прожекторами. Свет их зарева он и принял за закатные отблески. Странная восьмиугольная конструкция, поддерживаемая огромными цеппелинами, словно тоннель со стенами из полых металлических сот, плавно опускалась за горизонт.
— Как же Машка? На привязи – подохнет-же!.. — вновь вернулась дурацкая мысль.